Как-то услышал от общих знакомых, что Тася с мужем уехали в Москву — он поступил учиться в военную академию. Потом дошёл слух, что Тася с мужем где-то в Забайкалье — его распределили туда после академии.

Прощаясь с Зинушей, решил обязательно разыскать и навестить в Москве старых знакомых.

В командировку Духов смог поехать только в конце апреля, когда были закончены в основном рабочие чертежи и в цехах началось изготовление деталей КВ. Сс временем стало посвободнее. А главное — нельзя уже было откладывать решение вопроса о двигателе для танка.

Весна выдалась поздняя, в Ленинграде шли дожди со снегом. Нева ещё лежала подо льдом. В Москве повеселее: небо с просинью, снега почти нет, повсюду лужи, сверкающие на солнце. Но деревья пока голые, только на тополях набухли почки и показались кое-где зелёные клювики листьев.

Поезд из Ленинграда пришёл утром, а харьковский отправлялся с Курского вокзала поздно вечером. Сдав вещи в камеру хранения, Духов налегке отправился в Лефортово по адресу, который дала ему Зинуша. Искал долго не пришлось — дом оказался по соседству со знаменитым Екатерининским дворцом, в котором размещалась мотомехакадемия.

Да, воспитание — важная вещь… Воспитанность проявляется всегда, но особенно в таких вот ситуациях: свалился как снег на голову нежданный гость, много лет не дававший о себе знать, явился без предупреждения и, конечно, не ко времени. А на лице Анны Александровны — любезная улыбка, пригласила пройти, раздеться, ждёт. Ни возгласов удивления, ни суеты, ни нелепых вопросов. А через несколько минут Духов уже сидел в уютной кухне, рассказывая о своих делах, а Анна Александровна потчевала его чаем с вишнёвым вареньем и внимательно слушала.

О рукописях покойного мужа Анна Александровна не сказала ничего утешительного: все бумаги профессора опечатала и увезла какая-то комиссия, как говорили — в архив.

Заметно было, что бывшая фрейлина претерпела ещё одну, вероятно, последнюю в своей жизни трансформацию — в заботливую бабушку. Кажется, кроме внуков, её ничто уже всерьёз не занимало. Белокурая Аня со своими пепельными кудрями, белоснежным воротничком и манерной походкой неуловимо напоминала маленькую фрейлину, а в нелюдимом мальчике, смотревшем исподлобья, явно проглядывала отцовская порода. Духову захотелось уйти, но показалось неудобным это сделать, не повидав Тасю. Анна Александровна удерживать не станет, но в душе осудит, конечно, за такой невежливый поступок.

Тася пришла к обеду и тоже не удивилась нежданному гостю — не выказала ни радости, ни огорчения. Она сильно изменилась, но к лучшему. Хотя и располнела, но стала более женственной и красивой. Зрелая, со вкусом одетая приятная во всех отношениях дама. Не верилось даже, что это она когда-то щеголяла в кирзовых сапогах и красной косынке.

Но ещё больше поразил Духова муж Таси, полковник Якубов. Высокий, статный военный в танкистской форме. Под тужуркой — белоснежная рубашка, свежий галстук. Пушистые буденовские усы. В петлицах тесно от рубиновых «шпал», на рукавах — золотые шевроны, на груди — орден. У военных так — сразу видно, если человек многого достиг, продвинулся. А у гражданских? Он, Духов, уже несколько лет инженер, руководит группой, ведущий конструктор проекта… А по виду — такой же, как был, только лысеть начал…

Духова Якубов не узнал. А когда Тася, улыбаясь напомнила, молча подал руку и даже, кажется, слегка нахмурился. Николай Леонидович поспешил сказать, что они в некотором роде коллеги, он тоже считает себя танкистом. По работе имеет некоторое отношение к этой могучей технике.

— Вы работаете у Барыкова? Или у Котина? — сухо спросил Якубов.

— Собственно говоря… А вы знаете Котина?

— Передавайте ему привет от Якубова. Да скажите, что его СМК недалеко ушёл от Т-35. Однобашенный вариант лучше, но тоже, в сущности, не то, что требуете в современных условиях.

— Не то, что требуется? — удивился Духов. — По-вашему, что же — Красной Армии не нужен танк прорыва.

