— Не боитесь черных зубов? — хитро спросила Анеуш, которая одна ела какую-то безопасную траву.

— Почистим, — улыбнулся Риц всё ещё белыми зубами. — Опять же посмотрим. Черника она всякая бывает. Вот помню, я с бабушкой в лесу собирал около ее дома. Там вообще черника была смерть. По два дня на зубах держалась.

— А ты зубы-то пробовал чистить? — уточнил Питон.

— А вот этого не помню.

Все заржали.

Когда с оладьями было покончено, а Баклан пошел за второй порцией кофе, Дима вспомнил про Макса.

— А Макс-то наш как? Надо напомнить ему, он еще не подтвердил ничего.

— Ща напишем, — Риц выудил планшет из рюкзака и нырнул в экран.

Макс, похоже, ответил сразу, потому что Риц еще несколько раз возобновлял переписку, потом оторвался и сообщил всем.

— Он не хочет подрываться на неделе. У него работа и дети. В субботу приедет.

— Зря он так, — качнул головой Питон. — Я вот и Анеуш сейчас потащу зачисляться. Ничего нельзя откладывать. Особенно с университетскими делами.

— Я в принципе согласен, — сказал Дима. — А почему с университетскими делами особенно?

— Потому что у них непредсказуемые косяки. И, главное, в случае со Старым университетом не их собственные. Они же в общей системе и огребают за всех. Три года назад, например, аккурат второго августа аннулировались заявления у всех, кто подавал их еще и в Новый университет. В системе их имена загорелись как у отказавшихся от зачисления. Что самое неприятное, у них автоматом заблокировались общежитские и столовские карточки. Разруливали этот косяк неделю.

— Фигасе, это кто тебе рассказал?

— Это уже учебный кейс. Ну и очевидцы есть прямо здесь на кампусе. Мне в прошлом году на летней школе старшекурсник рассказывал, который у нас семинар вел. Говорит, ты вообще ни секунды не медли, потому что, когда подписано финансовое обязательство, оно прошивается на всех уровнях, и делает блокировку общаги невозможной. Если только ты сам от нее не откажешься, некоторые так делают.

— А зачем отказываться?

— Ну мало ли, ты поправил финансовое положение и хочешь жить в городе как король? Тебе еще финансовые обязательства за это скостят. Но это целое дело — произвести взаимозачет. Блокировать человека, который зарегистрирован во всех системах, уже нельзя. Причем ходили слухи, что Новый университет сделал это специально, чтобы захапать себе побольше абитуриентов. И если это так, то у них получилось: у кучи народа сдали нервы, и они зачислились в Новый. Но никто тогда ничего не доказал.

— Ужас какой, — покачала головой Анеуш. — А ты не рассказывал! Хоть объяснил бы, почему ты меня туда за ногу тащишь.

— Я и так дал тебе позавтракать, — буркнул Питон.

— Глядите на него! — развеселилась девушка. — Как будто одно отменяет другое!

— Он, понимаешь, — хмыкнул Баклан, зависая над своей бадьей с кофе, — счел, что так будет быстрее.

— Откуда ты знаешь, что я счел? — нахохлился Питон.

— Скажи, я неправ?

— Прав.

— Как у вас в голове всё устроено! — хихикнула Анеуш, которая явно не в первый раз сталкивалась с логикой Питона. — Ладно, считай, ты меня убедил. Пошли и меня зачислять. Не хочу стоять под дверью без ключа.

— Почему я никогда не могу угадать, какой аргумент на тебя подействует? — буркнул Питон, поднимаясь.

— Потому что ты несовершенен!

Пара резво двинулась к выходу, а Баклан почесал лоб и заподозрил неладное:

— Слушайте, а откуда три года назад взялась история с общежитием? Тогда же не было массовой пересдачи экзаменов как сейчас.

— Ну ты даешь, — возмутился Риц. — Не все же поступают по результатам экзаменов. Кто-то приезжает на собеседование, как я, у кого-то прослушивание, а где-то внутренний экзамен. Не знаю сколько там народу было, но они-то и попали.

— Понял, понял! Считай, легко отделались! — захохотал Баклан.

Риц посмотрел на него, покачал головой и тоже пошел за кофе.

