— Интересный феномен эти «Железновские», — говорит Виктор и задумчиво скребет себе подбородок, глядя в потолок: — они ж не работают нигде, а деньги откуда-то есть. Как так возможно в Стране Советов? У нас тут Цой в кочегарке работает, чтобы его тунеядцем не объявили, а «Бортпроводники» «Крыльев Советов» — фанатствуют круглый год! Вот как? Неужели им деньги платят за то, чтобы они ерундой страдали, сопровождая своих кумиров? И… дом они сняли рядом с набережной, недалеко от центра…

— Знаю! «Дворянское гнездо». — кивает Маркова: — и живут там все вместе. Соседи думают, что это съемочная группа или реставраторы.

— И… их можно понять. Обычно такие большие дома просто для проживания не снимают, да и не сдают. Это же культурный объект и историческая ценность, все дела. И, знаешь, если честно, то я бы и для них квоты выбил. Потому что в Ташкенте нам любая помощь пригодится. Выступать в гостях всегда трудно, а уж если правда все то, что про «Автомобилист» говорят, то… — Виктор качает головой.

— Ты же сказала, что мы их сильнее. Объективно. Или ты просто так девчонок поддерживаешь, чтобы не расклеились раньше времени? — поднимает брови Наташа Маркова.

— Нет, я действительно считаю, что мы лучше. Сильнее. Я видел матчи «Автомобилиста», нам с Машей прибалты в гостинице показывали… наши девчонки объективно лучше. Но ты же знаешь, как оно бывает в спорте, не всегда выигрывает лучший или сильнейший. Местное судейство, акклиматизация, мелкие и большие неурядицы, незнакомая площадка, новое место, да мало ли… я не исключаю и прямых провокаций. Так что чем больше вокруг нас своих людей — тем лучше. Свои люди создают некое пространство безопасности, понимаешь? Если кто-то захочет гнилым помидором кинуть, к примеру, то сперва ему придется столкнуться с нашими людьми.

— Жуть. — Маркова передергивает плечами: — это же спорт а не политика! И не война! Не корову проигрываем.

— Как там… война есть продолжение дипломатии, только другими средствами. Так…

— Так говорил Ленин, я уже поняла. — кивает Наташа: — так и чего? Я вношу Железновский гарем в списки? Там у нее говорят молодые красавчики — пальчики оближешь! Ты, Вить, не обижайся, но ты старый уже, а там такие мальчики-конфеточки! Уииии! — Наташа сжимает кулаки, зажмуривает глаза и быстро-быстро топочет ногами по полу. Пропищав свое «Уииии!» она наконец открывает глаза и сталкивается с немигающим взглядом Виктора.

— Ээ… кхм. — говорит она и без нужд поправляет свою юбку, расправляя ее на коленях: — так о чем это я?

— О том, что у Железновой в гареме мальчики-что-то-там-оближешь. А еще «Уиии». — вежливо напоминает ей Виктор.

— Извините. Вырвалось. — говорит Наташа Маркова: — но правда, Виктор Борисович! Почему одним все, а другим ничего? Эта Железнова мелкая еще! Ей восемнадцать в октябре будет, а у нее гарем красавчиков дома! У меня дома только старый кот! И тот кастрированный! Мне, между прочим, почти двадцать пять! У меня личная жизнь должна быть!

— Да я в общем и не возражаю. — говорит Виктор, слегка ошеломленный напором девушки: — личная жизнь так личная жизнь. Ээ… тебе совет нужен?

— Нужен. — твердо говорит Наташа: — только не от тебя. Ты меня дурному научишь, а дурное я уже умею. Мне нужно чтобы как у моей бабушки, чтобы шестьдесят три года вместе и умерли в один день. Правда с разницей в десять лет… деда инфаркт схватил, а бабушка потом другого деда нашла… но это уже совсем другая история. И бабушка говорила, что все шестьдесят три года была с ним счастлива!

— Ну так и ты говори, в чем проблема? — пожимает плечами Виктор: — Наташ, оставляй свои половые драмы за скобками, мы вылетаем послезавтра. Нам еще гостиницу оформлять.

— Физкульт-привет! — в кабинет врывается довольная Лиля Бергштейн: — Витька! А мы с Машей помирились!

— Как помирились, так и поссоритесь. — отвечает Виктор: — тебе чего нужно, стрекоза? Вещи собрала? К поездке готова?

