В тамбуре кроме меня курили еще два человека. У обоих в руках были бутылки с пивом. Один рассказывал другому какую-то историю. Я прикурил от зажигалки и отвернулся от них к окну.

За мутным поцарапанным стеклом мелькали деревья и телеграфные столбы. Проносились маленькие спящие деревушки. Блестели темной водой ручьи и канавы, разбухшие от паводка. Я снова порадовался, что на улице весна. Время пробуждения. Время освобождения от оков холода и ледяной корки всепоглощающей тоски.

Поезд летел вдаль, сминая пространство; летело время, убивая секунды, минуты, часы. Мертвые, они падали в темноту за стеклом и там находили покой. Я мчался дальше…

— …Ладно, я пошел.

— Ну, бывай, — услышал я за спиной, затем хлопнула дверь вагона.

Я обернулся. Один из двух собеседников ушел в вагон, видимо, спать, другой курил теперь в одиночестве, по-прежнему сжимая бутылку пива в руке. Заметив, что я обернулся, он выдохнул дым и сказал:

— Хорошая сегодня ночь, не правда ли?

Я пожал плечами. Ночь действительно была хороша. Особенно, если ты ехал из обыденности в неизвестность.

— В Москву? — задал он следующий вопрос.

— Да, — коротко ответил я.

— Понятно. И чего вы все там забыли?..

Вопрос этот, как я понял, предназначался не мне конкретно, а был обращен неограниченному кругу неизвестных оппонентов, поэтому я пропустил его мимо ушей. Мало ли кто и зачем ехал?..

— У меня лично там друзья, — ответил я. — Повидаться еду. Сам разве не туда путь держишь?

— Не-а. Сам я держу путь в славный город Тверь, все мои друзья там.

— Ясно. Не нравится Москва?

— А чего в ней может нравиться? Не то Вавилон, не то Содом… Бездушный город.

— А Питер?

— И Питер по-своему тоже. Но в Питере все немного по-другому.

— А по-моему, везде все одно. Замкнутый круг.

— Это да.

Я затянулся напоследок и выкинул окурок в пепельницу, закрепленную на двери вагона.

— Меня Ильей зовут, — представился мой собеседник и протянул руку.

Я ответил рукопожатием и назвал свое имя.

— Будем знакомы, — произнес Илья, — пива хочешь?

— Не откажусь.

— Тогда я сейчас, — и он исчез в вагоне, предварительно отправив щелчком окурок в пепельницу.

Я снова повернулся к окну, мы проезжали какой-то поселок, в темноте слабо мерцали фонари, освещая контуры домов и сараев. На разбитой дороге блестели лужи, отражая огни проходящего поезда.

Хлопнула дверь за спиной, вернулся мой новый знакомый Илья. Я проводил взглядом исчезающий во тьме поселок, который мы только что проскочили, и повернулся к окну спиной.

— На, держи, — Илья протянул мне бутылку пива.

— Благодарю.

— Не за что. У меня еще много, — он улыбнулся.

— Основательно собрался…

— Не то слово. Сам не понимаю, зачем столько взял. Словно околдовали меня… Да в натуре околдовали! Я в эти магазины когда захожу, всегда кучу всего ненужного покупаю. Лучше б их вообще не было, этих магазинов, а то после них — лишь ветер по карманам…

— Ага.

— Ты кем работаешь?

— Менеджером по продажам. Так что понимаю, о чем ты, — я открыл подаренную бутылку пива зажигалкой.

— Понятно. Да, уж кому я тут буду про эту кухню рассказывать…

— Еще бы.

Илья достал сигарету.

— А я музыкант, — он повертел сигарету в руках, не торопясь прикуривать.

— Нормально. На чем играешь?

— На всем. Духовые, ударные, гитара…

— Неплохо!.. — я улыбнулся и глотнул пива.

— Давай сыграю.

— На чем?

— Сейчас увидишь.

Илья убрал сигарету за ухо, порылся в карманах своей куртки и извлек на свет губную гармонику в деревянном футляре. Открыл футляр. Гармоника была длинная с двумя рядами духовых отверстий. Ее полированные поверхности приятно блестели в свете тамбурного светильника.

— Вдарим по блюзу? — спросил меня Илья и, не дожидаясь ответа, заиграл.

