— Вызов? Вячеслав Михайлович, мир уже сам бросил нам вызов. Если Испания падёт, фашисты Франко победят, Муссолини захватит Абиссинию, то и Гитлер посмотрит в нашу сторону. Нельзя, чтобы фашисты почувствовали свою силу. Чтобы они думали, будто бы для них уготована легкая прогулка. Мы должны не дать им такой возможности. И никто, кроме нашей страны, не сможет им помешать. А это значит, что ответственность лежит на нас с вами, а не на британцах или французах. Только мы сможем их остановить.

Молотов, вытер пот со лба, он ответил, глухим голосом:

— Я все подготовлю, товарищ Сталин. Но если Европа ответит, а шпионы выдадут планы… это будет на нашей с вами совести.

Сергей, покачав головой, сказал:

— Совесть? Вячеслав Михайлович, о совести мы потом подумаем. Мы не можем колебаться, когда наша страна стоит перед величайшим вызовом в истории. И я знаю, мы победим. А сейчас иди, Вячеслав. И держи меня в курсе всех новостей.

Молотов вышел. Сергей слышал его быстрые шаги в коридоре. Оставшись один, Сергей зажёг трубку, его мысли путались: «Шпионы в стране, шпионы в посольстве, танки ломаются, Европа угрожает… Я из XXI века, но даже я не знаю, как это все разгрести». Он сжал кулак, сказал сам себе шепотом: «Но я вытяну. Испания — наш главный ход». Он постучал трубкой, глаза сузились, мысли продолжали кружиться в голове: «Если шпион в штабе, если Блюм или Болдуин заблокируют порты… нет, я не могу отступить».

Барселона в феврале 1936 года, пылала, словно факел, брошенный в сухую траву. Улицы, заваленные баррикадами CNT, где около пятидесяти тысяч бойцов держали позиции, и POUM с их десятью тысячами, гудели от криков, выстрелов и топота ног. Взрыв склада, где хранились боеприпасы, унёс жизни тридцати португальских наёмников и десяти мирных жителей, оставив дым и пожары, которые захлестнули город.

Рябинин крался через узкие переулки порта, его пальто промокло от морской сырости. Его глаза, усталые, но цепкие, шарили по теням в переулках, а пальцы сжимали револьвер. Барселона стояла на ушах: толпы бежали от пожаров, баррикады из досок, бочек и старых телег перекрывали улицы, а время, чтобы спастись от расправы фалангистов, утекало, как песок из разбитых часов.

Подпольщица Луиза, около тридцати лет, в потрёпанном платье, с короткими тёмными волосами и глазами, горящими решимостью, вынырнула из тени, её шаги были быстрыми, как у кошки. Она сказала резким голосом:

— Антонио, десять мирных погибли у рынка. Ты что, не предусмотрел, что взрыв убьет простых людей?

Рябинин, сжав револьвер, ответил:

— Луиза, мне надо было убрать их любой ценой. Но у них было слишком много снарядов, поэтому взрыв был сильнее, чем все предполагали. Но главное, что я все сделал. И я бил по фашистам, а не по рынку! Салазар шлёт наёмников, а ты мне лекции читаешь?

Луиза ответила деловым тоном:

— Забудь, некогда спорить. Письмо о POUM у тебя?

Рябинин вытащил мятый лист, где аноним указал на утечку из POUM о том, что Рябинин, он же Антонио Перес, не фалангист, а связан с республиканцами. Она, пробежав глазами, сунула бумагу в карман и сказала:

— Это меняет расклад. Теперь они будут искать тебя с удвоенной силой. Нам нужен третий причал, там будет судно до Марселя.

Они рванули через переулок, дым от пожаров резал глаза, а крики толпы заглушали шаги. Баррикады CNT, сложенные из досок, ящиков и старых телег, перекрывали пути. Луиза, указав на узкий проход между домами, сказала:

— Здесь завал, но можно пролезть. Бежим скорее, или мы оба пропали!