Духова и в самом деле заинтересовало мнение полковника Якубова. Всё-таки преподаватель академии. Представитель науки. Хорошо осведомлён и, кажется склонен высказываться откровенно, без дипломатии.

— Для прорыва обороны противника нужна самоходная артиллерия крупных калибров, а не танки. Танки необходимы для самостоятельных высокоманёвренных действий в глубине обороны противника. В современной войне танковые соединения должны вводиться в подготовленный прорыв. Вырвавшись на оперативный простор, они будут неудержимо двигаться вперёд, открывая путь следующей за ними пехоте.

— Нечто подобное утверждает немецкий теоретик Гудериан, — улыбаясь сказал Духов. — Вы с ним согласны?

— Я согласен не с Гудерианом, а с полковником Триандафилловым, который раньше и солиднее разработал теорию глубокой операции, которую Гудериан у него позаимствовал. Танки должны действовать в составе крупных танковых соединений при поддержке авиации и воздушно-десантных войск, проникать в глубину обороны противника, расчленять его, окружать, рассеивать. Для этого нужны не ваши тихоходные многобашенные мастодонты, а высокоманёвренные, лёгкие, скоростные машины.

— Типа БТ?

— Совершенно верно, — твёрдо сказал Якубов. — БТ-7 — самая подходящая машина для подвижных соединений в современной манёвренной войне. Надо несколько усилить её броню, повысить надёжность, манёвренность.

— А тяжёлые танки побоку?

— Ну, какое-то небольшое количество, может быть, и нужно иметь. Для каких-то особых условий, как говорится, на всякий случай.

— Ну спасибо и на этом! — засмеялся Духов. — А то хотели меня совсем без хлеба оставить!

Спорить, конечно, бесполезно. Это ведь только говорится, что в споре рождается истина. Во-первых, не в каждом споре. Во-вторых, не с таким твёрдым мужиком как Якубов, который, раз уверовав в какую-то теорию, будет держаться за неё крепко. Такие мнений своих не меняют. Поэтому истина в споре с ними может и не родиться, а вот крупное недоразумение, взаимная неприязнь… и даже озлобление — это сколько угодно. От чего избави нас, боже!

В харьковской гостинице на барьере, отгораживающем от вестибюля стол администратора, стояла табличка: «Мест нет». Пришлось объясняться, как водится, с администратором, потом с директором. Неизвестно, что больше помогло — красноречие, штамп известного на всю страну Кировского завода в командировочном удостоверении или то, что в графе «цель командировки» было туманно, но удачно написано: «Спецзадание». Главное, Духова в конце концов разместили с прямо-таки пугающей роскошью — в просторном, устланном коврами номере со старинной люстрой и лепным карнизом, на котором кое-где блестели ещё остатки позолоты. Правда, из «удобств» был только умывальник, прикреплённый к стене у двери, всё остальное — в общем коридоре.

Умывшись и переодевшись, Духов, очень довольный и в приподнятом настроении, пошёл прогуляться по городу, в котором не был десять лет. День угасал, но солнце ещё властвовало на небе, обдавая землю животворным по весне теплом. Вот куда уже пришла настоящая весна. Свежо зеленели тополя, цвела сирень. Женщины, особенно те, что помоложе, щеголяли в туфельках и белых шляпках и выглядели гораздо привлекательнее москвичек и ленинградок, ещё не снявших пальто и шапки. Впрочем, чернобровые южанки вообще, кажется, сильно выигрывают в сравнении с бледными северянками. Влияние благословенного юга…

Город мало изменился, разве что обветшал немного — пооблупились стены домов, давно не крашены заборы. Но весенняя буйная зелень всё скрашивает. А вот и знаменитый ресторан «Бристоль». Когда-то рабфаковец Духов, проходя мимо этого фешенебельного ресторана, сжимал кулаки. За стёклами его огромных зеркальных окон сверкали хрусталём люстры, гремела весёлая танцевальная музыка. В те годы в «Бристоле» собирались, прокучивая неправедные барыши, нэпманы. Что греха таить — рабфаковец Духов, несмотря на всю ненависть к нэпманам, не отказался бы хоть на минут заглянуть в «Бристоль», увидеть своими глазами роскошь, в которой купались богачи. Но у массивной, всегда закрытой двери безотлучно стоял на страже осанистый старик в форме с золотыми галунами, хорошо знавший, кого можно пропустить…