— Я как юный пионер — всегда готова! — лихо выкидывает над головой пионерский салют Лиля: — Вить! У меня разговор есть! Вообще то личный, но Наташка пусть остается, она же не верит что у меня тайны есть, а у меня есть! Я, например у Арины Железновой в особянке была!

— Ух ты! — Наташа вскидывает голову от своих бумаг и у нее загораются глаза: — а правда что там пять горячих парней⁈

— Правда! — кивает Лиля и легко вспархивает на тренерский стол, усаживаясь на нем и закладывая ногу за ногу.

— Осторожнее, у меня тут билеты. — говорит Виктор, прижимая растопыренными пальцами бумажки на столе, чтобы не разлетелись в стороны от неосторожного Лилькиного движения.

— В общем их пять, но все разные. — говорит Лиля: — как по мне так дурость. Если ты завел гарем, то пусть они у тебя будут как гвардейцы — все на подбор! Одного роста, веса и внешности! В одинаковой черной форме и с касками на голове! И чтобы маршировали в ногу! Eins, zwei, drei! — она ловко продирижировала пальчиком в воздухе перед собой: — чтобы орднунг был! Кто там шагает правой⁈ Левой! Левой! Чтобы колоннами перед тобой ходили! Eins, zwei, drei!

— А я и забываю порой что ты у нас немецких корней дивчина… — качает головой Наташа Маркова: — но как причудливо мешается колода… в тебе же немецкого порядка на донышке, а скифской безалаберности — девяносто процентов. Ты, Бергштейн, гремучая смесь невозможных сочетаний. Ладно, выкладывай уже все как есть, Лили Марлен, какие там парни… а то у меня аж чешется узнать!

— Ты бы лучше подняла свою прекрасную попу, потому что ты прямиком на билеты села. — говорит Виктор: — нам вылетать послезавтра, а ты уселась тут.

— А… хорошо! — Лиля чуть поворачивается в сторону, перенося вес на бедро и одну ягодицу: — забирай там все! Вить, а ты на квартирник не пойдешь к Ивановым? Говорят, там какие-то модные музыканты приехали, будут.

— Мы же послезавтра вылетаем. Приедем с Ташкента — пойду по квартирникам. Пока нет. — отвечает Виктор. На квартирник его позвала мама Лермонтивича, хулиганистого мальчишки из третьей школы, Евгения. Про себя Виктор отметил, что мама Лермонтовича была вполне себе ничего, выглядела очень молодо и никак не тянула на свои годы, глядя на нее можно было решить что это студентка третьего курса. Разве что одевалась она не по-студенчески, ну так она и работала в бухгалтерии гормолзавода, все же статус нужно было демонстрировать…

Дверь распахнулась с театральным размахом, и в кабинет ворвалась Арина Железнова. Она двигалась с той особенной, почти наглой уверенностью, какая бывает у очень молодых людей, слишком рано познавших вкус славы. Платиновые волосы — результат дерзкого эксперимента с перекисью, — были собраны в высокий хвост модной резинкой с люрексом. Несколько прядей специально выпущены, чтобы обрамлять лицо с точеными скулами и пронзительными голубыми глазами, в которых читался вызов. Губы блестели ярким, малиновым блеском — несмотря на то, что тренировка только закончилась.

На ней был не стандартный спортивный комплект, а привезенная из ГДР форма «Адидас» — ярко-красная с белыми полосами, облегающая фигуру. Майка с фирменными тремя полосами на плечах, номер «7» выведен современным шрифтом. Шорты короче положенного регламентом — еще один повод для пересудов. На ногах — белоснежные чешские кроссовки «Ботас», которые в Колокамске можно было достать только по большому блату.

На левом запястье поблескивали электронные часы «Монтана» — подарок от федерации за победу на юниорском чемпионате.

— Виктор Борисович! — метнулась было она к тренерскому столу, но на полпути наткнулась на взгляд Лили Бергштейн и остановилась как вкопанная, замерла. Быстро заморгала глазами и осторожно обошла тренерский стол, зайдя со стороны противоположной той, где на краю стола сидела Лиля.

— Виктор Борисович, — повторила она на полтона ниже, косясь на сидящую с независимым видом Лилю: — вы просили зайти…

— Железнова! — кивает Виктор: — что там с твоими… ээ…

— С твоим гаремом. — услужливо подсказывает Наташа Маркова.