Тамбур заполнила тягучая мелодия далекой незнакомой страны, оживляя в сознании картины тростниковых зарослей по берегам большой реки, несущей свои воды с севера на юг. Это была музыка негров с плантаций и одиноких странников, путешествующих по стране в вагонах товарных поездов. И вместе с тем это была музыка родной мерзлоты, ссутулившихся в темноте деревень, прячущихся в перелесках погостов, музыка ветра и талой воды. Завороженно я слушал эту фантасмагорическую мелодию, дышавшую иной жизнью, ловил ноздрями запах угля, которым пропах вагон и который неизменно ассоциировался с железной дорогой. Я был другим, человеком за пределами круга, по которому привык бегать изо дня в день, словно белка в колесе, и эта мелодия тоже была другой, из-за пределов круга, незнакомой и волнующей.

Илья играл, и время переставало существовать. Пространство сминалось и казалось миниатюрным, хилым и беспомощным под напором звука, льющегося из губной гармоники. Губная гармоника была медиатором, проводником в мир иных чувств и ощущений, она открывала такие бесконечные дали, которые невозможно было даже представить.

Когда Илья закончил играть, воздух вагона еще пульсировал отзвуками мелодии, резонировал томными нотами других миров. Этот блюз был прекрасен.

— Как тебе? — спросил он меня, убирая гармонику в карман и доставая сигарету из-за уха.

— Я потрясен.

— Серьезно?

— Абсолютно. Это было великолепно!

— Рад, что тебе понравилось. Это один из моих любимых блюзов.

— Давай за тебя тогда, — я протянул свою бутылку к его, чтобы чокнуться.

— За блюз.

— И за блюз, — мы стукнулись бутылками, потом сделали по глотку.

Илья закурил. Я глянул на часы: время давно перевалило за полночь, близился час ночи.

— Сам учился играть? — спросил я Илью.

— И сам, и с репетиторами, — Илья затянулся. — Я ж консерваторию закончил. У меня оба родителя — музыканты, так что это семейное. Отец на виолончели играет, а мама на флейте.

— Тогда понятно.

— Ага. К блюзу отец приучил, с детства мне пластинки ставил, он в советское время их нелегально у фарцовщиков покупал.

— С младых ногтей, в общем, в блюзе…

— С них, именно.

Мы помолчали. Илья курил, я пил пиво. Несмотря на то, что за окном уже давно была ночь, спать не хотелось. Хотелось вот так просто стоять в тамбуре, пить пиво, курить сигареты и общаться.

На улице просвистел мимо встречный поезд, мы обернулись к окну. За стеклом мелькнули смазанные контуры спальных вагонов с приглушенным светом.

— Кто-то Питер покинул, а кто-то туда только едет, — задумчиво произнес Илья.

— Да.

— У тебя пиво не кончилось еще? — Илья посмотрел на мою бутылку.

— Почти.

— Вот и у меня. Пойду еще принесу из своего запаса.

— Смотри сам, как знаешь.

— Я-то знаю.

Он вновь исчез в вагоне, а я пошел в туалет. В этот поздний час туалет был свободен, желающих его посетить не наблюдалось. Я справил нужду и промокнул лицо водой из-под крана. Вытер руки носовым платком.

Вернулся в тамбур, Илья стоял у окна и снова курил. На полу рядом с ним стояло шесть бутылок пива. Видимо, те самые запасы, о которых говорил мой новый знакомый.

— Не много ли на двоих будет? — спросил я его.

— В самый раз. Ты спать собираешься?

— Пока нет.

— Ну, тем более.

Мы открыли еще по бутылке. Стукнулись зелеными стеклянными боками. Сделали по паре глотков, помолчали, смакуя пиво во рту. Илья докурил сигарету и потушил окурок в пепельнице.

— К Вишере подъезжаем, — сказал он после небольшой паузы.

— Часто ездишь?

— Да почти каждые выходные, то туда, то сюда. Сегодня вот в Тверь, потом в Смоленск собираюсь рвануть.

— Времени на все хватает?

— Не хватает, конечно. Но я не расстраиваюсь, с моим громадьем планов все успеть — жизни не хватит. Так что везде по чуть-чуть стараюсь урвать.

— Понятно.

— В Питере на теплоходе играю, друзья бизнес организовали — блюзовый теплоход, по Неве в сезон белых ночей курсирует, хорошую деньгу делаю. И себе удовольствие — блюз все-таки… Народ, конечно, разный бывает… попадаются пьяные, шансон просят сыграть — приходится слать куда подальше, а так — отличная работа. Вот скоро снова сезон открывать…