1911 «Солнце жарит. Мол безлюден…» Солнце жарит. Мол безлюден. Пряно пахнет пестрый груз. Под водой дрожат, как студень, Пять таинственных медуз. Волны пухнут… Стая рыб косым пятном Затемнила зелень моря. В исступлении шальном, Воздух крыльями узоря, Вьются чайки. Молча, в позе Бонапарта, Даль пытаю на молу: Где недавний холод марта? Снежный вихрь, мутящий мглу? Зной и море! Отчего нельзя и мне Жить, меняясь как природа, Чтоб усталость по весне Унеслась, как время года?.. Сколько чаек! Солнце жжет. Где холод буден? Темный сон случайных уз? В глубине дрожат, как студень, Семь божественных медуз. Волны пухнут… 1911
«Почти перед домом…» Почти перед домом Тропинка в зеленые горы Кружится изломом, Смущает и радует взоры. Айда, без помехи, К покатой и тихой вершине, Где ясны, как вехи, Деревья в укрытой низине!.. Дорогой – крапива, Фиалки и белые кашки, А в небе лениво Плывут золотые барашки. Добрался с одышкой, Уселся на высшую точку. Газета под мышкой — Не знаю, прочту ли хоть строчку. Дома как игрушки, Румяное солнце играет, Сижу на макушке, И ветер меня продувает… 1913 У Нарвского залива Я и девочки-эстонки Притащили тростника. Средь прибрежного песка Вдруг дымок завился тонкий. Вал гудел, как сто фаготов, Ветер пел на все лады. Мы в жестянку из-под шпротов Молча налили воды. Ожидали не мигая, Замирая от тоски, — Вдруг в воде, шипя у края, Заплясали пузырьки! Почему событье это Так обрадовало нас? Фея северного лета, Это, друг мой, суп для вас… Трясогузка по соседству По песку гуляла всласть. Разве можно здесь не впасть Под напевы моря в детство? 1914 Возвращение Белеют хаты в молчаливо-бледном рассвете. Дорога мягко качает наш экипаж. Мы едем в город, вспоминая безмолвно о лете… Скрипят рессоры, и сонно бормочет багаж. Зеленый лес и тихие долы – не мифы: Мы бегали в рощах, лежали на влажной траве, На даль, залитую солнцем, с кургана, как скифы, Смотрели, вверяясь далекой, немой синеве… Мы едем в город. Опять углы и гардины, Снег за окном, книги и мутные дни — А здесь по бокам дрожат вдоль плетней георгины И синие сливы тонут в зеленой тени… Мой друг, не вздыхайте, — здесь тоже не лучше зимою: Снега, почерневшие ивы, водка и сон. Никто не придет… Разве нищая баба с сумою Спугнет у крыльца хоровод продрогших ворон. Скрипят рессоры… Качаются потные кони. Дорога и холм опускаются к сонной реке. Как сладко жить! Выходит солнце в короне, И тени листьев бегут по вашей руке. 1914 Сумерки Хлопья, хлопья летят за окном, За спиной теплый сумрак усадьбы. Лыжи взять да к деревне удрать бы, Взбороздив пелену за гумном… Хлопья, хлопья… Все глуше покой, Снег ровняет бугры и ухабы. Островерхие ели – как бабы, Занесенные белой мукой. За спиною стреляют дрова, Пляшут тени… Мгновенья все дольше. Белых пчелок все больше и больше… На сугробы легла синева. Никуда, никуда не пойду… Буду долго стоять у окошка И смотреть, как за алой сторожкой Растворяется небо в саду. 1916 На замковой террасе Наивная луна, кружок из белой жести, Над башней замка стынет. Деревья в парке свили тени вместе — Сейчас печаль нахлынет… На замковой террасе ночь и тьма. Гуляют бюргеры, студенты и бульдоги, Внизу мигают тихие дома, Искрятся улицы и теплятся дороги. Из ресторана ветер вдруг примчал Прозрачно-мягкую мелодию кларнета, И кто-то в сердце больно постучал, Но в темном сердце не было ответа. Невидимых цветов тяжелый, пряный яд, И взрывы хохота, и беспокойность мая, И фонари средь буковых аркад… Но Евы нет – и мрачны кущи Рая. |
