БЕЙ БЕЛЫХ И ЗЕЛЕНЫХ Жизнь — фонтан. Открывайте и пейте-ка! Забульбулькало в горлышке узком. Обнимай бутылки, поэтика! Вторьте пробкам, театр и музыка! Заучена песня раньше азов,— поют, кутежами бало́ваны,— как Аристотель, мудрец-филозо́ф, про́пил свои панталоны. Душу пуншем и шуткой греючи над омаром с фарфоровых блюд, ты спроси Александр Сергеича: — Что вы любите? — «Я? Люблю — и блеск, и шум, и говор балов, и в час пирушки холостой шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой». Прекрасной дамы тень сквозная мелькнет в бутылочной длине,— а пьяный Блок бубнит: «Я знаю, я знаю — истина в вине». Пенится бокал золоторунный… Петербурговы буруны черных роз намели пучки… «И тотчас же в ответ что-то грянули струны, исступленно запели смычки». А Северянин в эти разливы струн и флейтин влез прейскурантом вин: «Как хорошо в буфете пить крем-дэ-мандарин». Сдавались флейты пастушеским дудкам; колючками рифм, как репей, Сергей Есенин пристал к проституткам: «Пей, выдра, пей!» Куда пойдешь?! И годы назад Маяковский мечтал и мяк, сидел в пролетавших ночах, «глаза уткнув в желтоглазый коньяк». А «Травиаты» из театров, «из маленьких и больших, расканареивались по воздушной волне… Пей и подпевай, безголос и фальшив: «Налейте, налейте бокалы полней!» Пока заморские шипучие три́нкены лакали дворяне, тянул народ, забитый и закриканный, бочки разной дряни. Попы поощряли: «Терпите, братие, пейте, причащайтесь, как велит вседержитель. На Руси веселие пити, не можно без водки жити». И под скрип телег, и под луч луны пили и зиму и лето… Аж выводились под Москвою белые слоны и змеи — зеленого цвета, Не нам о богатых песней казниться. — Пейте, господа! Услужливо греет разная Ницца наследство ваших подагр. Мы там, где небо взамен потолка, с тобою, нищь и голь. Тебе времена в коммуну толкать,— но встанет четверть — и вся недолга́, и топит борьбу алкоголь. Мылом-цифрами смойте с водки поэтический грим красотки. Копытом по книге ступай, вино, четверкой своей свиной. В рабочий подвал, вонючий и нищий, прохрюкало пьяное рыло свинищи: «Не сетуй на жизнь, подвалом задушенную,— построит водка жилплощадь воздушную. Зачем бороться тебе из-за платы, сивуха разделает в бархат заплаты. Чего подыматься, расправой грозя им,— напьешься и станешь банкир и хозяин». И вместо того, чтоб к винтовке и бомбе,— к бутылке тянули руки обе. Панель метет бороденка-веник. Вино — творец черепах. И вдруг черепаха встает с четверенек, бутылкой громит черепа́. Рвет Ниагарой,— слюнявый, матовый. И режет визг тишину: на пятерню волосенки наматывая, муж ликбе́зит жену. |
