"Шуши…" – Мати стало любопытно, что случилось с подругой в снегах, какой была ее жизнь вдали от тропы каравана. Она собралась спросить, но в тот момент, когда слова уже почти сложились в вопрос, девушка мотнула головой, разгоняя их, как дурные мысли. "Если захочет – расскажет сама, – решила она. – А раз молчит – значит, ей тяжело вспоминать об этом".

"Мати… – но Шуллат и не нужно было ни о чем спрашивать. Она слишком хорошо знала подругу, чтобы понимать ее без слов. Огромные желтые глаза плавились печалью. – Этот караван… Вдали от него я кое-что поняла: найти свое счастье можно где угодно, но обрести – только здесь".

"Только здесь… – повторила она, задумчиво глядя куда-то в сторону, а затем вдруг вскинулась, выпрямилась: – Я буду бороться за это счастье! Что бы ни ждало в будущем, я не позволю ему уничтожить то, что мне дорого!" – ей сразу стало легче. Исчезли тяжесть и беспомощность, угас страх, в котором больше не было нужды.

"Что это ты задумала?" – волчица с подозрением взглянула на подругу.

"Я загляну будущее!" "Зачем? К чему тратить силы на то, что и так скоро откроется, произойдя?" "Вот именно – произойдя! А если впереди беда?" "Однако, мне показалось, ты ждала совсем другого…" "Да, но…" "Не правильно это, – хмуро заворчала та, – не дело изменять свою судьбу. Даже мысли такие – не к добру! – рыжая шерсть взъерошилась, в желтых огоньках замерцали настороженные огоньки, за которыми проглядывался затаенный страх. – Но если тебе так это нужно… Спроси Шамаша".

"Как! Как я спрошу, когда его сейчас нет рядом! Или ты забыла, что богиня врачевания зачем-то увела его в свой город?" "Спроси, когда Он вернется", – спокойно, словно не замечая тех чувств, которые всколыхнули душу подруги, проговорила Шуллат.

"Но тогда уже может быть слишком поздно…" -И вообще, – не выдержав, вслух вскрикнула девушка, – Он ведь сам мне сказал об этом даре! Он хотел, чтобы я поняла…

"Поняла, – прервала ее волчица, – поняла. Может быть, все дело именно в этом?

Что если Он как раз собирался предостеречь тебя от попытки разбудить его?" "Но зачем? Зачем говорить так… непонятно? Он мог бы приказать, или еще лучше просто взять и забрать у меня его!" – нет, конечно, ей бы совсем этого не хотелось и Мати говорила так только потому, что знала: Шамаш никогда бы не поступил с ней так.

Шуллат поняла это и потому в ее глазах зажегся укор, голова склонилась.

"На время… – смущенная тем, что ее… не ложь, нет – не откровенность открылась, девушка спрятала глаза. – Или…" "Хозяин не хочет принимать наши решения за нас, не хочет заставлять нас принимать решения против нашей воли, – волчица была уверена, что подруга и так все это значит, однако не видела ничего плохого в том, чтобы напомнить ей. – Он считает, что мы сами должны во всем разобраться и лишь указывает направление, говоря загадками. За одним и тем же Его словом множество образов… " "Хватит! – душа девушки затрепетала в груди, забилась, недовольная тем, что ее пытались переубедить. – Почему ты хочешь, чтобы я сомневалась? Разве сомнения – не причина половины бед и ошибок? Нет! Я все верно поняла!" – Мати обиженно поджала губы. Ну как могло быть иначе? Ведь она слушала так внимательно. И вообще – она уже не маленький ребенок, не способный ни в чем разобраться – а почти совсем взрослый человек.

"Раз ты так считаешь… – волчица не хотела с ней спорить. Она пыталась сделать, как лучше. Но если хозяйка считала иначе… что же, она была готова согласиться с ней во всем, даже подчиниться. Шуллат никак не могла расстаться с чувством вины за то, что бросила подругу, не думала о ней, лишь о себе. Она боялась, что Мати, простившая ее раз за поступок, не простит во второй за слово. Чувствуя, что девушка хочет остаться одна, волчица встала, потянулась.-Пойду, пробегусь перед сном. Я буду рядом", – и она тенью соскользнула с края повозки в снег.

