— Так почему ты никогда об этом не рассказываешь? Мне нравится эта история. Звучит очень логично, хотяаааа… трудно сказать, насколько у меня такое получится.

— Да потому что в лучшем случае я выгляжу как человек, который рассказывает очевидные вещи. Я когда-то говорил об этом со своим другом Тилем. Он меня выслушал, почесал нос, вот как ты сейчас, и спросил, а разве можно иначе?

Хмарь засмеялась.

— В двух других случаях на меня посмотрели как на идиота. А я не люблю выглядеть идиотом. Слишком много о себе думаю, хех.

— Я тоже не люблю выглядеть идиоткой, — поделилась Хмарь. — Так что тут я тебя понимаю. Пойдем посмотрим на твой пластырь, я хочу на нем потренироваться. Или на себе. На чем получится.

Мы поставили пустые чашки в посудомоечную машину и поднялись обратно в лабораторию. Надели очки, я разместил над планшетом текущую версию восстановительного кольца, еще раз объяснил, что я уже попробовал и что не работает, и подвинул планшет к Хмари. Ваше слово, товарищ маузер.

Она прищурилась, потом откинулась на стуле и протянула руки с направляющими к кольцу. Развернула его и сплющила в блинчик, провернула над планшетом. У меня было дернулась рука, чтобы вмешаться, но я вовремя остановился. Надо ждать. Зачем она сломала всю мою работу? Не, я не против, у меня есть копия, но все равно жалко.

Блинчик развалился на две части. Хмарь грустно посмотрела на меня. Я включил нашу пушку, доуничтожил блинчик и вопросительно посмотрел на нее.

— Продолжаем, — решительно сказала она.

Я достал ей новую копию и откинулся на кресле. В этот раз она скрутила кольцо в спираль и начала его вращать. Это было уже интересно, хотя я и не понимал, что именно она пытается сделать. Должно быть, люди воспринимают меня примерно так же. Я переключился с пальцев Хмари, которые продолжали видоизменять базовую конструкцию на ее сосредоточенное лицо. Глаза горели из под рваной челки, не понимаю, как ей удается не поджигать такими глазами окрестности.

Но и эта копия не пережила экспериментов, и мне пришлось переключиться из роли очарованного наблюдателя к роли поставщика деталей. Я вывел на планшет третью копию.

— Кажется, я начинаю понимать, о чем ты говорил, — сообщила Хмарь и снова взялась за дело.

В этот раз она ничего не уничтожила, а выделила серединку в отдельную структуру, свернула ее спиралью, внедрила обратно и снова скрутила колечко. Апгрейд однозначно произошел, теперь оставалось выяснить, что у нас получилось.

— Теперь давай напустим эту штуку на что-нибудь сломанное, — предложила она.

Я нашел промежуточную версию Антоновой медузы, с которой я работал летом, вынул ее на планшет, нацепил на нее восстановительное кольцо, подождал, пока оно не считает структуру, отломил щупальце и оставил его рядом на рабочей поверхности. Кольцо засветилось. Импульс от него побежал по всему контуру медузы, она дернулась, сместилась ближе к потерянному щупальцу, подхватило его и начало приращивать. Получилось? Да отлично получилось!

— Вот! — с гордостью заявила Хмарь, протягивая ладонь к восстановленной программе. — Теперь работает. У твоей штуки не было мотива ничего чинить. Она не знала, что это ее обязанность, просто тупо помнила, как было. Ей нужен был какой-то стимул. Я сейчас слепила из подручных материалов, но так не пойдет, конечно, потому что это одноразовая вещь, а, насколько я помню, есть такие готовые. И если их еще не пожрал проклятый долгоносик, мы можем интегрировать готовый стимулятор. Ну или сделать свой понадежней.

— Класс! — обрадовался я. Мне тут нравилось всё. И то, что у нее такое получилось, и то, как у меня получилось объяснить, ну и всё целиком. — Я об этом не подумал. А как ты догадалась?

