– Подмосковная дача императора. Он тут рыбу ловит, – соизволил объяснить Александр Иванович.

– Наконец‑то! – В библиотеку быстрым шагом вошел Разумовский.

Он взглянул на меня, и брови его взметнулись. Я крепче прижала к себе Карамельку.

– Как ребенок? Все живы? – спросил Разумовский, обращаясь к Александру Ивановичу.

А я даже не поинтересовалась здоровьем Любы. Была уверена, что с ней все в порядке?

– Наши – все, – ответил Александр Иванович. – Девочка в столице, ею занимаются лучшие врачи. Состояние тяжелое, но стабильное. Жить будет. Сергей…

– Не сейчас, Саша, – остановил его Разумовский. – Яра пока останется у меня. Я приду на завтрашнее совещание, там все и обсудим.

Саша? Я не предполагала, что они в таких отношениях. Впрочем… Может, они учились вместе?

– Я в порядке, Александр Иванович, – произнесла я. – И ребятам передайте, что я в порядке.

Губы Разумовского тронула кривая усмешка. Александр Иванович коротко кивнул и исчез в Исподе.

– Мда… – Разумовский развернулся ко мне. – Иди за мной… красавица.

Он снял с себя куртку – легкую ветровку – и набросил ее мне на плечи. Карамелька вела себя спокойно. Вроде бы даже обрадовалась старому знакомому. Означает ли это, что мне ничего не угрожает?

Насколько я поняла, находились мы в обычной усадьбе. Или в необычной, учитывая, что она принадлежала императору. Меня повели полутемным коридором, предназначавшимся для слуг, и по дороге мы никого не встретили.

– Это моя комната, – сказал Разумовский, открывая передо мной дверь. – Здесь тебя никто не побеспокоит. И химере не придется прятаться.

Навстречу нам из‑под стола выскочило существо, очень похожее на собаку. Вылитый бигль, но со сложенными на спине крыльями, как у Карамельки. Химера Разумовского.

– Тоби, принимай гостей. Яра, да отпусти ты свою Карамельку. Они же познакомиться хотят. Тебе никто не говорил, что химеры дружат?

– Да… – отозвалась я. – Говорили. Карамелька с Саней хорошо ладят.

Это какой‑то сюр. Разве я здесь не для того, чтобы умолять Разумовского о помиловании? Я ждала чего угодно – выговора, жестких условий, шантажа. Но никак не того, что наши химеры будут скакать по гостиной, а Разумовский с умилением наблюдать, как они резвятся.

– Ах, да, – спохватился он, будто услышав мои мысли. – Ванная комната в твоем распоряжении. Насчет чистой одежды я распоряжусь. Химеру покормят, пока ты моешься.

Теперь я точно знала, что никто в мою голову не лезет. Но почему он так добр? Или это уловка? Ведь условия можно выдвинуть и позже.

– О чем задумалась? – поинтересовался Разумовский. – Справишься сама? А то могу и спинку потереть.

Он шутил. Пусть неуклюже, но шутил. Во всяком случае, я чувствовала его ровные эмоции, без желания навредить мне.

– Вы как баба Яга из сказки, – ответила я. – Та часть, где доброго молодца в баню посылают, помыться и попариться. После еще вкусно накормят. Чтобы потом зажарить и съесть.

– Ну, ты не добрый молодец, да и я не баба Яга. Если хочешь представлять меня чудовищем, то пусть я буду драконом, укравшем принцессу. И тебе спокойнее, и мне не так обидно.

Серьезно? Я с удивлением на него посмотрела.

– И зачем дракону… принцесса, Сергей Львович?

– Да кто их поймет, этих драконов, – ответил он не без сарказма. – Ты иди, Яра, иди. Ни за что не поверю, что тебе не хочется помыться. Избавиться от той грязи не получится, но будет немного легче. И не бойся, твоей невинности ничего не угрожает.

Отчего‑то стало стыдно, хотя ни о чем подобном я не думала.

– Если Карамельку накормят, может, и меня тоже? – спросила я. – Вам, наверняка, не понравится, если я хлопнусь в голодный обморок.

После чего, не дожидаясь ответа, отправилась в указанном направлении. Не знаю, чего добивается Разумовский, но я не растекусь перед ним лужицей из‑за того, что меня чуточку пожалели.

