– Сказал ему прямо: хочешь – забирай инвестиции. И знаешь, он сразу сдулся, мигом изменился.

Холмс подняла взгляд, её лицо оставалось спокойным, но в глазах скользнула тень неодобрения. Её настораживала чрезмерная резкость Шармы – сама она предпочитала действовать тоньше.

– В лицо сказал? – тихо уточнила она.

– А что такого? Он тут же сдался, – усмехнулся Шарма.

Холмс выдержала паузу, потом кивнула, словно соглашаясь с неизбежным.

– Впрочем, ты поступил правильно. Надо было проверить его на прочность хоть раз.

И всё же в её голосе звучало предупреждение:

– Но не теряй осторожности. Этот человек опасен.

Шарма рассмеялся, отмахнувшись, будто от назойливой мухи.

– Опасен? Смешно. Его и через месяц никто не вспомнит.

Машина замедлилась у парадного входа, где под светом фонарей мерцали лаковые туфли швейцаров, а из открытых дверей веяло ароматом шампанского и свежих цветов.

– Ваши имена? – спросил администратор у стойки регистрации.

– Элизабет Холмс, – прозвучало уверенно.

– Рахул Шарма, – добавил он, стараясь не выдать внезапного волнения.

Пальцы его похолодели, сердце дернулось: а что, если фамилия не окажется в списке? Но вот сотрудник протянул пластиковый бейдж и тонкую брошюру – тревога растворилась, уступив место облегчению.

Коридоры вели их к залу приёмов, откуда доносился гул голосов, звон бокалов и негромкие аккорды струнного квартета. В воздухе витал запах дорогого парфюма и лёгкий дым свечей.

– Элизабет! – раздалось вдруг из толпы.

Холмс обернулась – к ней спешила женщина с живой улыбкой.

– Джессика? – голос Холмс потеплел.

Подруги обнялись. Старая знакомая, Джессика Ламберт, происходила из семьи, чьё имя в Силиконовой долине произносили с уважением: одни из первых инвесторов, маститые венчурные капиталисты.

– А это наш операционный директор, Шарма, – спокойно представила Холмс.

Тот улыбнулся, стараясь излучать уверенность:

– Рад знакомству. О вас много рассказывала Элизабет.

– Вы, наверное, немало трудитесь, помогая ей, – ответила Ламберт учтиво, но внимание её тут же вернулось к Холмс. – Кстати, здесь есть человек, который очень хочет увидеть тебя…

Она легко коснулась локтя подруги и повела её вглубь зала.

Шарма остался один среди блеска люстр и шелеста шёлковых платьев. Снаружи он сохранял безмятежность, но внутри где-то глубоко тлело неприятное чувство – словно его оставили за кулисами праздника.

Под хруст бокалов и переливы тихого смеха, растворяющегося в густом воздухе зала, Шарма ощутил неловкий холод одиночества. На секунду мелькнула мысль – почему бы не пойти за ней? Но тут же будто чужой голос, возникший откуда-то из глубины сознания, прошипел:

– Значит, и здесь есть потолок.

Резкое движение головой, будто желание вытряхнуть наваждение. Нет, всё иначе. Не простой служащий, не безымянный винтик – операционный директор. Должность, вес, власть. Но в роскошном зале с высоким потолком, где золотые люстры рассыпали сияние по лакированным полам, все титулы казались пустыми.

Шарма окинул взглядом толпу: группы людей, тесные кружки бесед, лёгкий перезвон украшений, запахи парфюмов, словно разноцветный туман. Каждый был при деле, каждый уже знал друг друга. На мгновение показалось, что вот – вошёл мужчина один, но едва шагнул в зал, его уже встретили улыбками и объятиями.

Мысль резанула: без Холмс к нему никто не подойдет. Она – обладательница невидимой паутины связей, унаследованной ещё от предков. Её фамилия хранила отголосок былой власти – предок когда-то держал в руках продовольственную империю, и хоть бизнес давно развалился, связи остались, как корни старого дуба, пробившиеся сквозь землю. Именно через эти корни и потекли первые деньги в Theranos. А то, что за просто так и кошки не плодятся, откинуто им было легко. Ведь как ещё найти себе оправдание? Ведь без идеи никакие деньги к Холмс и не потекли бы. Но то мелочи, когда ваше эго раздуто до непомерных величин.

