Впечатляет и кузница. Лёгкие и тяжёлые молоты, ковочные машины. Штампы. Небывалая производительность — три-четыре тысячи звеньев гусеницы в сутки.

Но особенно заинтересовал Духова инструментальный цех. Просторный, светлый. Здесь больше универсальных станков, а мастера — самой высокой квалификации. Могут изготовить любую специальную оснастку, самый сложный инструмент, приспособление.

Да, колосс, но… тракторный колосс. Всё рассчитано, нацелено, отлажено на массовое производство тракторов, десятков тысяч тракторов. Но не танков. Чем ближе знакомился Николай Леонидович с ЧТЗ, тем яснее становилось ему, насколько не пригоден этот гигант для выпуска КВ. Не случайно здесь смогли собрать только один экспериментальный экземпляр, да и тот низкого качества.

Для массового производства КВ было бы лучше всего поставить этот танк на главный конвейер вместо трактора. Но возможно ли это? Похожесть танка и трактора обманчива. Танк намного сложнее, детали его и агрегаты тяжелее, крупнее по габаритам. В отличном механосборочном корпусе большинство станков окажутся непригодными, их надо выбрасывать, заменять. На танк требуется в десятки раз больше стального литья причём из особых высококачественных сталей. Мощности электропечей превосходного литейного цеха для этой недостаточна. В кузнечных цехах надо заменять все штампы, ставить более мощные молоты. Тракторный дизель-мотор, который здесь изготовляют, намного проще по сравнению с мощным и очень сложным танковым двигателем В-2. А броневой корпус и башня, пушка и пулемёты? Нет, поставить на поток танк, да ещё тяжёлый — это пока, вероятно, нечто из области фантастики.

Удастся ли совместить изготовление тракторных и танковых деталей в одних цехах? Ясно — гармоничного сочетания не получится. Чтобы выпускать танки, придётся сильно потеснить тракторы. Более того, вторжение КБ дезорганизует и подорвёт тракторный поток. А мощные тракторы и арттягачи тоже нужны для фронта. В цехах висят плакаты: «Каждый дополнительный трактор — удар по врагу». Программа их выпуска увеличена. Люди работают в две смены по одиннадцать часов.

Своими сомнениями Николай Леонидович решил поделиться с Махониным. Тот сидел в своём маленьком кабинете за большим столом, колдуя над странного вида разноцветными графиками и диаграммами. Суть вопроса ухватил не сразу.

— Вы сомневаетесь в необходимости выпуска КВ на этом заводе? — с недоумением спросил он.

— Нет, не сомневаюсь. Но мне кажется, не все ясно представляют себе, что производство тракторов неизбежно уменьшится, а возможно, вообще будет сорвано. Сохранить и обеспечить тракторный конвейер не удастся.

— Об этом, Николай Леонидович, пусть болит голова у Шора, — сказал Махонин хмурясь. — Вообще тут есть кому погоревать о заводе. Многие буквально слёзы льют, что его якобы разрушают. Не разрушают, а переводят на выпуск более нужной продукции! Что сейчас важнее для фронта — танки КВ или трактора? Ответ ясен? Так в чём же дело?

— Завод был построен всего несколько лет назад. Затрачено много сил и средств. Все это помнят. И боятся неоправданной ломки, хуже того — полного разрушения отлично сделанного.

Махонин побагровел. Потом, овладев собой, спокойно положил ладонь на лежавшие перед ним листы графиков и диаграмм.

— Вот графики перестановки станков и оборудования. В каждом цехе выделяется особый участок по изготовлению танковых деталей. Интересы тракторного производства максимально учтены, хотя я лично уверен, что его придётся прекратить. И чем скорее, тем лучше. В первую очередь — танки, и только танки. Немцы под Киевом и Ленинградом — это же надо понимать!

Он сжал кулаки, словно собираясь грохнуть ими по столу, но, сдержавшись, негромко сообщил:

— Завтра я еду в Свердловск, на Уралмаш, по поводу корпусов и башен для КВ. Не могли бы вы, Николай Леонидович, поехать со мной? У них там, кажется какие-то технические трудности. Возможно, потребуется ваша помощь. Всего на день-два…

— С удовольствием, Сергей Нестерович, — поспешно сказал Духов. — Готов хоть сейчас.

