— Они тоже будут делать трёхбашенный танк?

— Конечно.

— Тогда это вдвойне бессмысленно! — возбуждённо воскликнул Духов. — Зачем проектировать две одинаковые машины? Что за расточительство! Пусть они делают трёхбашенный танк, а мы разработаем наш вариант однобашенного. И посмотрим, какой из них окажется лучше на испытаниях. Вот это было бы разумное решение! — Духов вскочил со своего места, взволнованно зашагал по кабинету. — Мы должны написать в Москву, в ЦК, Сталину!

— Не горячитесь, Николай Леонидович, — спокойно сказал Котин. — Вопрос решён не без его ведома. Правительственное задание — не шутка, оно должно быть выполнено точно и в срок. Группа Еремеева уже приступила к работе. Что касается вас… Вы успокойтесь, сядьте.

Дождавшись, когда Духов снова уселся в кресло и даже сложил на коленях руки, Котин твёрдо, как нечто давно продуманное и окончательно решённое, сказал:

— Ваша группа будет по-прежнему заниматься модернизацией среднего танка Т-28. К концу года эта работа должна быть полностью завершена. Вы же лично, Николай Леонидович, можете продолжить проработку варианта однобашенного танка. Работа интересная, творческая. Я по-прежнему считаю этот вариант весьма перспективным, но… вы понимаете…

— Теперь, когда получено официальное задание, эта работа потеряла смысл.

— Я так не думаю. И вы зря падаете духом… Духов, не падайте духом! — сказал Котин с неожиданно светлой улыбкой на своём красивом бесстрастном лице.

«Хорошо тебе улыбаться, — расстроенно думал Духов, покидая кабинет начальника СКБ-2. — Ты всё великолепно организовал. Есть основной вариант, есть и запасный. А мне придётся работать на корзину, псу под хвост…»

От послеотпускного приподнятого настроения ничего не осталось. Новости для него лично оказались крайне неприятными. Всё КБ будет выполнять правительственное задание, Еремеев — руководитель проекта, а он, Духов, со своим однобашенным вариантом — в ауте. И это при том, что однобашенный танк с непробиваемой бронёй, мощный, манёвренный, — это же чудо-машина… Такой не было и нет нигде в мире. Только таким и должен быть настоящий танк прорыва. Зачем же проектировать пятидесятипятитонный мастодонт с тремя башнями? Тут что-то не так. Дело не в количестве пушек. Явный перекос в сторону гигантомании… Инерции мышления, недомыслие, наконец, Это надо доказать пока не поздно. Впрочем, кажется, уже поздно. Задание подписано и выдано. Да и кому доказывать? Котину? Он и без того всё прекрасно понимает…

Открыв дверь в свою рабочую комнату, добрую по ловину которой занимал высокий кульман, Духов увидел, что у его стола сидит Еремеев. Поверх обмундирования — синий довольно потёртый халат, лицо озабоченное, хмурое.

— Поздравляю! — с порога громко сказал Духов. — Новость действительно колоссальная. Полностью проинформирован и, признаться, ошеломлён. Всем вроде бы нравился однобашенный вариант, а теперь… Чудо техники — слон с тремя хоботами! Танк прорыва чего угодно — только не обороны противника!

— Ты преувеличиваешь, — морщась, как от зубной боли, возразил Еремеев. — У тяжёлого танка, который сейчас на вооружении, — пять башен, экипаж одиннадцать человек, а броня — всего тридцать миллиметров. Наш СМК будет трёхбашенный, броня у него противоснарядная, да и скорость до тридцати пяти километров в час. Прогресс немалый.

— Ты сказал СМК. Что это значит?

— Название нового танка. СМК — Сергей Миронович Киров.

— Вот оно что! А кто дал такое название? Впрочем, можешь не говорить, знаю.

— Конечно, знаешь. Дело не в названии, хотя и оно иногда имеет значение. А я к тебе, Николай, с предложением.

— Бортовую передачу тебе сделать?

— Угадал. Но не только. По подвеске у меня тоже пока никого нет. Словом, входи в дело, а славой сочтёмся. Я и Котина об этом просил, но он как-то кисло к этому отнёсся. Не поймёшь его…

— Он приказал мне продолжать работу над однобашенным вариантом.

