Вдруг услышал, как меня окликнули:
– Командор Михай! Греби сюда!
Я завертел головой, увидев машущего из окна таверны бородатого моряка. Приглядевшись, узнал в нём привозящего мне рабов капитана Агуаша. Я подошёл и поздоровался с ним, усевшись за стол. Мы выпили за встречу по полстаканчика рома, и я спросил:
– Здорова, Агуаш! Как вы тут живёте?
– Так же как и ты в своём Пунто-Фихо в сезон дождей. Здесь без рома и перца не выжить – обязательно подцепишь какую-нибудь заразу. А проспиртуешься – даже малярия не берёт.
– Всё верно. Последую твоему совету. Эй, гарсон, неси что-нибудь поесть, да мясо поперчи хорошенько.
Официант тут же принёс обсыпанный карри зажаренный кусок антилопы. Чего в тарелке из этих двух ингредиентов было больше, я не понял, но во рту загорелся пожар. А рабовладелец, подождав, пока я справлюсь с обжигающей из-за перца пищей, поинтересовался:
– Командор, что привело тебя в эту забытую богом землю?
– Хотел набрать воды.
– Мой совет, набирай воду на островах. Там она течёт с гор, поэтому чистая. А здесь течёт с болот – можно подцепить такую гадость, что откинешь копыта, так и не поняв, от чего.
– Кидай в неё серебро, и оно убьёт заразу. Но ты прав, зайду в Гвинею или на Сан-Томе.
– Командор, ты решил заняться рабами?
– Почти. У меня на борту 800 негров с Мадагаскара и столько же французов. Не знаешь, кто идёт в Новый Свет, чтобы отвезти их ко мне на плантацию? Я заплачу за перевозку.
– А тебе не нужны ещё рабы, чтобы я с компаньоном не шёл порожняком, а полностью забил трюм? Давай, доберу ещё сотен семь папуасов?
– Хорошо, у тебя я всех выкуплю.
– Командор, мы же не один год работаем, и не подводили тебя. Так что всё будет без обмана.
Мы прогулялись на невольничий рынок, где я посмотрел, как здесь идёт процесс покупки рабов. Оказалось, что своих земляков сюда приводили бодигарды из охраны местных негритянских вождей. Оплатив на рынке покупку живого товара, люди Агуаша погнали рабов в порт, чтобы погрузить их на свои шхуны. В трюмы шхун перешёл пленный народ с линкора, после чего Агуаш и Мендеш отправились в Пунто-Фихо, а наш линкор в Таганрог.
Через 3 месяца добрались домой, сдали привезённый товар в нашу торговую сеть и на мануфактуры, и для команды наступил отдых. По возвращению узнали о начале войны с Великой Тартарией, армией которой командовал потомок Рюриков, воевода Емельян Пугачёв. Хотя я не встречался с Емельяном, поэтому не знал, каков этот человек в жизни, но симпатизировал ему в войне старорусских боярских родов против обрусевших немцев на троне. В этой войне ни я, ни мои люди участия не принимали, так что о ходе боевых действий таганрогцы узнавали от заезжих чиновников, военных и вездесущих торговцев.
Адмирал Сенявин сделал своей ставкой Ростовскую крепость и перевёл в Азов весь галерный флот и новоизобретённые корабли. Находящийся на крупной водной артерии город активно развивался, отчего в него приезжало всё больше заморских и российских купцов. После войны пришлые греческие, венецианские и генуэзские купцы возвращаться в Таганрог не спешили, переместив деятельность в Ростов. Так что ныне в нашем порту разгружались мои суда, Мустафы, Никитоса и их компаньонов, а также несколько десятков галер и тартан осевших в Таганроге купцов из обрусевших итальянцев и греков.
По окончанию этой навигации все главы городского купечества встретились за круглым столом и договорились о цивилизованной торговле. Я был рад такому повороту. Теперь наша фирма являлась самой крупной в городе, имея контракты с крупными торговыми домами из Москвы и столицы, отчего несколько десятков галер конкурентов особой погоды не делали. Если требовалось, мы выкупали оптом привезённый ими товар.