Шарма горько осушил бокал. Вино жгло горло, оставляя терпкий след. Внутри всё переворачивало ощущение несправедливости: диплом Беркли, годы работы в уважаемых компаниях – и всё впустую. Ни один инвестор не протянул руку, пока рядом не появился белый сооснователь. В то время как Холмс, бросившая колледж, лишь щёлкнула пальцами – и деньги потекли рекой. Благородная фамилия, светские связи, кровь из верхних слоёв общества. А то что он ничего никому не смог в итоге предложить интересного, а она смогла, он естественно опустил.

Чтобы удержаться на плаву в этом мире, нужно было не образование и не упорство – а умение быть "своим". Тут же был сделал удобный для себя вывод. Ведь доля правды в нём была! Небольшая, но….

Гул в зале перекрыло знакомое лицо. Оуэн Карсон – глава влиятельнейшей частной инвестиционной компании Силиконовой долины. Человек, от которого пахло деньгами и властью, как от крепкого коньяка.

Шарма расправил плечи, шагнул вперёд, представился:

– Операционный директор Theranos.

Карсон взглянул рассеянно, словно сквозь него.

– Theranos… Ах да, это компания Элизабет Холмс?

– Всё верно, – кивок, почти слишком быстрый.

Взгляд Карсона уже скользнул мимо, за плечо, как будто Шарма был лишь случайной помехой.

– А Холмс не с вами?

– Вышла ненадолго. Рад наконец встретить вас лично, столько слышал….

– От кого именно? – Карсон чуть приподнял бровь.

– От мистера Хьюстона, члена совета директоров.

– Хьюстон упоминал обо мне? – слова прозвучали сухо, без искры интереса.

Взгляд Карсона всё так же ускользал, не задерживаясь. Он уже искал глазами другого собеседника, готовый шагнуть прочь. В зале царила тяжёлая, густая как старое вино атмосфера. Воздух был пропитан терпким запахом алкоголя, тонкой пряностью табака и ещё чем-то едва уловимым – дорогим парфюмом, щедро распылённым поверх смокингов и вечерних платьев. Хрустальные бокалы звенели тонкими голосами, перекликаясь с гулом разговоров, и каждый звук сливался в вязкий поток, от которого кружилась голова.

Суреш Шарма, ловко скрывая неуверенность, выпрямился и с холодной вежливостью обратился к Оуэну Карсону:

– Не хотели бы вы вложиться в Theranos?

Карсон, высокий, сухощавый, с лицом, словно высеченным из камня, усмехнулся и покачал головой:

– Ха-ха, да куда нам… Эта компания уже слишком велика, чтобы мы могли туда влезть.

Стакан в руках Шармы слегка дрогнул. Он поднял голос, чтобы перекрыть не только музыку, но и собственное раздражение:

– Отнюдь! Через десяток лет все привычные диагностические приборы окажутся в музеях, а Theranos станет единственным игроком. Разве позволите себе упустить шанс?

Голос прозвучал напыщенно, даже дерзко, и только тогда взгляд Карсона, холодный и рассеянный, задержался на нём чуть дольше.

– Смелое заявление…, – протянул тот, приподняв бровь.

Вариантов не оставалось. Пришлось говорить резко, громко, с нажимом – иначе собеседник просто не услышал бы. Словно для того, чтобы обратить внимание белого хищника, азиатскому управленцу приходилось рычать вдвое громче, оправдывал индус своё поведение. А то, что он так того только отталкивал….

– Это не преувеличение, – продолжил Шарма, обжигая себя собственной ложью. – Наши системы уже используются в Афганистане.

Карсон слегка прищурился:

– Вот как?

Слова прозвучали уверенно, но внутри что-то болезненно кольнуло. Правда была в том, что разговоры о поставках велись, но до реальной практики дело ещё не дошло. И всё же рядом с ложью стояла тень истины.

– К тому же в совете директоров у нас генерал Уиттингтон. Вы, конечно, знаете его репутацию.

Имя старого военного прозвучало как тяжёлый медальон, брошенный на стол. Взгляд Карсона на миг оживился, но тут же поплыл куда-то за спину собеседника. Он выпрямился, улыбнулся дежурной улыбкой и, слегка склонив голову, произнёс:

– Прошу прощения. Вон там – человек, с которым просто необходимо переговорить.