Еремеев даже присвистнул от удивления. Пожал плечами.

— Пути начальства неисповедимы.

— Удивлён?

— Не то слово. С правительственным заданием шутки плохи. Тут хитрить нечего, все силы в бой. Иначе….

Духов подумал, что, в сущности, Афанасий не играл и не играет в этой истории никакой активной роли. Винить его в неких происках нет никаких оснований. Просто силой обстоятельств он попал в двусмысленное положение и, вероятно, сам не рад этому.

— Не удивляйся, Афоня, — уже совсем дружески улыбаясь, сказал Духов приятелю. — И тебе мой дружеский совет — держись шефа. Наш шеф — блестящий организатор, а это редкий и очень полезный дар!

Духова многие считали завзятым прагматиком, холодным реалистом. Но как тогда объяснить, что он, зная, что два конструкторских коллектива — СКБ-2 и Опытного завода имени Кирова — официально (то есть имея финансирование и материальное обеспечение) приступили к разработке нового тяжёлого танка по заданию Автобронетанкового управления Красной Армии, как ни в чём не бывало, продолжал заниматься проектом однобашенного тяжёлого танка, проектом, который — это подсказывал здравый смысл! — не имел шансов на воплощение в жизнь. Что им руководило: фантазёрство, одержимость своей идеей или вера в чудо? Нет, конечно. Просто наряду с реалистом в нём уживался романтик и даже мечтатель.

Все основные элементы конструкции будущего танка Николай Леонидович к этому времени уже обдумал. За исключением одного — подвески. Подрессорить многотонную стальную громадину — задача, конечно, не из лёгких. Первые английские танки вообще не имели рессор, экипаж при движении испытывал сильнейшую тряску. Потом стали устанавливать стальные листовые рессоры или пружины по типу автомобильных. На лёгких танках они работали терпимо, на средних — хуже, а на тяжёлых — совсем плохо. Подвеска получалась слишком громоздкой, ненадёжной, уязвимой от боевых повреждений. Приходилось защищать её массивными фальшбортами, утяжелявшими машину…

Выход был в том, чтобы найти принципиально новое решение. Размышляя над этим, Николай Леонидович вспомнил об одном давнем предложении чудаковатого инженера Вейца. Этот Вейц предлагал вместо листовых рессор и пружин применить в подвеске стальные стержни, работающие на кручение (их называли торсионами). Идея многим показалась тогда не просто не осуществимой, а нелепой: стержни при скручивании, конечно же будут разрушаться, ибо не имеют и не могут иметь необходимых упругих свойств. Нигде в мире торсионы в подвеске не применялись, тем более на тяжелых танках.

Заинтересоваться такой идеей вроде бы опять-таки явно противоречило здравому смыслу. А Николай Леонидович ухватился за неё, решил обсудить её с самим автором. Ведь в последние годы появились стали с хорошими упругими свойствами. А вдруг? Выигрыш же от применения торсионов несомненен — подвеска по конструкции может быть гениально простой.

…Встретились они в столовой, во время обеденного перерыва. Вейц, немолодой уже, лысоватый человек, с короткой шеей, толстым носом и выпуклыми близорукими глазами, одиноко сидел за столиком, вяло ковыряя вилкой гуляш с макаронами.

— Привет изобретателю, — улыбаясь, сказал Духов, подходя к нему. — Приятного аппетита. Не возражаете, если я составлю вам компанию?

Вейц молча кивнул. Дождавшись, когда Духов расположился за столом, он ворчливо сказал:

— Почему вы назвали меня изобретателем? Вам захотелось посмеяться над старым Вейцем?

— Упаси бог. Просто я занимаюсь сейчас подвеской для одного стального мастодонта. Ваши торсионы меня заинтересовали. Подвеска с ними может оказаться компактной, лёгкой, неуязвимой…

— Не распространяйтесь о преимуществах торсионов, — жестом остановил его Вейц. — Монах знает, что у него под сутаной. Что вы предлагаете?

— Изготовить торсионы и испытать их пока на нашем среднем танке Т-28. Можно несколько вариантов.

— Кто будет изготавливать торсионы?

— По нашему заказу станко-инструментальный цех.