Дома всё было под контролем жён, каждая из которых вела своё направление, хотя их интересы частенько пересекались. Я узнал, что по плану строились жилые дома для крепостных, выкупившихся и свободных крестьян и рабочих, крепостные потихоньку выкупались на свободу, функционировали больница, детсады, школы, ремесленное и дамское училища. В бизнесе тоже всё шло своим чередом: мануфактуры работали от паровых машин, наши брички и фургоны бегали на резине с масляными амортизаторами и стальными рессорами, поля и сады давали богатые урожаи, а торговля процветала. Этими направлениями занимались Шейла, Полина и Ирэна. Лаура продолжала активно отправлять приказчиков за покупкой новых крепостных во все места, куда получалось дотянуться, загоняя новых молодых крепостных в училище на морской и ремесленные факультеты, а Маша развела настоящий "машулизм", фонтанируя новыми торговыми идеями при руководстве «Таганьим рогом».
Построенный по настоянию моих дам большой дворец в стиле неоклассицизма высился рядом со старой усадьбой, являясь местным архитектурным памятником, на который приходили посмотреть горожане. Я понимал, что подросшие дети разъедутся по своим усадьбам и дворец станет не нужен, но пришлось его строить. В следующем году после завершения отделки въедем в него нашей большой семьёй. За примыкающей к моей усадьбе Купеческой площадью мои дамы выкупили землю, а артели Голина разбили небольшой парк с детскими площадками. Так что недалеко от нас появился культурный оазис, где гуляли дамы с детишками, включая жён флотских офицеров и работников предприятий.
Когда Александру-младшему стукнуло 18, Мария переговорила с ним:
– Александр, как ты относишься к моему мужу Александру Ивановичу?
– Нормальный мужик и человек хороший. Я его хорошо узнал, когда в «средиземку» и Новый Свет вместе ходили.
– Сынок, ты стал взрослым, поэтому я могу тебе это сказать. Александр Иванович – твой отец. Когда-то я вышла замуж не по любви, а потому что так было надо. Став супругой Арнольда, мы встретились случайно с Сашей, и я забеременела от него тобой. Об этом знают дедушка и бабушка. Я не знала, как сложится моя судьба, поэтому назвала тебя Сашей.
– Вот оно как! Всё к лучшему, мама. Тем более, Александр Иванович за тот год уделил мне больше времени, чем папа Арнольд за всё время. Значит, ребёнок, которого ты носишь, как и остальные дети – мои братья и сестры?
– Да.
Я узнал о раскрытии тайны его рождения от самого Александра, ответив:
– Так получилось, сынок. Это жизнь.
Мой верный помощник Шубян со своей принцессой Хеленой собрался перебраться в Коро, чтобы трудиться на благо «Нового света». По этой причине воронежское направление требовалось поручить новому куратору. Им стал капитан-лейтенант Геннадий Вилов, попросившийся с фрегата на берег. Мужик так выполнил свой супружеский долг, что жена выдала тройню, и теперь ему приходилось быть рядом. Всё же поездки в Воронеж были короче плаваний в Новый Свет. Так что теперь Вилов занимался торговыми делами с воронежскими купцами и поставкой мне новых крепостных с людских рынков Воронежа, Царицына и Урюпинска. Гена предложил выкупить участки леса в Воронеже, построив там лесопилку. Обмозговав тему, побоялись, что конкуренты пожгут нас – в воронежских лесах свои хозяева этого бизнеса. Пришлось для мебельщиков и строителей ограничиться Синегорскими пиломатериалами и деревом из-за границы. Метин-пашу я отпустил домой, как и договаривались. Вместе с ним вернулась домой треть бывших пленников, а остальные прижились здесь, завели семьи, в основном, с татарками и ногайками и остались жить свободными людьми.
Поскольку продавать готовую продукцию было на порядок прибыльнее, чем сырьё, вначале на семейном, а затем производственном совете приняли решение расширяться дальше. С учётом того, что ногаи как бы стали мирными, поручил своему главному агроному Анатолию начать обработку выкупленных у помещиков и пожалованных императрицей земель от Миуса до Кальмиуса. Проехались по ним и его помощниками, поглядели, как красиво и сочно растёт бурьян в рост человека и поняли, что теперь нам нужны крестьяне. Также решили, что станем выращивать на новых угодьях крупы, подсолнечник, лён и коноплю. Конопля – удивительное растение, из которого делается масса полезных вещей: лекарства, масло, одежда и очень востребованная сейчас пенька. Озадачил строителей спроектировать канатно-верёвочную мануфактуру, работающую на нашей пеньке и африканском джуте, а тросы из канатной пальмы будем делать на мануфактуре в Коро. Вспомнил я о шёлке, отчего отдал указание высадить тутовые деревья на 20 десятинах, зовущихся в народе тютиной. Когда деревья вырастут, завезу шелкопрядов и мастеров по производству шёлка.