Нефтяные магнаты Пятигоров и Дворядкин сформировали жизнеспособную структуру нефтяной фирмы: наладили добычу, хранение и перевозку нефти. Я был единственным в стране поставщиком керосина и машинного масла, которые в Таганроге уверенно вытесняли восковые свечи и дёготь. Побывав на совещании в городской Думе, озвучил идею создания политехнического института. Идею поддержали и поручили мне это дело: построить здания, найти преподавателей и организовать учебный процесс. Я плюнул, решив просто укрупнить ремесленное училище. В связи с новыми потребностями в ремесленном училище добавились нефтехимический и аграрный факультеты, которые начнут принимать студентов года через два, когда будет построен корпус и оборудованы кабинеты и лаборатории. Вот такие дела я запустил в конце этого года, после чего «совсем устал».

Теперь у России был свой флот на Азовском море, Балтийские эскадры также получили хорошую морскую практику, отчего мои корабли перестали быть востребованными. Я решил подать в отставку, собираясь просто жить, заниматься семьёй и владениями под Таганрогом, на Канарах и в Новом Свете. Мне этого за глаза хватит. Однако Покидов принялся меня удерживать:

– Александр, погоди ещё, вдруг чего будет.

– Война новая с турками и татарами. Чего там ещё может быть.

– Ой, Александр, не накличь татар. Стар я уже по полям ходить.

– Иваныч, когда это ты по полям ходил?

– Не я, Писарев. А я вас морально поддерживал, да с Воронежским начальством дела улаживал.

Несмотря на минимальные потери, турки считали этот мир крайне невыгодным для себя, с первых дней став нарушать его условия. И первое, с чем нам пришлось столкнуться, это налёты ногаев. Причём, басурмане не просто наскакивали, а искали именно мои владения. Благо, что за Миусом я только собирался начать осваивать земли. Пришлось выдвинуть туда ополченцев под командованием лейтенанта из абордажников Алексея Русобродова и людей из отряда Альбера. В этом деле им помогал гарнизон Павловского острога. Об избирательности набегов мне доложил Альбер, после чего мне пришлось решать, как с этим бороться. Дамы писали жалобы, но Писарев лишь разводил руками, мол, у нас с ногаями мир, поэтому людей направить не могу.

Небогатый турецкий купец на повозке с нехитрым товаром в сопровождении пятерых нукеров, в которых, приглядевшись, можно было узнать цыган, въехал в Боло-Сарай. Поселился он в караван-сарае, а с утра был на местном рынке. Заплатив рыночный сбор, с краю поставил свою телегу и принялся торговать. Вскоре купец оставил троих помощников заниматься делами, а с двумя отправился к ханскому дворцу. Осмотрев его, никаких особых изменений не заметил. После обеда с обеих сторон дворца уселись два басурманина, одетых в нищенские одежды. У одного была подвязана рука под халатом, а рукав был пустым, а второй сидел с чёрной повязкой на глазу. С наступлением сумерек, они покидали свой пост, отдыхая в караван-сарае, а с рассветом вновь заступали на пост.

Прошло несколько дней. Утром и вечером купец проходил мимо, подавал им еду и воду и слушал новости, кто часто заезжает или выезжает из двора хана, кто редко. В это время из калитки появилась женщина в ярком халате и никабе. Цыган доложил:

– Эта тётка каждое утро на заре выходит из дворца и идёт в ту сторону. Затем выходит вечером и идёт в другую сторону.

– Там рынок, а что может быть в другой стороне?

– Может, её дом?

– Может, Забар, всё может быть. Пойду за ней, погляжу. Гляди дальше. Нам надо узнать, как выглядит хан.

– Вчера из ворот на лошади выехал хрен лет под 50 в красном халате с золотой вышивкой и охраной из четырёх нукеров.

– Понял, халат – вещь приметная.

Я шёл на расстоянии за женщиной, пока она не дошла до небедного домика из самана. Похоже, тётка была из ханского начальства, типа управляющей хозяйством, а здесь жили её родные. Я показал бегающему по улице пацанёнку серебряную монетку и спросил, кто здесь живёт. Оказалось, что это одна из жён Едич-хана, а здесь живут её родители. Стоя на краю улицы, наблюдал за домом, увидев, что через час тётка вернулась во дворец. Утром я бродил по рынку, ища похожий халат и скрывающий лицо головной убор.