Когда я вышла из ванной комнаты, Разумовского нигде не было. В спальне, на узкой кровати, лежала стопка одежды. Белье, мягкие домашние брюки и рубашка. Все женское и новое, с несрезанными бирками. Князь ограбил любовницу? Если жены у него еще нет, навряд ли он… кхм… не предается разврату.

Подумав об этом, я отчего‑то разозлилась. Мне предлагают поменять одни чужие шмотки на другие? Из гостиной прибежала обеспокоенная Карамелька, она всегда чутко улавливала смену моего настроения. И Тоби осторожно заглянул в спальню.

Это отрезвило.

«Ох, Яра, прекращай вести себя, как обиженный ребенок», – сказала я себе.

В теплом пушистом халате я чувствовала себя уютно. И беззащитно одновременно. Значит, придется переодеться. Бирки я безжалостно оторвала. Вещи сели идеально. Обуви не нашлось, но в ней необходимости не было. Пол здесь покрывали мягкие ковры с густым ворсом.

Как только я оделась, Тоби подбежал и, схватив зубами штанину, потащил меня в гостиную. Карамелька не возражала. Там, на столе, я нашла тарелки с едой, чайник с горячим чаем, графин с яблочным соком и корзинку с горячей выпечкой. А еще записку от Разумовского.

«Поешь. Меня не будет около получаса».

Видимо, мне его еще и благодарить придется. За горячий душ, за вкусную еду. И, главное, за возможность спокойно поесть. В его присутствии мне кусок в горло не полез бы.

Отчего‑то я вспомнила Леню. Вернее, то время, когда я была уверена, что Леня… это Леня. Обычный парень, ровесник, по дурацкой случайности ставший моим двойником. То есть, наоборот, я – его. Мы вместе ели, пили пиво, шутили и смеялись…

Вот зачем он превратился в князя Разумовского⁈

Я знала ответ. Сергей Львович объяснил свои действия, как мог. Но отчего теперь я вдруг испытала сожаление? И о чем? О том, что потеряла друга?

Мои эмоции не наведенные. Внушение я почувствовала бы. Теперь я знала, как оно ощущается. Маг видит энергетическую силу, понимает, где она есть, а где – нет. У эсперов все, как и у магов, только на ином уровне. Так уж получилось, что истина открылась мне там, во дворе дома Вахи Бекмурзаева.

Когда я убивала внушением.

Булочка со сладкой начинкой вдруг показалась мне горькой, как полынь. В голове загудело, к горлу подкатила тошнота. Химеры протяжно завыли, в два голоса. Почти сразу на виски легли чьи‑то теплые ладони. И стало легче.

Теперь я чувствовала воздействие. Разумовский ничего мне не внушал, но забирал тревогу, боль и отчаяние. И щедро делился спокойствием.

Я не возражала, малодушно принимая его помощь. Правда, не понимала, зачем он это делает. Разве он вызвал меня сюда для того, чтобы жалеть?

– Ты на редкость не любопытна для юной барышни, – произнес Разумовский, убирая ладони.

Он извлек из подпространства тарелку со сливами: крупными, матовыми, ярко‑золотыми. Казалось, что они наполнены медом.

– Хотел принести тебе яблок, но вспомнил о садах… – Он хмыкнул. – Поэтому сливы. Ешь, они сладкие.

– Спасибо, – произнесла я. – И за сливы – тоже.

Я взяла одну, повертела ее в пальцах, но надкусывать не спешила.

– Почему же не любопытна, Сергей Львович? Я спросила о том, зачем дракону принцесса. Вы ушли от ответа.

– Каюсь. – Разумовский засмеялся, усаживаясь за стол напротив меня. – Грешен. Мне нравится, когда ты сама находишь верный ответ.

– Хорошо, я попробую. Дракон – существо сильное, могущественное. У него все есть, включая власть. А принцесса – всего лишь красивая безделушка. Ею можно пополнить свою коллекцию. Или позабавиться от скуки. Сергей Львович, вам скучно?

Улыбка сползла с лица Разумовского, глаза потемнели. Но если он и испытывал гнев, я этого не чувствовала. Обида же во взгляде промелькнула. Или мне показалось?

– Разумеется, скучно, – произнес он ровным голосом. – Отпуск закончился, надолго покидать императора нельзя. У меня очень скучная работа. Целыми днями ничего не происходит. Слушаю фон, охраняю покой его величества. Скука смертная.