В инкубаторской лабе уже какой день подряд было тихо. Жара, которая хоть и не могла дотянуться к нам сквозь могучий кондиционерный щит, все равно давила на голову. Мы с Воробьем, второкурсником, вернувшимся к работе после сессии, третий день крутили его проект для помощи в сборе информации о совместных расходах. В конце периода программа должна была подводить итоги и сообщать, кто кому сколько должен. Рассчитано было на студентов и просто друзей, которые вместе едят, развлекаются и куда-нибудь ездят. Первая версия была готова, но Воробей решил ее нагрузить еще и нематериальными вложениями. И их учесть. На эту блестящую мысль его навели друзья со старших курсов, да еще и заверили, что без такого учета проект будет не полон. Мой же вклад в основном сводился к тому, чтобы уговорить его этого не делать.

— Воробей, ну как ты себе это представляешь? В какой валюте мы будем обсчитывать нематериальные вложения?

— Да в той же, в денежной!

— Хорошо. Давай попробуем на примере лабы.

— Ну давай… — осторожно согласился Воробей.

— Вот с утра Швед вправлял нам мозги насчет якорения. Это сколько стоит?

— Это его рабочие обязанности. Входит в зарплату.

— Ага. А когда потом тебя печеньем угощал?

— Ну не знаю, можно спросить сколько стоит печенье…

— Ладно, неудачный пример. Можем узнать, хотя ты замучаешься рассчитывать стоимость одной штуки. Тогда сколько стоит его совет записаться на зимнюю конференцию?

— Мм, рабочие обязанности?

— Неа. Он не наш куратор.

— Блин…

— Вот и я о том же. А Марго похвалила с утра новую прическу Влады, от чего ту до сих пор распирает от гордости. Это сколько стоит?

— Ты меня запутал.

— В этом и была моя цель! Всё сложносочиненное надо оставить за кадром. Я уверен, что твой проект нужен в исходном виде. Я бы нам с парнями такое поставил, потому что с этими десятыми и сотыми долями талера держать всё в голове неудобно. Сейчас у нас таблица, но будет удобно, если оно будет считаться само.

— Думаешь?

— Уверен. А эту твою штуку мы быстро доделаем. Она же просто должна встраиваться в планшет и вести себя прилично. Закрутим ей усы тут и тут, которыми она все распределяет, и можно в тест.

— Уговорил.

С этой задачей мы прокопались дольше, чем ожидалось, и пришли к Шведу на контроль под самый вечер пятницы. Но он даже внимания на нас не обратил.

Мы уже собрались сдать назад и вернуться к нему в понедельник, когда он резко вскинул голову и остановил нас.

— Так, господа, задержитесь, пожалуйста. Все работы остановить, все проекты в хранилища. У нас проблемы.

Швед решительно двинулся в центр кампуса, мы — за ним. Пока мы собирались, Воробей успел глянуть в планшет и показал мне. Вероятно, упомянутые проблемы были связаны с этим:

Администрация: Дорогие абитуриенты! По техническим причинам, прием согласий на зачисление приостановлен. У нас сбой в базе данных. Пожалуйста, отложите свой приезд к нам на пару дней, мы постараемся ликвидировать проблему. Срок приема заявлений в любом случае будет продлен.

— Ого! — воскликнул я. — Опять второго августа!

— А чего, чего? — забеспокоился Воробей.

Я кратко пересказал историю с предыдущей аварией.

— А, ну да, я же слышал. Чего-то я пропустил, что это было именно здесь и так недавно. Но вообще у нас тут август месяц непростой.

— Это да, — согласился я.

Так мы пытались сообразить, что нас ждет, пока торопились за Шведом, который нам ни слова не сказал с момента, как потащил нас куда-то.

Мы подошли к двухэтажному зданию, которое стояло сразу за корпусом, где располагалась Приемная комиссия. Елки-палки, я никогда не обращал на него внимания. Собственно говоря, если бы меня кто-нибудь вчера спросил, а что находится за Приемной комиссией, я бы уверенно сказал, что ничего. И дело было не в какой-то особой покраске, а в чем-то другом. Оно решительно ничем не выделялось.