— Да! — она прочистила горло, заставляя мышцы напрячься, а голос вернуть светскую, ровную твердость. — Все в порядке. Просто… вода не туда пошла.

Она послала в ответ Сергею смайлик с подмигивающим чертиком. Потом, подумав секунду, добавила: «Он у тебя на дежурстве прижился? Похоже, вы нашли общий язык». Сообщение ушло, и мир снова сузился до размера экрана, до этого крошечного цифрового островка безумия и счастья.

Вернувшись за стол, она поймала на себе взгляд Дмитрия. Он смотрел на нее пристально, с легкой, невысказанной тревогой. Не ревностью. Нет. Ревность — это страсть, а он давно разучился страстно что-либо чувствовать. Скорее, с тем чувством, с каким смотрят на дорогой, но начавший сбоить прибор, чье поведение вышло за рамки предписанного алгоритма.

— Тебе точно хорошо? — переспросил он, отложив отчет. Его пальцы постучали по столу. — Ты какая-то… другая.

«Другая. Да, милый. Я та, что целуется с незнакомцами в книжных и получает дурацкие фотографии. Я та, что лжет тебе в глаза, и слюна от этой лжи обжигает мне язык. Я та, что, возможно, сходит с ума, но этот бред слаще любого твоего здравомыслия».

— Все хорошо, Дим, — она улыбнулась ему через весь стол. И впервые за многие годы ее улыбка была на 100% настоящей, искренней, доходившей до глаз. Но адресована она была не ему. Она была приманкой, ширмой, театральной декорацией, за которой скрывался настоящий, пылающий пожар ее жизни. — Просто я, наверное, наконец-то поняла, чего хочу от жизни.

Он кивнул, и тень тревоги в его глазах уступила место привычному, удобному спокойствию. Он все понял. Вернее, он понял все так, как ему было удобно. Кризис. Переутомление. Пройдет. Нужно дать ей время. Он снова углубился в бумаги, отгородившись от нее непробиваемым стеклянным экраном своего безразличия.

А Вика снова спрятала в карман телефон — свой крошечный, греющий, порочный и такой невероятно живой уголок настоящей жизни. Она разрывалась между долгом и желанием, между пропастью одиночества в своем браке и пропастью страсти в объятиях другого. И с холодным, чистым ужасом понимала, что желание начинает побеждать.

Оно пахло дымом и опасностью, обещало поцелуи, украденные у судьбы, и смотрело на нее с экрана глазами человека, который не боялся ни огня, ни ее смешных розовых пони.

Адреналин ударил в виски, едва она переступила порог пожарной части. Не тот, что от страха, а тот, что от предвкушения и острого, почти животного любопытства. Сергей устроил ей эту «экскурсию» в свой мир, и Вика чувствовала себя одновременно шпионкой и приглашенной на частную выставку опасного искусства.

Он встретил ее у ворот, в полной боевой экипировке. Массивная куртка-боевка из прорезиненной ткани, тяжелые штаны-сапоги, краги на руках и каска, отбрасывающая тень на его глаза. Он казался другим существом — больше, монументальнее, не тем мужчиной, что целовал ее в тени подъезда, а элементом стихии, машиной для укрощения огня.

— Не подходи близко, просто смотри, — бросил он ей коротко, и его голос прозвучал по-деловому, отчужденно. И от этого стало еще более жарко. Этот командный тон, лишенный привычной ей ласковости, заставлял сжиматься низ живота.

На плацу шли учения. Резкая сирена пронзила воздух, заглушив все мысли. Рев мотора, и вот уже фигуры в таких же тяжелых одеждах, как у Сергея, бросились к учебной башне, разматывая рукава с пугающей скоростью. Команды отдавались резко, чеканно, как выстрелы.

«Ствол на рукав! Подача воды! Взлом двери!»

Это был танец, где партнерами были сталь, вода и смертельный риск. Синхронное, выверенное движение, где каждая секунда на счету.

И она смотрела только на него. На Сергея.

Он работал рядом с другими, но для Вики он был в фокусе, как на сцене. Она видела, как под тяжелой тканью напрягаются мощные мышцы на его спине и плечах, когда он тащил тяжеленный, наполненный водой рукав, как будто это была не резина, а шелковая лента. Видела, как капли пота, несмотря на прохладный день, катились по его вискам из-под каски. Ее взгляд прилип к его шее, к тому месту, где пульсировала жила, к мокрой темной прядке волн, выбившейся из-под каски. Он был концентрацией чистой, нерастраченной силы.

