— Бедняжка, совсем замерз, — с притворным сочувствием сказала какая-то дама в норковой шубе.

— Нашла время для фотосессии, — фыркнул кто-то из ее свиты.

И тут в ее голове что-то щелкнуло. Стыд, паника, отчаяние, злость на всех и вся — все смешалось в один гремучий коктейль. Она, не думая, почти выкрикнула то, о чем думала, глядя прямо в насмешливые карие глаза:

— Вы… вы тут? О Боже… Не смотри, пожалуйста, не смотри на мои трусы под юбкой!

Повисла оглушительная, звенящая тишина, которую тут же разорвал сдержанный, а потом и все более наглый хохот одного из молодых пожарных.

— Серег, ты слышишь? С пони! — не удержался тот.

— Ну, браток, тебе и карты в руки, — добавил другой, старший по возрасту, с усмешкой качая головой.

Даже суровые лица его коллег дрогнули, пытаясь скрыть улыбки.

Но тот, главный, не засмеялся. Он лишь медленно, оценивающе приподнял одну бровь, и в его глазах вспыхнул такой интересный, теплый и по-настоящему опасный огонек, что у Вики не просто перехватило дыхание — ей показалось, что сердце остановилось.

— Мисс, — сказал он, и теперь в его бархатном баритоне сквозила неподдельная, почти интимная веселость. — Моя работа — спасать, а не оценивать нижнее белье. Хотя, должен признать, пони — это сильный ход. Прямо боевой дух поднимает.

Прежде чем она успела что-то ответить, что-то парировать или просто сгореть от стыда окончательно, он снял каску, передал ее хихикающему напарнику и легко, почти по-кошачьи, без единого лишнего движения, вскарабкался по стволу, оказавшись с ней на одном уровне. Так близко, что она почувствовала исходящее от него тепло и запах — дыма, пота, металла и чего-то неуловимо мужского, терпкого. Его запах.

— А теперь, — тихо сказал он, так, чтобы слышала только она, и в его шепоте была не только команда, но и обжигающее обещание, — давайте спасать того, кто в беде. Держитесь за меня. Крепко.

И он протянул ей руку. Сильную, с длинными пальцами и небольшими шрамами, рассказывающими истории, которые она уже отчаянно хотела узнать. Руку, которой она, внезапно для себя, захотела безоговорочно доверять.

Мир сузился до точки. А точнее, до его руки, протянутой ей. Руки, которая видела ад огня и теперь предлагала спасение из ее личного, нелепого чистилища.

— Доверьтесь мне, — сказал он, и его голос, тихий и уверенный, звучал как единственная разумная вещь в этом хаосе.

Виктория кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и вложила свою дрожащую ладонь в его. Его пальцы сомкнулись вокруг ее кисти — твердые, теплые, шершавые от работы и старых шрамов. Кожа его ладони была грубой, но прикосновение — удивительно точным и аккуратным. От точки соприкосновения по ее руке, а затем и по всему телу, пробежал электрический разряд, стремительный и жгучий, заставив забыть и о порванной юбке, и о зеваках, и о несчастном котенке. Он пах дымом — не едким и горьким, а тем, что остается после костра, — и чем-то терпким, чисто мужским, может быть, мылом или просто кожей. Она впервые за долгие годы почувствовала, что ее не просто держат. Ее охраняют.

— Сейчас я вас спущу, — Сергей действовал спокойно и профессионально, будто спасение дам с деревьев в розовых трусах было рядовым вызовом. — Ставьте ногу на мое колено. Я вас не уроню.

Она послушалась, и ее босую, замерзшую и испачканную землей ногу приняла жесткая ткань его брюк. Он легко, почти без усилий, поддержал ее, помог спуститься с сука, и она почувствовала, как под тонкой тканью его формы играют каждые мускулы. Его движение, когда он спрыгнул рядом, было таким же грациозным и уверенным, каким неуклюжим и отчаянным было ее собственное восхождение.

Когда ее ноги коснулись земли, он не сразу отпустил ее руку. Всего на долю секунды дольше, чем было необходимо. Его большой палец непроизвольно провел по ее костяшкам, и этого легчайшего касания хватило, чтобы Вика снова почувствовала тот же разряд и окончательно потеряла дар речи.

— Спасибо, — прошептала она, глядя куда-то в район его груди, украшенной светоотражающими полосками. Поднять глаза на него было выше ее сил. Все ее тело гудело от его близости, как натянутая струна.

