Новогодние и рождественские рассказы будущих русских классиков
Составители Майя Кучерская, Ирина Жукова
Редактор Татьяна Стрыгина
© ООО ТД «Никея», 2023
* * *
Рождественский снег
В этой книге с неба летят крупные, мохнатые снежинки, а жестокая вьюга, пошумев и повыв, неизменно смолкает. Ветер слабеет, стихия сворачивается в клубок, как послушный котик. Пахнет хвоей и мандаринами, все обиды оказываются прощены, душевные раны исцелены, зло рассеивается, словно дым, и жизнь жительствует. Почему? Да потому, что дело происходит под Новый год и под Рождество. В то время, когда встретиться с судьбой и получить небесные милости особенно легко. Вот отчего невероятных кульбитов, кувырков судьбы и неслучайных встреч, счастливых совпадений здесь ничуть не меньше, чем снежинок в небе.
В этот сборник вошли тексты выпускников магистерской программы НИУ ВШЭ «Литературное мастерство» и литературных мастерских Creative Writing School, школы «Бэнд» и Литературного клуба Союза российских писателей, но, несмотря на пестроту тем, разнообразие стилей и даже уровня авторов, в диапазоне от начинающих до зрелых, герои их неизменно выныривают из всех невзгод живыми и невредимыми. Так и должно быть, это требование святочного жанра. Никто не остается здесь без награды, без своего подарка под елочкой. Дальнобойщику Сереже удается раздобыть для дочки новогодний подарок, курьеру Гоше – вовремя доставить нужную деталь, кассиру – получить премию к Новому году, а сломанную машину вовремя починить, ну а единственный на этот рассказ злюка управляющий получает по заслугам (рассказ Ирины Жуковой «Затишье»). И очевидная глупость, которую совершает растяпа герой, доверившийся мошеннице, оказывается прощена, потому что не в деньгах счастье (Татьяна Кокусева. «Сигнализатор „Стриж“»). Младенец, спавший в кроватке, остается жив в обрушившемся доме (Надежда Толстоухова. «Ваня, который выжил»). Девочка, провалившаяся в колодец, выздоравливает как раз под Рождество (Анна Ханен. «Про девочку, которая выросла на границе»). Внезапная гостья спасает попавшего в беду врача (Ирина Нильсен. «Чайная коробка»). Отец возвращается в семью, это и есть его главный подарок близким, а совсем не те дорогие игрушки, которыми он пытался откупиться от сына (Елена Тулушева. «Подарок»). Вот на этом и настаивают авторы вошедших в этот сборник рождественских рассказов: счастье – нематериально, а чудо возможно. В любой семье, в любой квартире многоэтажного городского дома, больнице, школе, доме престарелых, поле, лесу.
Топливо этого чуда – прощение, милосердие, нежность. И их в этом сборнике тоже в избытке. Авторы его напоминают нам и о том, что мир любви, исполненных желаний и волшебства совсем рядом, и порталом в него может стать сновидение, заброшенная зерносушилка (Наталья Мелехина. «Волшебный сюрикэн») или даже нелепая игрушка из пластилина, сделанная «особенным» ребенком (Галина Маркус. «Синяя кнопка»). Тем не менее нащупать вход в этот мир не так просто. Но под Новый год и Рождество возможно всё.
Уже более полутора веков новогодние, рождественские или святочные рассказы, эти сказки для взрослых, собственно, для того и пишутся: чтобы напомнить читателям о достижимости радости и чуда и о коротком пути к ним. Довольно лишь проявить сочувствие к тем, кто рядом, не быть жадиной, как мистер Скрудж в «Рождественской песни в прозе» Чарльза Диккенса, положившей начало святочному жанру. Иногда для начала можно просто хорошо, профессионально исполнить свое дело (Ксения Туркова. «Клатч»). И все сдвинется с мертвой точки, пойдет, поедет, полетит.
Движение навстречу другому оборачивается движением навстречу собственному счастью. В темном зимнем небе загорается рождественская звезда, а на земле – человечность и милость.
