№ 17 Кому в Москве неизвестна Никольская? Асфальтная улица — ровная, скользкая. На улице дом — семнадцатый номер. Случайно взглянул на витрины и обмер. Встал и врос и не двинуться мимо, мимо Ос- авиахима. Под стекло на бумажный листик положены человечие кисти. Чудовища рук оглядите поштучно — одна черна, обгорела и скрючена, как будто ее поджигали, корежа, и слезла перчаткой горелая кожа. Другую руку выел нарыв дырой, огромней кротовой норы. А с третьей руки, распухшей с ногу, за ногтем слезает синеющий ноготь… Бандит маникюрщик под каждою назван — стоит иностранное имя газа. Чтоб с этих витрин нарывающий ужас не сел на всех нарывом тройным, из всех человеческих сил принатужась, крепи оборону Советской страны. Кто в оборону работой не врос? Стой! ни шагу мимо, мимо Ос- авиахима. Шагай, стомиллионная масса, в ста миллионах масок. МАРШ — ОБОРОНА
Семнадцать и двадцать нам только и лет. Придется нам драться, хотим или нет. Раз! два! раз! два! Вверх го- ло- ва! Антантовы цуцики ждут грызни. Маршал Пилсудский шпорой звенит. Дом, труд, хлеб нив о- бо- ро- ни! Дунули газом, и парень погас. Эх, кабы сразу противогаз! Раз! два! шаг, ляг! Твер- же шаг в шаг! Храбрость хвалимую — в сумку положь! Хитрую химию, ученый, даешь! Гром рот, ать, два! Впе- ред, брат- ва! Ветром надуло фабричную гарь. Орудует Тула — советский пушкарь. Раз! два! раз! два! Вверх го- ло- ва! Выгладь да выровняй шрапнельный стакан! Дисциплинированней стань у станка. Дом, труд, хлеб нив о- бо- ро- ни! Не пехотинцы мы — прямо от сохи взмоет нас птицами Осоавиахим! Раз! два! шаг, ляг! Твер- же шаг в шаг! Войной — буржуи прутся, к лету, к зиме ль смахнет их революция с ихних земель. Гром рот, ать, два! Впе- ред, брат- ва! ТОВАРИЩИ, ПОСПОРЬТЕ
О КРАСНОМ СПОРТЕ! Подымая гири и ганте́ли, обливаясь сто десятым потом, нагоняя мускулы на теле, все двуногие заувлекались спортом. Упражняются, мрачны и одиноки. Если парня, скажем, осенил футбол, до того у парня мускулятся ноги, что идет, подламывая пол. Если парень боксами увлекся, он — рукой — канат, а шеей — вол; дальше своего расквашенного носа не мерещится парнишке ничего. Постепенно забывает все на свете. Только мяч отбей да в морду ухай,— и свистит, засвистывает ветер, справа в левое засвистывает ухо. За такими, как за шерстью золотой овцы, конкурентову мозоль отдавливая давкой, клубные гоняются дельцы, соблазняя сверхразрядной ставкой. И растет приобретенный чемпион безмятежней и пышнее, чем пион… Чтобы жил привольно, побеждая и кроша, чуть не в пролетарии произведут из торгаша. У такого в политграмоте неважненькая си́лища. От стыда и хохота катись под стол: назовет товарища Калинина «Давид Василичем», величает — Рыкова — «Заведующий СТО». Но зато — пивцы́! Хоть бочку с пивом выставь! То ли в Харькове, а то ль в Уфе говорят, что двое футболистов на вокзале вылакали весь буфет. И хотя они к политучебе вя́лы, но зато сильны в другом изящном спорте: могут зря (как выражаются провинциалы) всех девиц в окру́ге перепортить! Парень, бицепсом не очень-то гордись! В спорт пока не внесено особых мен. Нам необходим не безголовый рекордист — нужен массу подымающий спортсмен. |
