— Ого! Вот это ход.

— Но со мной он так никогда себя не вел. Мы с ним пили чай пару раз на кухне, никаких воображаемых друзей не приглашалось. Видимо, это у него специфический инструмент, не для всех.

— А за что еще тебя убьет Оба?

— Он в легкой обиде на меня и на всю нашу смену, что нам достались все закладки. Ему не хватило. Только три двойных клубка. А он жаждал подвигов и теперь недоволен.

— Может победить Центуриона.

— Центурион для него, боюсь, пройденный этап. Так, так, а можем ли мы теперь защитить таблицу от изменений? Чтобы всё так и осталось?

Пальцы Рица заплясали на планшете, через мгновение он перехватил весь контроль за ней и закрыл правку.

— Хулиганство, конечно, — вздохнул он. — Ну да ладно.

Хмарь улыбнулась.

Тут на входе нарисовался Баклан, Риц поднялся и замахал ему рукой. Баклан поспешил наверх и вовремя. Собрание началось. К счастью, длилось оно недолго.

Ника обратилась к присутствующим с благодарностью, отдельно выразила признательность Центуриона за проделанную работу, не глядя утвердила расстановку людей по станциям, проинструктировала народ, что надо делать, назначила вечерние репетиции на четверг и пятницу, велела Центуриону завести группу для срочных вопросов и оперативно завершила встречу.

— Центурион, ты молодец, — пожала она ему руку. — Давай, пиши себе биографию и собирай голоса. Много не надо, чтобы попасть в списки претендентов достаточно всего трех. А дальше будет легко. Нам нужны такие люди в Студсовете!

Центуриону стало приятно. Нечасто ему приходилось слушать хорошее в свой адрес. Действительно надо написать биографию, ведь есть же у него хоть какая-то.

Когда аудитория опустела, он решил глянуть напоследок на утвержденное распределение, и тут его чуть удар не хватил. Какая-то гнида поменяла всю расстановку, и он опять оказался один на один с Обой и его воображаемым другом.

— О, нееееет! — застонал Центурион.

Он попытался внести изменения в таблицу, но обнаружил, что прав доступа у него больше нет, и таблица надежно залочена. И, судя по случившимся изменениям, без проклятой банды из сто четвертой дело не обошлось.

Квест оказался совсем не плохой идеей, мы перезнакомились с кучей приятного народу, и заодно сориентировали новичков что тут где. Приятно было чувствовать себя старожилом! На дурацкие вопросы, почему я такой взрослый только на первом курсе я придумал универсальный ответ — мало ел, долго рос, — и после него никто больше ни о чем не спрашивал. Все загадки придумала Хмарь, и у нее это получилось гораздо лучше, чем вышло бы у меня. По кампусу носились огромные веселые толпы, и всё было здорово.

К середине дня всё закончилось, и мы с чистой совестью отправились обедать. У входа в столовую меня догнал Центурион.

— Я знаю, что это ты, — прошипел он мне.

Я остановился, пропустив Хмарь и догнавших нас Баклана с Олич вперед.

— Ну чего тебе надо? — устало спросил я. — Тебе не понравился сегодняшний день? Ты же сам всё это придумал. Что не так-то?

Центурион набычился и уставился куда-то себе под ноги.

— Я знаю, что ты отредактировал таблицу.

— Ну я. А что?

— И залочил.

— Скажи, плохо получилось. У тебя был плохой напарник?

— Нет. Знаешь, больше всего хочется дать тебе в морду.

— Ну попробуй.

— Да ну тебя на хрен, — Центурион махнул рукой и ринулся в столовую вперед меня.

Месть его выразилась в том, что он подрезал последнюю жареную курицу, и мне достались рыбные фрикадельки. Ну и ладно, рыбу я люблю. Вот если бы Центурион отнял курицу у Баклана, мог бы и правда получиться скандал.

К моему удивлению, он сел вместе с нами, любезно спросив разрешения, и был вполне мил. Наверное, что-то задумал, но было пока непонятно что.

