— Да, дом Борджиа нанял нас, чтобы добыть компромат на вас, — продолжил я, видя, как в глазах Валетти вспыхивает предсказуемая ненависть. — Они хотели получить рычаг давления в вашей маленькой торговой войне. Но и вы, и они, лишь пешки в куда более сложной игре.

— Что за чушь ты несешь? — прорычал он, его рука легла на эфес изящной шпаги, висевшей у пояса. Это был жест отчаяния, а не угрозы.

— Мы говорим о Консуле, — вставил слово Михаил, и его голос, мягкий и бархатный, прозвучал в напряженной тишине, как голос разума. — О человеке в мантии, который иногда навещает вас в этом самом павильоне в саду. О человеке, который поставляет вам информацию о маршрутах Борджиа и одновременно продает Борджиа сведения о ваших слабых местах.

Валетти замер. Его рука так и осталась на эфесе. Шок на его лице был настолько неподдельным, что я окончательно убедился, он действительно ничего не знал. Он был марионеткой, которая даже не подозревала о существовании своего кукловода.

— Он же использовал и «Гильдию Мясников», — продолжил я, методично выкладывая карты на стол. — Костоправ и его банда работали на него. Они захватили Старую Шахту не просто ради наживы. Они создали искусственный дефицит [Сердцевинной Руды], чтобы ослабить Гильдию Ремесленников, ваших главных союзников. Они били по вашей экономической базе, пока вы были заняты борьбой с Борджиа. Это была не война двух домов. Это была операция по дестабилизации всего региона. И вы оба, синьор, были в ней лишь инструментами.

Марко Валетти медленно, очень медленно опустился в свое кресло. Его лицо было бледным. Он смотрел то на меня, то на Михаила, и я видел, как в его голове проносится ураган. Как разрозненные, необъяснимые события последних месяцев. Проваленные сделки, неожиданные атаки пиратов, необъяснимая агрессия ремесленников. Все это вдруг сложилось для него в единую, чудовищную картину. Картину, в центре которой был он сам, Марко Валетти, которого водили за нос, как последнего простака. Его мир, построенный на контроле и власти, пошатнувшийся в последнее время, теперь рушился уже изнутри.

— Но… зачем? — прошептал он, и это был не вопрос, а стон. — Зачем ему это?

— Чтобы посеять хаос, — ответил Михаил. — Чтобы ослабить и вас, и Борджиа. Чтобы сделать герцогство Лирии уязвимым. Для кого? Мы не знаем.

Валетти закрыл лицо руками. Его плечи поникли. В один миг из грозного хищника он превратился в усталого, разбитого человека, осознавшего масштаб собственного провала. Он был не просто пешкой. Он был глупой пешкой, которая сама помогала двигать себя к краю доски.

Настало время для решающего хода.

— Наш контракт с домом Борджиа больше недействителен, — сказал я, и Валетти медленно поднял голову. — Мы уничтожили его. Так же как и ваш контракт с контрабандистами. Наш общий враг, это Консул и те, кто за ним стоит. А не вы и не Борджиа.

В его глазах промелькнула искра надежды, тут же утонувшая в океане недоверия. Он ожидал подвоха. Он ждал, когда я назову свою цену.

Я не стал этого делать. Вместо этого я подошел к столу и положил на него сложенный вдвое лист пергамента. Тот самый, что я забрал с этого самого стола в ночь бала. Тот самый, чье существование, я был уверен, не давало Валетти спать последние недели.

[Личное письмо Марко Валетти]

Он смотрел на него, не дыша. Его взгляд был прикован к знакомому почерку, к каплям воска с печатью дома Арден.

Он не верил.

Я сделал шаг назад, давая ему пространство. Михаил молчал.

Рука Валетти дрогнула. Медленно, словно боясь, что это иллюзия, которая вот-вот развеется, он протянул руку и коснулся пергамента. Пальцы его сомкнулись на нем, как пальцы утопающего на обломке корабля. Он поднес его ближе, пробежал глазами по первым строкам. И я увидел, как уходит из его тела последнее напряжение. Он не просто расслабился. Он обмяк. Словно из него вынули стальной стержень, на котором все держалось. Он откинулся в кресле, прижимая письмо к груди, и его глаза закрылись.

