— Это будет ласточка в наших танковых войсках.

Ласточка! Название и в самом деле чем-то подходило к машине, коротко и образно выражало возникавшее к ней тёплое отношение. Ласточка — вестник весны, поры расцвета…

После успешного показа в Кремле танки были отправлены для дальнейших испытаний на полигон. Обстрел корпуса снарядами сорокапятимиллиметровой противотанковой пушки показал, что Т-34 стоит на грани непоражаемого танка. Михаил Ильич, несмотря на тяжёлую простуду, был оживлён и весел. Когда полковник, руководивший обстрелом, чертил мелком на броне треугольник, подзуживал: «Не попадёт, промажет». Однако лейтенант, стрелявший из танковой пушки, хорошо знал своё дело: снаряд ложился точно в центр треугольника. Но… или рикошетил от наклонной плиты, или застревал в броне. Ни одной сквозной пробоины! Только одна болванка попала в щель между корпусом и башней и заклинила её. Михаил Ильич сделал очередную пометку в блокноте.

После испытаний заместитель наркома уговаривал его возвращаться на завод не с танками, а поездом.

— Теперь уже всё ясно, — говорил он. — Через неделю-другую состоится решение правительства. Танк будет принят в серийное производство. А тебе надо лечиться.

— Сейчас не до этого. Оказать тебе, какая у меня появилась идея? Так и быть, слушай: двигатель расположить не вдоль оси, а поперёк танка. Это позволит укоротить машину, при том же весе — усилить её броню. Я уже подсчитал — всё получается, лобовая броня может быть почти сто миллиметров!

— Это дело будущего, а сейчас тебе надо в больницу…

— Не могу, не имею привычки бросать товарищей на полдороге.

— Так что — тебя приказом обязать? Или и приказу не подчинишься?

— Не подчинюсь, — засмеялся Михаил Ильич.

И снова снежная дорога в холодней, тряском танке. Снова главный конструктор у приборов, за рычагами машины, наблюдает, делает заметки. А он был уже очень и очень болен…

Тех, кто встречал испытателей, поразил вид Михаила Ильича — лицо красное, словно горит, серые крупные глаза лихорадочно блестят, он часто надрывно кашляет…

Но силы ещё были. Он поехал не домой, а на завод и целиком отдался работе.

В начале мая на завод прибыл необычный объект — купленный у Германии основной танк вермахта Т-III. Трудно сказать, чем руководствовался Гитлер, разрешая эту продажу. То ли двигало им изощрённое коварство — продемонстрировать несуществующее доверие к пакту о ненападении, хотя по его указанию в тиши кабинетов генштаба уже разрабатывался разбойничий план «Барбаросса», — то ли чванливая и наглая уверенность, что такой танк, как немецкий Т-III, русские сделать не в состоянии, даже имея образец. Уж во всяком случае, не успеют в тот срок, который ещё оставался до задуманного им вероломного нападения.

Т-III подали на завод ночью на отдельной железнодорожной платформе и после разгрузки установили в особом боксе, доступ в который был строго ограничен.

Конструкторы спецгруппы осматривали Т-III все вместе. Вскоре выяснилось, что смотреть, собственно, нечего. Аршинов, увидев корпус, пожал плечами — до наклона броневых листов немецкие конструкторы не додумались. Основной лобовой лист поставлен вертикально, подбашенная коробка — прямоугольной формы!

После огневых испытаний, проведённых в Малиновке, Аршинов чувствовал себя как маэстро, сотворивший гениальную симфонию. Не всё простое гениально, но всё гениальное — просто. Если броневой лист расположить наклонно, под углом шестьдесят градусов к горизонтали, то его противоснарядная стойкость при обстреле возрастёт вдвое. Говоря конкретно, наклонный лист толщиной сорок пять миллиметров становится равноценным стомиллиметровой плите, поставленной вертикально! Нечего и говорить, что лобовой лист корпуса тридцатьчетвёрки был установлен с наклоним именно в шестьдесят градусов! Увидев, что немецкие конструкторы сделали корпус своего Т-III по старинке, Аршинов испытал к ним в душе что-то вроде презрения. Он повернулся и вышел из бокса.

