Леонид помрачнел. Теперь досаду и неловкость испытывал он.

– Прошу прощения. – С ответом он не медлил. – Я как‑то не подумал… И не хотел, правда.

– Проехали.

– Яр, а Мишка… он же…

– Он заглянул за первую маску. Во всяком случае, он так мне сказал.

– А ты не…

– Не думаю, что мне долго придется хранить этот секрет. А до того времени пусть все остается так, как есть. Хорошо?

– Договорились, – кивнул Леонид. – Лады, до вечера.

Встречу с Александром Ивановичем я запросила еще вчера, условным звонком, на который никто не ответил. Мне перезвонили через полчаса и сообщили адрес. Туда я сейчас и отправилась.

Александр Иванович молча выслушал мой доклад, пропустил мимо ушей все мои шпильки относительно собственной хитрости, а когда я выдохлась, сказал:

– Яра, ты молодец. Я очень доволен результатами испытания.

Честное слово, я поняла бы, если бы он меня отчитал. Но похвала повергла меня в шок.

– Вы серьезно? – выдохнула я.

– Вполне.

– А‑а‑а… – осенило меня. – Есть «но»?

– Нет. Ты до сих пор не поняла, почему я заставил тебя пройти через это?

Он нарисовал в воздухе круг пальцем, намекая на мой внешний вид.

– Откровенно говоря, нет.

– Что ж… – Он взглянул на меня с сомнением. – Пусть это будет твоим домашним заданием. Бессрочным. Скажешь, когда поймешь.

После этих слов спрашивать, почему он не предупредил о Леониде, было бессмысленно. Не ответит.

– Чем планируешь заняться? – поинтересовался Александр Иванович. – У тебя есть две недели отдыха.

– Вот и буду… отдыхать. Валяться на кровати, плевать в потолок и есть конфеты.

– Все дерзишь, – вздохнул он. – Может, хочешь съездить куда‑нибудь? Море, например? Я оплачу путешествие.

На всякий случай я ущипнула себя за руку. Вдруг сплю? Как‑то все это… странно.

– Я хочу съездить в Москву. На машине и за свой счет, – ответила я. – На несколько дней. С тех пор, как переехала сюда, ни разу на кладбище не была. Хочу навестить могилы Николая Петровича и Ларисы Васильевны.

– А и поезжай, – согласился Александр Иванович. – В общежитие заселишься – и поезжай. Могу с жильем помочь.

– Спасибо, я сама.

– Как хочешь. И об отдыхе подумай.

– Подумаю. Спасибо.

Все очень даже хорошо складывалось. От Москвы до Калужской губернии гораздо ближе, чем от Санкт‑Петербурга. Я предполагала, что мама вернулась к своим родителям, а имение Годуновых располагалось под Калугой. Если же она не там, то поиски лучше начать с этого места.

Дед, как ни странно, встрече матери и сына не препятствовал. Матвей всегда знал, что от главы рода ничего не возможно утаить. Он и не пытался.

– Ты, Матвеюшка, не ребенок, сам разберешься, – сказал дед. – Не скрою, я не хотел, чтобы вы встречались. Но теперь… – Он махнул рукой. – Верю в твою разумность. Полагаю, мать твоя с правдой явилась. Так ты не маленький, сам решишь, что с той правдой делать.

– С какой правдой? – напрягся Матвей. – Может, лучше ты мне расскажешь?

– Нет, не расскажу, – отказался дед.

И твердо так, что у Матвея пропало все желание настаивать. А дед внезапно смягчился, пояснил:

– Я слово дал, что от меня ты о том никогда не узнаешь. И запомни! Я ни о чем не жалею.

Интрига, однако. Хотя… Какую правду могли скрывать от ребенка? Ту, что мать его предпочла сыну любовника? Так это Матвей давно знает. Или, к примеру, дед заплатил, чтобы мать исчезла из жизни сына? И кто виноват, что она предпочла взять деньги?

Говорили они за завтраком. После того случая с полковником Нестеровым отношение деда к внуку изменилось. Они все чаще общались, как дед и внук, а не как начальник и подчиненный. И совместные завтраки, а иногда и ужины, больше не походили на пытку. Дед принял выбор Матвея и, кажется, даже гордился внуком.

Встретиться с матерью договорились в кафе на Невском. Матвей специально выбрал публичное место. Оживленное, не располагающее к доверительной беседе.