— Завтра в семь утра я за вами заеду.

«Хорошо, что на свете есть такие, как Махонин, — подумал Николай Леонидович. — Антиподы Гамлетов с их вечными сомнениями и колебаниями».

Дела на Уралмаше оказались хуже, чем можно было предположить. Ещё 29 июня 1941 года завод получил распоряжение организовать выпуск корпусов и башен для КВ. Но натолкнулся на непреодолимые, казалось бы, трудности. Броневого производства знаменитый гигант не имел. Специалисты подсчитали, что для обработки броневых листов корпуса потребуется не менее семисот станков — их на заводе не имелось. Технология литья танковых башен здесь была не известна, сварка броневых листов не освоена.

Чтобы помочь заводу, Николай Леонидович предложил упростить некоторые стыковочные соединения броневых листов корпуса, о чём он думал ещё в Ленинграде! Придётся, конечно, провести соответствующие огневые испытания, но он был уверен, что прочность корпуса не уменьшится. Посоветовал освоить механическую формовку для литья танковых башен. Однако руководители технологических служб в один голос ссылались на объективные трудности — нехватку оборудования, которое неизвестно когда поступит и поступит ли вообще, отсутствие специалистов.

— На что же вы рассчитываете? — хмуро спросил Махонин директора завода. — Или, может быть, запамятовали, что в августе должны начать поставку в Челябинск корпусов и башен?

— Это я помню не хуже вас. Но у меня десятки других заданий, не менее важных.

— Значит, вы надеетесь, что ГКО не взыщет с вас за срыв выпуска танков?

— Я надеюсь, что в ГКО поймут, что мы делаем всё возможное в сложившихся условиях.

— Нам придётся обратиться в обком.

— Обком полностью в курсе дела.

В обкоме Махонину и Духову пришлось долго сидеть в приёмной — первый секретарь был занят, не принимал.

Пошли в промышленный отдел, но заведующего вызвали к первому секретарю. Потом началось заседание бюро. Ждать его окончания было бессмысленно.

— Похоже, что здесь действительно в курсе дела, — проворчал Махонин. — А мы с вами — докучливые и нежелательные просители.

— Давайте напишем жалобу, — предложил Духов. — Официально запишем наше требование в книгу жалоб обкома.

Махонин слегка поморщился, но Николай Леонидович (от его мягкой улыбки и приветливости ничего не осталось) потребовал книгу жалоб и своим мелким, но чётким почерком изложил претензии к смежникам. Прямо указал, что на Уралмаше тянут с налаживанием броневого производства, ссылки на объективные причины в ряде случаев не основательны: для расточных работ, например, можно приспособить фрезерные станки, зуборезные станки использовать как карусельные. Освоение литья башен надо начинать с азов, а не ждать готовых специалистов, которых нигде нет. Осваивать на месте, самостоятельно. В полной мере это относится и к сварке броневых листов корпуса…

Махонин внимательно прочитал текст и, ставя свою подпись, сказал:

— Давайте мне копию, Николай Леонидович, пошлём её в наркомат Малышеву.

— Может быть, подождём? Посмотрим, как прореагирует обком…

— Хватит, ждали, — жёстко ответил Махонин. — Немцы к Нарве и Луге вышли. Эшелон с Ижорского завода теперь не придёт.

Да, надежды на получение броневых корпусов и башен для КВ с Ижорского завода не было. Оставался, кроме Уралмаша, единственный источник — в Челябинск стали поступать с фронта повреждённые в боях танки. На них больно было смотреть: все не с одной, а с многими ранами, искорёженные взрывом или обгоревшие в пламени пожара. В сборочном цехе, очищая машину, мойщики не раз обнаруживали на броне запёкшуюся кровь…

Через несколько дней Махонин, пригласив Николая Леонидовича к себе в кабинет, показал ему копню правительственной телеграммы, адресованной в Свердловск руководителям обкома и Уралмаша. В пей предлагалось безусловно обеспечить поставку корпусов и башен для танков КВ в установленные сроки и лаконично сообщалось, что в противном случае «вынуждены будем рассматривать ваши действия как действия врагов народа». Под текстом стояла подпись человека, который слов на ветер не бросал.