<1906> Кому живется весело? Попу медоточивому — Развратному и лживому, С идеей монархической, С расправою физической… Начальнику гуманному, Банкиру иностранному, Любимцу иудейскому — Полковнику гвардейскому; Герою с аксельбантами, С «восточными» талантами; Любому губернатору, Манежному оратору, Правопорядку правому, Городовому бравому, С огромными усищами И страшными глазищами; Сыскному отделению И Меньшикову-гению, Отшельнику Кронштадтскому, Фельдфебелю солдатскому, Известному предателю — Суворину-писателю, Премьеру – графу новому, Всегда на всё готовому, — Всем им живется весело, Вольготно на Руси… 1906
Пастырь добрый «Долой амнистию, Да здравствует смертная казнь!» От монашеского пенья, От кадильных благовоний Прикатил для управленья Из Житомира Антоний. Там, в провинции доходной, Украшался он виссоном И средь знати благородной Пил душистый чай с лимоном. А за ним весьма прилежно «Мироносицы» ходили, В рот заглядывали нежно И тихонько говорили: «Ах, какой епископ статный Управляет нынче нами! Просвещенный, деликатный, С изумрудными глазами…» Через месяц аккуратно Для людей непросвещенных Он прочитывал приватно Поучений ряд ученых: О Толстом и о Ренане С точки зрения вселенской, О диавольском обмане, О войне, о чести женской… Тексты сыпались привольно, Речь текла легко и гладко… Я там был… дремал невольно И зевал при этом сладко… Что Ренаны, что Толстые? Отщепенцы, басурмане! Лишь епископы святые — Чистой крови христиане… Прочитав теперь в газете, Как Антоний отличился В Государственном совете, Я ничуть не удивился: Где муаровые рясы В управленье влезть сумеют — В черносотенстве лампасы Перед ними побледнеют!.. В каждом слове кровожадность, Пресмыканье, фарисейство, И смиренная «лампадность», И высокое лакейство. Христианнейший язычник Черной злобою пылает. Где тут пастырь, где опричник — Пусть досужий разбирает… «Им амнистию?!» – смеется, И цепям поет: «Осанна!» Ликование несется Из самаринского стана… Ах, епископ-звездоносец С изумрудными глазами! Сколько бедных «мироносиц» Недовольны будут вами!.. 1906 «Пьяный» вопрос Мужичок, оставьте водку, Пейте чай и шоколад. Дума сделала находку: Водка – гибель, водка – яд. Мужичок, оставьте водку, — Водка портит божий лик, И уродует походку, И коверкает язык. Мужичок, оставьте водку, Хлеба Боженька подаст После дождичка в субботку… Или «ближний» вам продаст. Мужичок, оставьте водку, Может быть (хотя навряд), Дума сделает находку, Что и голод тоже яд. А пройдут еще два года — Дума вспомнит: так и быть, Для спасения народа Надо тьму искоренить… Засияет мир унылый — Будет хлеб и свет для всех! Мужичок, не смейся, милый, Скептицизм – великий грех. Сам префект винокурений В Думе высказал: «Друзья, Без культурных насаждений С пьянством справиться нельзя…» Значит… Что ж, однако, значит? Что-то сбились мы слегка, — Кто культуру в погреб прячет? Не народ же… А пока — Мужичок, глушите водку, Как и все ее глушат, В Думе просто драло глотку Стадо правых жеребят. Ах, я сделал сам находку: Вы культурней их во всем — Пусть вы пьете только водку, А они коньяк и ром. 1908 Размышление современного интеллигента
Засунув руки в брюки, Гляжу во двор от скуки. В мозгу мотив канкана, В желудке газ нарзана. У старых бочек парни: Детина из пекарни И всяких прав поборник — Алёха, младший дворник. Они, возню затеяв, На радость ротозеев, Тузят – резвы и прытки — Друг друга под микитки. А мне, ей-ей, завидно… Мне даже как-то стыдно, Что я вот не сумею Намять Алёхе шею. Зачем я сын культуры, Издерганный и хмурый, Познавший с колыбели Осмысленные цели? Я ною дни и ночи, Я полон многоточий; Ни в чем не вижу смысла; Всегда настроен кисло. Мне надоели шахи, Убийства, сплетни, крахи. Растраченные фонды И кража Джиоконды… Я полон слов банальных — Газетных и журнальных… О неврастеник бедный, Ненужный, даже вредный! Зачем в судьбе случайной Я не хозяин чайной, Не повар, не извозчик, Не розничный разносчик? Я мог бы в речи жаркой Марьяжиться с кухаркой, Когда у кухни бодро Она полощет ведра. И дворник, полный местью, За то меня честь честью, Забывши про поливку, Хватил бы по загривку. И этот вызов тонкий, Отведавши «казенки», Я принял бы покорно Душой нерефлекторной. |