— Всегда пожалуйста, — ответил он, и в его голосе снова заплясали веселые, чуть хриплые нотки. — Правда, в следующий раз, может, обойдемся без предварительного восхождения? Для моего спокойствия сердца.

Она могла только мотнуть головой. Он развернулся, и его спина, широкая и сильная, на мгновение снова закрыла ей весь мир. Он легко взобрался на дерево, одним точным движением подцепил ошалевшего от всего происходящего рыжика за шкирку и спустил его в руки ликующим волонтерам. Миссия была выполнена. Котенок спасен. Позор Виктории — увековечен.

Она стояла, беспомощно пытаясь прикрыть разорванный бок юбки ладонью, чувствуя себя абсолютно раздетой под его пристальным взглядом. Алена, подбежавшая к ней, пыталась накинуть ей на плечи пиджак, причитая: «Вика, родная, я же говорила! Кошмар! Ты вся дрожишь!», но Вика почти не слышала. Она была в коконе, сотканном из остаточного ощущения его руки на своей.

Сергей подошел к ней вплотную, перекрывая собой всю остальную реальность — и Алену, и толпу, и уходящих к машине пожарных.

— Вы в порядке? — спросил он, уже без насмешки, а с какой-то деловой, но искренней ноткой. — Травм нет? Сотрясения? Головокружения?

— Н-нет, — выдавила она, заставляя себя наконец поднять на него глаза. Его взгляд был таким же прямым и цепким, как и прежде. — Все на месте. Кроме чувства собственного достоинства. И, кажется, здравого смысла.

Уголки его губ поползли вверх, но во взгляде не было злорадства.

— С достоинством все в порядке, поверьте профессионалу. Его не теряют, даже вися на дереве в… э-э-э… интересном белье. А вот со смелостью у вас полный порядок. И с чувством юмора, я вижу. Редкое сочетание.

Он протянул ей ее туфли-лодочки, которые она скинула у дерева. Этот простой и галантный жест — он заметил их, наклонился и поднял — растрогал ее до слез больше, чем любое пафосное признание. Она поспешно надела их, чувствуя, как жжет лицо.

— Команда, отбой! — скомандовал он, не сводя с нее глаз. — Объект спасен. Оба.

Его напарники, усмехаясь и перебрасываясь колкостями («Сереж, тебе там понравилось, да?», «Мужики, а пони — это новый служебный знак отличия?»), стали грузиться в машину. Сергей сделал шаг назад, к своей огромной красной машине, но его взгляд, тяжелый и теплый, как физическое прикосновение, все еще держал ее, не отпускал.

Он уже был в кузове, когда резко откинул голову и встретился с ней глазами в последний раз. Улыбка снова тронула его губы.

— И да… — сказал он, и его голос прозвучал на полтона тише, но она расслышала каждое слово. — Носите с собой запасную пару. Эти… с пони. А то мало ли. На всякий пожарный.

И он исчез в кузове. Дверь захлопнулась, сирена коротко и деловито взвыла, и огромная машина, разбрасывая брызги осенней грязи, медленно тронулась с места, растворяясь в золотых аллеях парка.

Виктория стояла как вкопанная. Ветер трепал ее волосы, а она все чувствовала на своей ладони жар его прикосновения и слышала в ушах низкий, чуть хриплый тембр его голоса. Пахло дымом. Не тем, от которого бегут. А тем, что манит, согревает изнутри и сулит опасное, невероятное тепло.

— Вика, ты в порядке? — Алена трясла ее за плечо. — Господи, какой кошмар! Но какой герой, да? Настоящий мачо! Я бы на твоем месте…

Вика медленно кивнула, наконец переведя дыхание. Она повернулась и посмотрела на подругу, и в ее глазах было что-то новое, чего Алена раньше не видела.

«Да, — подумала Вика, глядя в пустоту, где только что была пожарная машина. — Герой».

И этот герой, сам того не зная, только что поджег скучную, аккуратную, выверенную жизнь Виктории дотла. И ей, ошарашенной, смущенной и до смерти взволнованной, это ужасно, безумно, запретно нравилось.

Тишину в прихожей нарушил лишь щелчок замка, такой же отточенный и безжизненный, как все в этом доме. Дом встретил ее не просто стерильной прохладой, а ледяным, вымороженным молчанием. Воздух был густым и неподвижным, пахнущим дорогим паркетом, воском и сладковатым, удушающим ароматом белых орхидей, которые Дмитрий заказывал, как заправски, — потому что они «соответствуют статусу» и не пахнут. Ничего живого, ни одной случайной ноты. Идеальный, бездушный вакуум.