А второго сентября мы начали учиться.

Общий курс эволюции органики нам читал Рудник. Мы слушали его вместе со студентами с пятилетнего курса органики процессов, двумя группами с органических программных систем и маленькой группы с отделения тонких источников. Всего нас набралось человек сто, я даже не ожидал.

Рудник сразу объявил, что на этой лекции будет только теория, рабочие очки не понадобятся и можно их снять. Те, кто предусмотрительно их надел, завозились, пряча инструмент в карманы и сумки.

— Итак, я рад поздравить всех поступивших! Вы выдержали конкурс и достойно перенесли испытание с задержкой зачисления. Это очень хорошо, потому что крепкие нервы нам всем понадобятся и не только в этом году.

Аудитория зашушукалась, послышались смешки, а профессор продолжил.

— Предмет, который называется «органика процессов», эволюцию которого мы будем изучать, получил свое название из двух источников. Сам продукт, который мы с вами получаем в процессе работы, называется «программа», поскольку программирует и, если так можно выразиться, вразумляет платформу через которую он действует на неодушевленные предметы. Тем не менее, наш предмет называется по-другому. Слово «органика» обозначает природу программ, а она имеет самое что ни на есть органическое происхождение, ведь их источником являются люди. Передавая сигнал на рабочее поле, мы формируем отдельные элементы, либо соединяем уже существующие в единое целое. Но на этом история не заканчивается, поскольку полученный продукт способен эволюционировать дальше по своим собственным законам, и эта особенность отражена во втором слове нашего предмета — «процессов». Потому что это постоянно идущий процесс.

Смуглая студентка с косичками, переплетенными цветными лентами, подняла руку.

— Скажите, а мы будем изучать проблему единого источника программ?

Профессор улыбнулся.

— Вы, наверное, с отделения тонких источников?

Студентка кивнула.

— Я упомяну о существовании этой теории, но для общего понимания предмета она не нужна. Есть определенные разногласия по вопросам, как и когда появилась человеческая способность создавать и пересылать программы, и теория единого источника — лишь одна версия из многих. Очевидно, что человек обладал этой способностью многие века, но лишь разработки последних лет позволили поставить этот процесс под контроль. Не полностью, но хотя бы частично.

Отделение тонких источников нахмурилось в полном составе, но спорить никто не стал.

— Работа над контролируемой технологией началась около ста лет назад, и сегодня мы с вами имеем набор стандартных процедур, которые позволяют производить более-менее устойчивый результат. Я говорю, более или менее, потому что в работе со столь гибкими и изменчивыми вещами не может быть и речи о полном контроле. Однако дела сейчас обстоят гораздо лучше, чем, скажем, пятьдесят лет назад, когда тех же направляющих не существовало. Я начинал работать без них.

Рудник кашлянул и глотнул воды из стакана, заблаговременно принесенного ассистентом.

— А если мы заглянем в первые попытки освоения этой технологии, то мы увидим совершенно поразительные вещи. Первые специалисты по органике процессов, хотя тогда их чаще именовали возмутителями спокойствия, предпринимали попытки создания и переноса программ не в кристаллы, не на платформы, а непосредственно на неодушевленные предметы и в головы людей. Это были отчаянные времена, и большая часть экспериментов оканчивалась трагично. Хотя следы разработок, найденные на северо-восточных территориях, позволяют предположить, что нашим предкам гораздо лучше удавалось соединить воплощение намерения и человеческий организм. Лучше, чем получается сегодня с помощью имплантируемых кристаллов.

— А как же⁈ — воскликнул кто-то в зале. — Почему же мы не используем их сейчас?

— Ну, во-первых, потому, что наши предки подобными вещами в основном убивали. Мы не уверены, что успешных случаев позитивного воздействия было так уж много.

Народ в зале захмыкал. Да, вот такие мы люди, как кого убить, так это всегда пожалуйста.