Днём к хану приехали гости с юга, и они полдня чего-то решали, а затем во дворе началось празднование. Я несколько раз прошёлся мимо нищих, постоял возле ворот. В это время калитка открылась, и на улицу вывалило человек десять. Среди них был невысокий ногай в красном парчовом халате, расшитом золотыми нитками, который много говорил и размахивал руками, обводя свой город. Я склонился в приветствии, но хан даже не обратил на меня внимания. Затем они вернулись в дом, а «турецкий купец» побрёл дальше по улице.

На следующий день празднество продолжилось. Под вечер, когда ханум ушла к родителям, ненастоящая ханум в похожем одеянии вернулась и зашла дворец. Охрана меня пропустила, ничего не спрашивая. В дальнем углу большого двора горели большие мангалы, на которых жарились барашки и конина, а под раскидистым орехом на земле были расстелены дастарханы. Яства были не столь разнообразны, сколь их было много. Вокруг на коврах и подушках возлежали сам хан, его ближники и гости. Я прошмыгнул к дальнему торцу дворца, хотя в моём случае уместней было сказать «прошмыгнула», и стал наблюдать. Люди ели и пили, периодически отходя в дальнюю часть двора, откуда возвращались с умиротворёнными лицами. Я совсем уж собрался идти вдоль забора в сторону, где располагались «места блаженства», однако притормозил. Я не видел ни одной женщины, идущей в ту сторону, поэтому снял женский наряд, оставшись в шароварах и рубахе восточного жителя.

Заняв позицию, стал ждать. Здесь горели факелы, так что было светло. Наконец, в свете костров я увидел, что в мою сторону отправился хан. Он чинно дошёл к «заведению» и стал готовиться к процессу. В этот момент появился я. Мужик повернулся ко мне, икнул, видать, пары забродившего кумыса прорвались наружу, и спросил:

– Ты кто?

– Когда-то я ограбил твой дворец, но тебе удалось сбежать. Ты заключил мир с Россией, но посылаешь своих нукеров жечь мои земли. Я – Михайлов, пришёл отдать тебе долг.

Проговорив это, ударил мужика кулаком в солнечное сплетение. От удара он кхекнул и согнулся, а я ухватил его за голову и резко повернул в сторону. Затрещали шейные позвонки и Едич-хан умер. Усадив мужика на помост, вдоль забора вернулся к оставленному мной женскому халату. Надев его, через калитку вышел на улицу и направился в сторону, куда вечером уходила жена хана. Мой враг погиб и я надеялся, что набеги прекратятся.

На следующий день в Боло-Сарае был объявлен траур, ведь ночью умер его хозяин, и домочадцы готовились к похоронам. Теперь главой орды станет его старший сын Едисан-хан, если сможет удержать власть. Мы раздали товар беднякам и отправились домой.

Разобравшись с Едичем, продолжил заниматься хозяйством. Я посчитал, что пришла пора, поэтому собрал механиков и каретников и озадачил их разработкой самодвижущейся повозки – примитивных трактора и экскаватора, работающих от паровой машины, а строителям поручил проектировать тракторный завод, для чего сел писать техзадание. К лету завершился поход за «головами» наших караванов в Курск, Орёл, Тамбов, Тулу и Москву. Вилов и Пятигоров занимались этим делом в Урюпинске и Царицыне, а Дворядкин в Астрахани. В результате операции "поголовье" моих крепостных увеличилось на 12 тысяч человек, треть из которых были мужчинами и подростками от 15 лет. Снова 2 тысячи молодых парней попали на флот. Школу жизни они будут проходить в учебном классе и на судах флотилии.

Младшие дети новоприбывших отправились в садики и школы, открытые в крупных деревнях моего хозяйства. Остальные мужики, тётки и девицы по своим умениям и желанию были распределены на мануфактуры, стройки, карьеры, поля, пасеки и фермы, где трудились мастерами, работниками или учениками. С этого года морские офицеры повально решили переезжать в частный сектор. Так что Купеческая улица удлинилась на несколько десятков новых адресов, где были заложены усадьбы.