Сава пришел первым. Коротко кивнул, сел и уставился в огромное панорамное окно.

– Проблемы? – спросил Матвей.

– Одна. – Сава кисло улыбнулся. – Жаль, тебя на встречу с невестой не взять.

– Я могу составить тебе компанию.

– Не сомневаюсь. Но это уж совсем… – Он вздохнул. – Ничего, я справлюсь.

– Не сомневаюсь, – повторил его слова Матвей.

Мать не опоздала. Матвей не представлял, как она выглядит. У него не осталось детских фотографий, да они и не помогли бы, ведь прошло около двадцати лет. Вероятно, мать постарела.

Он удивился, когда за столик села молодая женщина, на вид лет тридцати пяти, с милым кукольным личиком, обрамленным кудряшками. Платье из дорогого шелка, босоножки на высоком каблуке.

– Простите, но… – начал было Матвей, поднимаясь.

Сава тоже встал. Для того, чтобы поприветствовать женщину.

– Сынок, – выдохнула она, обращаясь к Матвею.

И глаза ее увлажнились.

– Варвара Ильинична? – уточнил Матвей.

– Мама, – укоризненно поправила его она.

– Добрый день, Варвара Ильинична, – твердо произнес Матвей.

– Ах, сразу заметно, кто тебя воспитывал! – воскликнула мать, смахивая с уголка глаза несуществующую слезинку. – Вылитый Петр Андреевич! И это несмотря на то…

Она осеклась, и показалось, что только теперь она заметила Саву.

– Ты пришел не один? – спросила она.

– Мой друг Савелий Бестужев, – сказал Матвей. – Мы вместе учимся в академии. И у нас мало времени…

– Но сейчас же каникулы! – Варвара Ильинична перебила сына.

– У нас практика, – вежливо заметил Сава.

– Что, даже чашкой чая мать не угостишь? – В ее голосе появились капризные нотки.

– Разумеется, угощу. Какие пирожные ты любишь?

Матвей старался быть любезным. И у него это получалось.

– Вообще, я слежу за фигурой. – Варвара Ильинична оглянулась на витрины с пирожными и тортами. – Здесь когда‑то подавали «Буше»…

Матвей понимающе кивнул и заказал чай и пирожные.

Разговор не клеился. Нельзя же считать серьезным разговором восторженные восклицания этой странной женщины, по какому‑то недоразумению являющейся его матерью!

– Каким взрослым ты стал! Какой ты у меня красивый! Как ты вырос!

Она то и дело брала его за руку, заглядывала в глаза, словно ища поддержки. А Матвею было тошно. Кажется, где‑то в глубине души он надеялся, что мама окажется милой и скромной женщиной, и что с первого же взгляда между ними установится особенная связь. Все же она его мать…

И сочувствующие взгляды Савы настроения не улучшали.

Матвей сдержанно рассказал об учебе в кадетском училище, ответил на вопрос о том, есть ли у него девушка. Сам он ни о чем не спрашивал, подчеркивая, что ему неинтересно, где и как живет мать. Он не знал, замужем ли она, есть ли у него братья и сестры.

Варвара Ильинична, наконец, допила чай.

– Нам, пожалуй, пора… – Матвей попытался встать, но она схватила его за руку.

– Матвей, нам надо поговорить! Наедине…

Собственно, этого он и ждал.

– Я подожду на улице, – сказал Сава, поднимаясь.

И незаметно подмигнул Матвею, уходя.

– Я внимательно вас слушаю, Варвара Ильинична.

Матвей напомнил о себе, так как мать не спешила начать разговор. Она теребила в руках салфетку, будто нервничала.

– Он сделал из тебя Шереметева, – с горечью произнесла Варвара Ильинична, поднимая на Матвея взгляд.

– Что, простите? – переспросил он. – Кто?

– Петр Андреевич. Твой так называемый дед, – ответила она на последний вопрос.

– Я вас не понимаю.

Нехорошее предчувствие. Матвей не эспер, как Сава, но иногда ему казалось, что он что‑то ощущает. Вот как сейчас – приближение конца света. Не буквально, конечно, но…

– Павел Шереметев – не твой отец. Я вышла за него, нося под сердцем не его ребенка.

Кровь ударила в голову. Так вот о какой «правде» говорил дед! Или… не дед вовсе, если это не ложь.