А в воздухе витал вопрос: рискнёт ли Уитмер поставить на карту всё ради этой новой, хрупкой идеи? Пирс не скрывал тревоги. Риск вытолкнуть новичка на авансцену, где каждое слово разносится по всей стране, обжигал его, словно холодный ветер в лицо. И дело было не только в отсутствии опыта – характер Сергея Платонова слишком часто напоминал острый осколок стекла: блеск и опасность в одном.

Пирс наверняка ожидал, что юноша попытается вырваться вперёд, но упорство его превзошло все предположения. Казалось, он угадывал нечто большее – словно заранее чувствовал, какую карту собирается выложить Сергей.

И всё же спорить дальше смысла не было. Влияние Платонова при Уитмере оказалось непререкаемым: слишком уж ярким был его след в последних победах. Давление можно было выдержать, но ломать мосты – невыгодно. Пирс понимал: союз ценнее противостояния. Именно поэтому Сергей без колебаний отдал ему право на отчёт о хлебе и сэндвичах, а теперь так же вежливо просил разрешения высказаться.

Тишина в зале становилась вязкой, как густой сироп. Листы бумаг перестали шелестеть, даже лёгкий скрип стула под тяжестью тел стих. Пирс поднял взгляд, долго всматриваясь в лицо собеседника, словно выискивал там хоть тень колебания. Но в конце концов произнёс хрипловато:

– Говори.

Сергей позволил себе еле заметную усмешку и медленно окинул взглядом собравшихся. Стратег кампании, Уитмер, сам Пирс, Джефф, Крис, Добби – все замерли, уставившись на него, будто сцена превратилась в театр, где ждали единственного актёра.

И тогда прозвучало:

– Используем "бомбу замедленного действия".

Воздух словно застыл, затвердел. Мгновение назад оживлённые взгляды сменились растерянностью. Словно кто-то распахнул окно и впустил резкий зимний сквозняк.

Этим термином называли тщательно скрытую правду, которую Уитмер всеми силами пытался замести под ковёр: настоящую причину продажи "Харбор Лобстер". За громкими формулировками о "стратегических изменениях" скрывалось куда более неприятное – отказ от бренда из-за того, что его основная клиентура, афроамериканцы, сочтена малоприбыльной.

– Что ты…, – начал было Уитмер, но слова застряли в горле.

Сергей говорил спокойно, почти мягко, и от этого его фразы звучали ещё острее:

– Подобные вещи не закапывают и не передают другим. Если оставить эту мину, она рванёт позже и заденет всех.

Мысль была прозрачной: лучше контролируемый взрыв сейчас, чем разрушительная детонация в будущем. Если "Акула" или кто-то ещё решит копнуть глубже, всплывшая правда ударит в самое сердце, да ещё и выставит виновным того, кто оказался рядом. В мире хедж-фондов мстить – правило, а не исключение. Ударишь – получишь ответ. Промолчишь – тебя сочтут слабым.

В зале запахло холодным потом и озоном, как перед грозой. И стало ясно: Сергей предлагал рискованный, но единственный способ обезвредить скрытую угрозу – самому поджечь фитиль. Ситуация требовала решительного шага, и решение оказалось сродни удару по двум мишеням одним выстрелом. Самый безопасный способ справиться с бомбой – не прятать её в темном углу, не перекладывать на чужие плечи, а самому взорвать и стереть с лица земли, не оставив ни малейшей тени угрозы.

В зале пахло перегретым пластиком от ламп и терпким кофе из пластиковых стаканчиков. Голоса стихли, будто в комнате разом выключили электричество. Прямой взгляд Сергея Платонова в упор врезался в лицо Уитмера, и слова прозвучали глухо, но твёрдо:

– Если уж взрывать, то самим и в тот момент, который выгоден нам. А этот момент настал. Подорвём мину замедленного действия. И….

Пауза растянулась, словно кто-то вытянул время, заставив сердце заледенеть.

– Используем взрыв в свою пользу.

***

За двадцать пять дней до собрания акционеров начался настоящий шквал дел. Стопки бумаг росли, как снежные сугробы после метели. С утра до позднего вечера – переговоры, расчёты, звонки. Теперь всё крутилось вокруг операции по разминированию.