"Возвращайся поскорей", – бросила ей вслед Мати, которая, проводив ее взглядом, старательно задернула полог повозки, словно отгораживаясь им от всего того мира, который составлял настоящее, и на четвереньках отползла в свой дальний угол. Ей в голову пришла одна мысль…

Ей захотелось попробовать. Дочь хозяина каравана очень отдаленно представляла себе, каково это – взывать к своему дару. Конечно, она могла дождаться, когда отец вернется из дозора, расспросить его обо всем. Но ждать до утра… Нет, это было слишком долго! Ей было просто необходимо попробовать, прямо сейчас! И, потом, если даже Шуллат начала убеждать ее не делать этого, отец – тем более. Он найдет те слова, которые удержат, испугают, в конце концов, воспользуется правом родителя.

Мати села, обхватила колени руками, подтянув их к груди и положив голову поверх, сжалась в клубок, полагая, что так ей будет легче собрать воедино и свои мысли, чувства, чтобы направить их в одну точку, к одной цели – заглянуть в будущее.

Она замерла, остановив взгляд на какой-то серой точке на покрове повозки, смотря на нее не мигая, лишь мысленно раз за разом повторяя: "Что в дне грядущем ждет меня? Что в дне…?" – словно заговор-заклинание.

Ей начали мерещиться какие-то неясные, сумрачные образы, расплывчатые очертания.

А затем она почти ясно увидела снежные хлопья, которые закружились вокруг нее в медленном белом танце, проводившем грань между ее душой и окружавшим миром.

Когда же снежная дымка рассеялась, она увидела… Дракона! Он был свободен, как ветер, паривший на небе огромной черной тучей, тень от которой закрывала все вокруг. Дыхание замерло на приоткрывшихся губах девушки. Глаза широко распахнулись, разглядывая крылатого странника, стараясь не упустить ничего, запомнить каждую черту. И, казалось, время, позволяя ей насладиться этим зрелищем в полной мере, замедлило свой ход.

Мати могла бы восхищаться им целую вечность, но тут образ дракона начал тускнеть, отдаляться.

"Нет, не уходи!" – готова была закричать девушка во власти нахлынувшей на нее паники.

Она пыталась удержать образ, вернуть его, но не смогла. Он покинул ее, оставив в душе жгучее чувство обиды. А потом вдруг, неизвестно почему, ее внимание привлек пламень огненной лампы. Казалось, он входил в глаза, влек, манил за собой, заставляя забыть обо всем, что было вокруг, оставить все прежние мысли и думать лишь об одном танце пламени, любуясь им до скончания веков. Мати и не заметила, как ее рука потянулась к лампе, сняла верхнюю прозрачную крышку, освобождая огонь от оков. Всегда беззвучная, лампа обрела свой голос – тихий шелест-шепот костра, который заполнил собой все маленькое пространство повозки, а затем, ища новые пути, и душу девушки, околдовывая монотонной песней-заклинанием.

Девушка замерла, не сводя взгляда с пламени. В какой-то миг ей показалось, что в нем возникли, закружились какие-то тени – неясные расплывчатые силуэту. Она пригляделась, стараясь разобрать образы… А в следующий миг, вдруг, совершенно внезапно поняла, что больше не сидит в маленькой повозке.

"Это сон? – все было так, словно она просто заснула. И, все же, как-то иначе. И вот уже… – Нет! – она сама ответила на свой вопрос, чувствуя, как все внутри захлестывает волна торжества победы. – У меня получилось!" – ей хотелось смеяться, словно маленькой девочке прыгать на месте, хлопая в ладоши и лишь страх перед тем, что чудо, к которому она так стремилась и которого, наконец, с таким трудом, обрела, исчезнет, вспугнутое резким движением. Нет, она потом отпразднует победу, потом насмеется, навеселиться от души. Сейчас же ей нужно смотреть, слушать, следить за тем, что будет происходить вокруг, не упуская ничего.

Солнце взошло. Его яркий красноватый, недобрый, как ей почему-то показалось, свет озарил все вокруг, наполняя мимолетной жизнью тот мир, тот день, что еще не наступил.

Это было странно смотреть на все со стороны, словно в зеркале видя отражения, не самих людей. Все казалось таким живым – и выпряженные из повозок и пасшиеся в стороне, на зеленой поляне, олени, и караван, который почему-то остановился в лесу, вместо того, чтобы поскорее войти в город.