Это был нокаут. Это был ход, которого он не мог ни предвидеть, ни понять. В его мире, мире сделок, компроматов и шантажа, такой жест был невозможен. Отдать добровольно абсолютное оружие. Безумие.

Когда он снова открыл глаза, в них не было ни страха, ни враждебности. Лишь чистое, абсолютное, почти детское изумление. Он смотрел на меня, как на существо из другого мира, живущее по другим, неведомым ему законам.

— Почему? — прошептал он. Его голос был хриплым.

— Потому что мы играем в другую игру, — ответил я просто. — И в нашей игре короли не становятся пешками.

Валетти смотрел на меня еще несколько долгих секунд. А потом на его губах появилась улыбка. Настоящая. Не хищная, не насмешливая. Слегка растерянная, но искренняя улыбка человека, который только что заглянул за край известного ему мира и увидел там не пустоту, а нечто новое и удивительное.

— Кажется, — сказал он, его голос все еще был тихим, но в нем появилась былая мелодичность. — Мне стоит изучить правила вашей игры, господин Маркус. Возможно, она куда интереснее моей.

Марко Валетти сидел в своем кресле, прижимая письмо к груди, как талисман.

Но взгляд его был уже не растерянным. В нем разгорался знакомый мне огонь — холодный, аналитический огонь стратега, который только что потерял партию, но внезапно увидел на доске совершенно новую игру, с бесконечным количеством новых ходов.

Он аккуратно положил письмо на стол, не как компромат, а как ценный документ. Разгладил его, словно это был хрупкий исторический артефакт. Затем он поднял на нас глаза, и это был уже не загнанный зверь и не благодарная жертва. Это был Марко Валетти, глава дома, хищник, который только что осознал, что в его охотничьих угодьях появился новый, непредсказуемый вид. И он решил, что выгоднее с ним подружиться, чем пытаться его сожрать.

— Итак, господа, — сказал он, и в его голосе снова появилась сталь, но теперь в ней не было агрессии, а лишь деловая точность. — Похоже, я недооценил вас. Похоже, вас недооценили все. Вы не просто наемники, ищущие выгоду. Вы… игроки другого уровня. И раз уж вы так щедро поделились со мной своими картами, думаю, будет справедливо, если я покажу вам свои.

Он сделал жест в сторону кресел напротив. Приглашение сесть. Не как просителям или врагам. Как партнерам. Мы с Михаилом переглянулись и сели. Атмосфера в комнате изменилась. Мы были больше не на допросе. Мы были на военном совете.

— Это письмо, — он кончиком пальца коснулся пергамента. — Оно не то, чем кажется. Не то, чем его выставлял Консул. Да, оно от герцогини Изольды. Да, оно личное. Но это не любовное послание, не доказательство какой-то тайной связи, способной вызвать скандал.

Он усмехнулся, но смех был горьким.

— Я не настолько глуп, чтобы оставлять такие следы. Нет. Это письмо, ее крик о помощи. Отчаянный, почти безнадежный крик о помощи от человека, загнанного в угол.

Михаил подался вперед, его глаза историка горели любопытством. Я же молчал, анализируя. Каждое слово Валетти было частью нового, куда более сложного пазла.

— Герцогиня Изольда… — почти благоговейно прошептал Михаил. — Одна из самых могущественных фигур в Элладе. Глава древнего рода, повелительница Арденского леса. Кто может загнать в угол ее?

— Политика, друг мой. Политика, — Валетти сцепил пальцы, его взгляд стал жестким. — В Лирии-Порте мы воюем за контракты и торговые пути. В Цитадели, за честь и военную славу. А в Логосе, при королевском дворе, война идет за самое ценное, что есть в этом королевстве, за влияние на короля. И герцогиня Изольда эту войну проигрывает.

Он встал и подошел к огромной карте Эллады, занимавшей всю стену.

— Ее земли, Арденский лес, — он очертил широкую, зеленую область на востоке. — Всегда были ее силой и ее слабостью. Силой, потому что это источник уникальных ресурсов, магических ингредиентов, редкой древесины. И слабостью, потому что они изолированы. Герцогство Арден, это государство в государстве. Эльфы, древние традиции, магия природы… Они всегда держались особняком. И этим пользуются ее враги при дворе. В первую очередь, герцог Анри де Валуа.