Уговорить коллег оказалось задачей изматывающей, но в конце концов решение приняли. Иного исхода и быть не могло – сама логика диктовала этот шаг. Оставалось только воплотить его в сжатые сроки.

Раннее утро началось с видеоконференции с маркетинговой командой. Экран мигал зелёными и синими рамками, за которыми скрывались усталые лица, запах дешёвого табака и слабый гул голосов просачивались сквозь динамики. Для инвестиционного банка участие в рекламных кампаниях было делом редким, но здесь речь шла о борьбе за контроль над "Эпикура".

– Ставка делается на шумовой маркетинг, – прозвучало из динамиков.

Идея заключалась в том, чтобы намеренно разбудить общественное возмущение, поднять бурю споров и тем самым привлечь внимание к бренду.

– Работать будем по схеме, похожей на случай с "Тоскана Гарден".

Кто-то воскликнул "А!" – словно в голове щёлкнуло колесико замка. Несколько кивков подтвердили понимание. Скандал с безлимитным хлебом в "Тоскана Гарден" тогда прокатился по Уолл-стрит и захлестнул всю страну. В разгар шумихи на рынок вывели новое меню с бесконечными бутербродами, и в одночасье любопытство толпы превратилось в рекордные продажи.

– Общественное негодование рождает мемы, картинки, шутки, которые расходятся по соцсетям, – разъяснили на встрече. – Это же бесплатная реклама, и к тому же куда мощнее любой оплаченной.

Почему бы снова не использовать такую волну?

– Энергию скандала можно направить на усиление узнаваемости "Эпикура".

Кто-то осторожно спросил:

– А какую именно тему предполагается раздуть?

Ответ ударил по тишине, как тяжёлый камень о гладь воды:

– Истинная причина продажи "Харбор Лобстер". Решение избавиться от бренда объяснялось тем, что его основная аудитория – афроамериканцы – сочтена неприбыльной.

Комната застыла. Даже лёгкое потрескивание динамика стало оглушительным. Лица напротив застыли масками.

– Такой пожар уж точно не потушить малой кровью, – добавили тихо, словно бросая спичку в сухую траву.

Молчание резало слух.

– Самая большая беда новых брендов в том, что о них никто не знает. Этот спор заставит заговорить всех.

Лёд в выражениях коллег начал понемногу таять, но голоса звучали нерешительно.

– А вдруг это слишком?..

– Говорят, плохой рекламы не бывает, но здесь….

Взгляды метались между лицами, и каждый второй смотрел на Платонова так, будто перед ними сидел безумец. Та же реакция, что и вчера. Люди всегда так реагируют – сначала ужас, потом сомнение. Инстинкт подсказывал всем: опасность надо обходить стороной. Но деньги не приносят осторожные шаги – ими зарабатывают те, кто умеет управлять риском, а не прятаться от него. Вся суть высокорисковой стратегии – контролируемый риск с большим потенциалом отдачи. Меры по сглаживанию ударов уже были подготовлены; оставалось только собрать плоды.

– Кричать на крышах не станем, – прозвучало спокойно. – Операция выстроена по чёткой последовательности….

Первое видеосовещание кончилось, и сразу началось второе. На связи появились Уитмер и Пирс, вернувшиеся из командировок; в комнате прозвучал глухой щелчок микрофонов, и разговор перешёл к главному – как именно вытащить на свет правду о том, почему продали "Harbor Lobster": клиентская база, ориентированная на афроамериканцев, была объявлена неприбыльной.

Вариантов было два: признаться самому или позволить признанию выйти как утечке. Прямое заявление – извинения, признание вины, а затем оправдания – выглядело бы неубедительно. Лучше, если кто-то сделает это за компанию; тогда любые доводы компании станут "более естественными". И идеальный кандидат для такой утечки уже стоял в уме.

Shark Capital.

Вопрос о доказательствах не оставался без ответа.

– Материалы наготове, – сказал кто-то в эфире. – Исследование по расходам домохозяйств афроамериканцев было заказано под псевдонимом ещё раньше.