Йана Бориз
Императорская чашка
Чашка действительно заслуживала внимания: настоящий императорский фарфор – глубокий ультрамарин с золотой короной вкруговую, а по центру медальон, где старательно растопырила хвост царь-птица. Несколько непослушных перышек не влезли в овал и кокетливо выглядывали за ободок. Красиво. Умели мастерить царские ремесленники. Блюдечко тоже сплошь из кобальтового ажура в белой каемке. Баба Вася берегла реликвию с дремучих времен. Какая-то романтичная история украшала фарфоровый шедевр: то ли кого-то из предков Государь Император наградил, то ли в приданое досталась. В общем, сызмальства Лина постановила для себя: если случится конец света, в первую очередь надо спасать чашку. Все свои двенадцать лет с маленьким хвостиком она держалась этой заповеди, не дышала лишний раз на чудо и смотрела только из-под опущенных ресниц.
И в тот злополучный раз она ничего плохого не планировала – только показать Женьке неземную красоту. Любопытная эта Женька, все время хватается за чужое, вертит так и сяк. Вот и чашку безгрешную не оставила в покое: протянула руки загребущие. Лина, конечно, отреагировала, схлынула назад всем телом, не выпуская сокровище из рук, и с размаху впечатала драгоценную жар-птицу в угол серванта. Тонкий печальный звон прозвучал вражеской канонадой. Чашка распалась на части, как спелый арбуз, ополовиненная жар-птица ехидно косила уцелевшим глазом, как будто издевалась.
– Ой! – пропищала гадина Женька. – Какая ты неосторожная!
Губам стало мокро и солоно. Сквозь пелену Лина видела, как синие осколки крупными фарфоровыми слезами стеклись в золотое решето блюдца, только затейливая тонкая ручка острым крючком оскалилась в преступной ладошке.
– Можно я теперь у тебя поживу? – спросила у Женьки, заранее зная ответ.
– Дурочка…
Лина безнадежно махнула рукой, спрятала останки былого великолепия в шкатулку, а ту – в недра дивана по соседству с полузабытыми куклами, подружками детских игр. Она молча кинула Женьке толстый красный шарф, мол, проваливай, собрала злые рыжие кудряшки под синюю шапку, влезла в куртку и потопала на Невский, в самую большую антикварную лавку. Народу там перед новогодними праздниками оказалось не продохнуть: все выбирали подарки, листали пыльные книжицы, придирчиво осматривали серебряные подсвечники, едва не пробовали на зуб. Понятно, люд отправился на охоту. Навстречу ей протопал озадаченный Дед Мороз в синем бархатном тулупе и бороде набекрень. Обмотанный мишурой посох грузно клацал по брусчатке, тоже, видать, устал творить чудеса.
Конечно, ни в первой, ни во второй, ни в пятой лавке таких чашек не нашлось. Продавцы восхищенно цокали, глядя на фотографию в телефоне, и пожимали плечами. В последней усатый толстяк за прилавком расщедрился и дал адрес коллекционера, мол, если кто и сможет подсказать, то только он, Илья Валентинович. Лина вчиталась: недалеко, на Васильевском. Слякотный день мало походил на предновогодний: под ногами серая кашица, прохожие с озабоченными лицами, спящие незаметные гирлянды. Где-то в очереди стояла баба Вася и не знала, что ее сокровище разбито.
Ба вырастила маму одна, дед где-то сгинул, или его вовсе не было. До этой страницы семейной истории Лина никогда не долистывала. Сколько она себя помнила, родители держались за бабу Васю, как за палочку-выручалочку: весь дом на ней, детеныша и накормит, и выгуляет, и уроки проверит, мама с папой могут не беспокоиться. Даже внешне Лина походила на бабушку: такие же дерзкие голубые глаза и курносый нос. Наверное, та раньше тоже была рыжей, это теперь она припушилась благообразным серебром. Все радости и горести внучка привыкла делить с ба, и надо же было ее угораздить – именно самому близкому человеку разбить сердце, то есть чашку.
В невеселых думах она нашла неприметный серый дом-буханку, в котором проживал Илья Валентинович, взбежала по широкой, пахнущей хлоркой лестнице (не могла дождаться лифта) на пятый этаж и позвонила. В карманах куртки судорожно сжались кулаки: а вдруг его дома нет? Еще раз позвонила. На глаза уже почти навернулась новая порция слез, когда за дверью послышались шаги. Хозяин отворил без спроса: дряхлый дед в шерстяной кофте и допотопных очках с толстенными линзами.