И у других конструкторов по мере осмотра понятное любопытство сменялось разочарованием и даже недоумением. Михаил Ильич попросил быть как можно внимательнее — может быть, какие-то детали всё-таки представляют интерес. Сам он, несмотря на не оставляющее его плохое самочувствие, влез в танк, сел на место механика-водителя. Вместе с Метелиным они осмотрели трансмиссию. Компоновка принципиально иная — коробка передач и бортовые фрикционы — впереди, перед механиком-водителем, ведущие колёса — передние. А двигатель — в корме танка, от него к трансмиссии по днищу машины в особом кожухе идёт карданный вал. Всё по схеме автомобиля, только наоборот. На Т-34 и двигатель и трансмиссия — в корме танка, ведущие колёса — задние. Конечно, это рациональнее — основные агрегаты расположены компактно, нет слабого звена — длинного карданного вала. Да и ведущие колёса сзади менее уязвимы от боевых повреждений.

Но главное, конечно, не в этом. Броня у Т-III — тридцать миллиметров, а пушка — калибром тридцать семь миллиметров. Такая пушка безопасна для брони Т-34 при стрельбе со всех дистанций. А семидесятишестимиллиметровое орудие тридцатьчетвёрки способно в любом месте пробить броню немецкого танка даже с предельной дистанции прицельного огня.

Решающее превосходство! А вот скорость у танков на удивление совпала — до пятидесяти пяти километров в час. Но гусеницы у немецкого танка узкие, мощность двигателя невелика, в сущности, он сможет двигаться лишь по хорошим дорогам. А тридцатьчетвёрка с её широкими гусеницами и мощным В-2 — вездеход, её не остановят ни распутица, ни снежные заносы…

Полное превосходство по всем основным показателям! А ведь его могло бы и не быть. А-20 — не лучше Т-III, даже слабее (броня всего двадцать миллиметров). Даже Т-32 не имел ещё решающего преимущества. Михаил Ильич невольно подумал о том, как он чувствовал бы себя сейчас, если б остановился на А-20. Не лучше Болховитина. Значит, правильно, что он вступил в борьбу за Т-34, оправдано его неуклонное стремление вперёд. Логика тут простая. Никто точно не скажет, что потребует от нас будущая война. Значит, надо иметь задел перспективных конструкций, и не только по танкам. Противник будет усиливать вооружение, стремясь достичь превосходства, а у нас на это — уже готовый ответ. Работать — с дальним прицелом, с опережением времени. Не останавливаться ни на шаг, сразу же приступить к проектированию нового танка с ещё более мощной бронёй и вооружением, Конструктор, как хороший шахматист, должен рассчитывать на несколько ходов вперёд…

Метелин озабоченно изучал рычаг кулисы, его заинтересовала блокировка включения передач.

— Ну как, Саша, что скажешь об этой машине? — спросил Михаил Ильич.

— Неплохо, по-немецки аккуратно сделано, — хмуро отозвался Метелин. — Да и вообще… Если б не Т-34… Наши Т-26 и БТ…

— И А-20 тоже. Хороши бы мы были, если б возились сейчас с А-20, как кое-кто требовал. И не было бы у вас за плечами тридцатьчетвёрки. Я бы никогда себе этого не простил.

— Теперь никто не вякнет против Т-34.

— Да, теперь пусть у немцев голова болит. И вот что любопытно, Они сделали скоростной танк, рассчитанный на хорошие европейские дороги. Бронирование противоосколочное, вооружение — скорострельная пушка и три пулемёта, способные на близкой дистанции создать ошеломляющий огонь. Расчёт — ошеломить, деморализовать, рассеять противника. В Европе это, может быть, и пройдёт, А у нас — нет, в наших условиях такой танк застрянет в снегах и болотах. Не говоря уже о том, что ему придётся иметь дело с тридцатьчетвёркой и КВ.

— Возможно, у них есть и другие образцы, поновее. А этот подсунули нам как подсадную утку. Пусть, мол, успокоятся,

— Не исключено и это. Борьба есть борьба. А значит, уже сейчас мы должны думать о новой машине, которая последует за Т-34.

— Вам надо отдохнуть и подлечиться, Михаил Ильич. Кашляете вы нехорошо.

— Пройдёт… — Кошкин махнул рукой и нарочито бодрым тоном сказал: — Ну, я, пожалуй, пойду. А ты, Саша, если хочешь, покопайся тут ещё, поищи в этом дерьме жемчужные зёрна.