— Да вот как ты мне и посоветовал. Спросила себя и сначала получила одно ничего. А потом немного меньше, чем ничего. А потом ответ как будто сформировался весь целиком — у этой штуки слишком пусто внутри. А так не должно быть! Ей и так отлично, она не чувствует ответственности перед органической конструкцией, с которой ее совместили.

— Точно! Давай тогда найдем подходящий стимулятор.

Подходящие элементы мы искали до самого вечера. Я было совсем потерял надежду, но совместными усилиями мы все-таки собрали рабочий прототип. Он прилично работал на простых вещах, теперь надо было его обкатать на более сложных. И понять ограничения.

Странным образом я не чувствовал себя так, как будто у меня что-то украли. Как всегда бывало раньше, когда я делал работу вместе с кем-то.

Дверь запищала. Перед началом работы мы опустили защитную сетку и заблокировали дверь, чтобы никто не ворвался и не выпустил в коридор какой-нибудь кусок нашей работы. Я убрал наши варианты в хранилище, поднял сетку и разблокировал дверь.

В лабу ввалились Мавр с Обой.

— Что, развлекаетесь? — заорал Мавр с порога. — И не знаете, что нам, дополнительный экзамен ввели! И будет он через неделю.

Оба уселся за крайний стол, положил подбородок на ладони и принялся наблюдать за Мавром, который в красках вещал о том, что органики должны сдавать дополнительный экзамен по технике безопасности на физкультуре, потому что один одаренный персонаж в Новом северном университете повадился создавать элементы, делая обратное сальто. Естественно без очков и естественно не глядя. И недели через две, после накопления критической массы, поголовье созданных элементов стало разбегаться по окрестностям.

Кампус Нового северного был укомплектован дронами-садоводами, от которых в Старом уже успели избавиться. И они оказались таким же слабым звеном, словив в себя куски народного творчества. Эта генерация не вращалась, выставив в стороны пилы, как это было в Старом университете, а устроила гонку между собой, которая завершилась свалкой на парковке, где стояли личные мобили преподавателей. Победили все, дружно свалившись на крышу новенького мобиля проректора, чем бесконечно его расстроили.

По началу этот инцидент был маркирован как диверсия, приехало Минсвязности, поводило носом и обнаружило, что коридор, ведущий к залу, просто забит цельными и поломанными элементами. А нашли место, нашли и автора. Автор был бесконечно удивлен результату. Свой эксперимент он объяснил тем, что элементы, полученные в прыжке, приобретали особую мерцающую структуру, изучить которую он еще не успел. Причем он был уверен, что всё, что он натворил, смирно сидит в зале, и поэтому собирал свой выводок только там. Даже не подозревая, что часть его творений давно живет собственной жизнью. Местная служба безопасности под руководством Минсвязности еще неделю вычищала кампус от остатков.

Персонажа за такие деяния отчислили из Нового северного (если ты безумен, то должен быть более предусмотрителен) и тут же принудительно зачислили в Констаниновку, предложив на выбор или ее, или вечный запрет учиться органике. Первокурсник не думал ни секунды, и, единственное, что его расстроило, что на новом месте ему не дадут возможности повторить эксперимент по причине отсутствия подходящего помещения.

Тем не менее, органикам всех университетов с первого по последний курс теперь предстояло сдать экзамен по технике безопасности на физкультуре, чтобы больше никто не пытался практиковать создание элементов в движении в незащищенных помещениях. Дискуссия о том, не стоит ли подвешивать органиков на тросах и крутить, плавно перешла в рекомендацию развешивать на столбах тех, кто не умеет следовать правилам, и заглохла.

— Нууу, это не экзамен. Напугал! Это инструктаж, — заявил Риц. — Сдадим как-нибудь. Обычно это дело просто подписывают.

— Нам Варвара пришлет список всего, что нужно знать, и отвечать будем не по билетам, а по всему материалу, — дополнил рассказ Мавр.

Оба улыбался. Эту песню он уже слышал, экзамена не боялся, и счастливо плавал внутри собственных мыслей, лениво вылавливая и отпуская одну за другой. Ничего срочного не происходило, инструктаж они пройдут, а текст он может выучить весь и дословно. А пока можно подумать о чем-нибудь более захватывающем.