Потом прозвучала команда: «Отработка норматива! Одевание на время! Огонь!»

И началось самое сюрреалистичное и самое эротичное шоу в ее жизни.

Сергей, вместе с напарником, оказался у стартовой линии. Рывок. Сорвал с себя каску. Молниеносным, отработанным движением он втянул руки в куртку, могучие плечи напряглись, и тяжелая боевка взлетела в воздух и упала на землю. Потом — сапоги и штаны, сброшенные одним движением. И он остался лишь в темных, почти черных спортивных штанах, насквозь мокрых от пота и намертво прилипших к влажной коже, обнажив торс.

Вика застыла, забыв дышать.

Его тело было картой напряженного труда. Каждая мышца играла под кожей, лоснящейся от пота, который стекал по рельефу кубиков пресса, скользил по глубокому шраму на плече, собирался в соблазнительном углублении ключицы. Он дышал часто, рот был приоткрыт, грудь вздымалась. Он был могущественным, уставшим, пахнущим дымом и солью зверем. И она… она пожирала его глазами.

«Боже, я хочу почувствовать этот пот на своем языке».

Мысль пронеслась обжигающей волной, заставив ее похолодеть и вспыхнуть одновременно.

«Хочу провести губами по этому шраму и узнать его историю. Хочу вдохнуть этот запах опасности и мужской работы, зарывшись лицом в его шею. Хочу, чтобы эти руки, способные укрощать огонь, держали меня так же властно».

Он был абсолютно реальным. Настоящим. Таким, каким никогда не был Дмитрий в своем кабинете с кондиционером, пахнущий дорогим парфюмом, а не жизнью.

— Молодцы, ребята! Отдыхайте! — скомандовал начальник караула.

Сергей повернулся, его взгляд, заостренный адреналином, сразу же нашел ее в толпе. Он был все еще в том же диком, возбужденном состоянии от работы. Его глаза блестели, грудь вздымалась. Он увидел ее горящий, голодный взгляд, ее разинутый от волнения рот, и в его глазах мелькнуло понимание. И вызов. Он медленно провел рукой по лицу, смахивая пот, не отрывая от нее взгляда, будто говоря: «Видишь, каков мой мир? Все еще хочешь в него?»

Он подошел к ней, и от него исходил жар, как от раскаленной печи. Запах был оглушительным — дым, мужской пот, металл, честный труд. Он стоял так близко, что она чувствовала исходящее от него пышное тепло.

— Ну как? — спросил он, и его голос был хриплым от напряжения, от быстрого дыхания.

— Я… я не знала, — прошептала она, не в силах отвести взгляд от его груди, от капель, скатывающихся по напряженному животу. Ее собственное тело отвечало ему дрожью, влажным теплом между ног. — Я не думала, что это так… интенсивно. Так… по-настоящему.

— Это еще цветочки, — он хрипло рассмеялся, и его смех был таким же грубым и притягательным, как все вокруг. Он наклонился к ее уху, так близко, что она почувствовала его пылающее дыхание на своей коже, заставляя мурашки пробежать по спине. — Когда настоящий пожар, адреналина в сто раз больше. И пота тоже. И страха.

Он выпрямился, и его лицо стало серьезным, все следы улыбки исчезли.

— Каждый раз, выезжая на вызов, ты не знаешь, вернешься ли. Это не игра, Вика. Это моя работа.

И тут до нее дошло. Полностью, всей тяжестью этой истины.

Этот мужчина, чье тело она хотела с такой яростью, каждый день смотрел в лицо настоящей опасности. Он рисковал всем. Не деньгами или репутацией, как Дмитрий, а жизнью. И теперь он рисковал еще и ею — их тайной, их страстью, которая могла стать для него отвлекающим фактором. Последней мыслью перед шагом в огонь.

Восхищение смешалось с леденящим душу страхом. Она смотрела на его усталое, пропахшее дымом лицо, на тело, покрытое каплями его труда, и понимала — она влюбляется. Не в образ, не в запретную интрижку. А в человека, чей мир был полон огня и жертв. И этот мир был бесконечно далек от ее стерильной, безопасной жизни.