Рябинин рванул за ней через улицы, заваленные ящиками. Вскоре они были на месте. Луиза, остановившись у входа, шепнула напряжённым голосом:

— Ворота закрыты, Антонио. Надо попробовать пролезть через ящики.

Они пробирались через склад. Луиза ловко пробиралась вперед через лабиринты с грузами. Рябинин, чуть не застряв в узком проходе, упал и уронил ящик. Луиза, испугавшись, бросилась к нему:

— Антонио, ты в порядке? Нам нельзя шуметь, охрана может услышать.

Рябинин, поднявшись, старался идти как можно тише. Вскоре, Луиза остановилась и показала вперед:

— Спускаемся к третьему причалу, судно там. Рябинин, спустившись, почувствовал, как сердце бьётся быстро, как пулемёт. В любой момент их могли поймать и тогда им обоим конец.

Рябинин, ступив на палубу, прижался к борту, чувствуя, как судно качается под ногами. Порт Барселоны, пылающий за его спиной, растворялся в дыму, где крики сливались в сплошной рёв.

Луиза сказала:

— Судно отходит, Антонио, нам надо спрятаться!

Рябинин, скорчившись за ящиками с грузом, чувствовал, как судно дрожит, отрываясь от пирса Барселоны, где дым пожаров всё ещё клубился в ночи. Путь до Марселя занимал около пятнадцати часов, и каждая минута на борту была испытанием, где малейший шорох мог выдать их команде корабля. Луиза, присев рядом, коснулась его плеча, сказав тихим голосом:

— У рубки мелькнул фонарь — команда ходит. Мы ведь справимся, да?

Рябинин, сжав револьвер, кивнул:

— Справимся, Луиза. Ты же всегда находишь выход. Куда теперь?

Луиза шепнула:

— К трюму, Антонио. Там ящики с грузами. Идём.

Рябинин пополз за ней к ржавому люку, но палуба скрипнула под его весом. Он замер.

Луиза обернулась:

— Ничего, Антонио. Люк впереди, держись за мной.

Они нырнули в трюм, где ящики громоздились, как стены лабиринта. Рябинин, прижавшись к ящику, шепнул:

— Тесно тут, Луиза. Пятнадцать часов нам надо торчать в этом лабиринте.

Луиза показал вперед:

— Смотри, там есть закуток. Идём.

Они добрались до переборки, где узкий закуток между ящиками с грузами был тесным, как нора. Луиза, ловко проскользнув, указала на угол за бочками. Она шепнула:

— Здесь, Антонио. Затаимся. Ты в порядке?

Рябинин, втиснувшись в угол, кивнул.

Шаги прогремели над головой, и луч фонаря мелькнул в щели люка. Они затаились и старались не двигаться и не дышать.

Часы тянулись медленно. Пятнадцать часов пути до Марселя были полны напряжения, но Рябинин и Луиза, затаившись в закутке, обменивались тихими разговорами. Рябинин сказал:

— Луиза, если мы выберемся, я обязан тебе жизнью.

— Не надо мне твоей жизни. Просто держись, Антонио. Мы почти у цели.

Судно, скрипя, замедлило ход, и гул двигателей стал тише. Рябинин, прижавшись к ящику, шепнул:

— Это Марсель, Луиза? Мы сделали это?

Луиза, радостно кивнула:

— Марсель, Антонио. Мы доплыли.

Судно, качнувшись в последний раз, причалило к порту Марселя. Рябинин и Луиза, пережив пятнадцать часов в трюме, выбрались из укрытия. Главная опасность осталась позади.

Карл Вольф, под видом инженера Александра Петрова, шагал по заснеженной улице вечерней Москвы, где февральский ветер 1936 года хлестал в лицо, а серые здания, покрытые инеем, нависали, словно безмолвные стражи. Внезапно из-за угла вынырнули двое — хулиганы, их шаткая походка и мутные глаза выдавали хмель, но в их движениях чувствовалась скрытая цель. Высокий, с редкой бородой, ткнул пальцем в Вольфа, его голос был пьяный, с явной провокацией:

— Эй, умник! Куда спешишь? Поделись папироской.

Вольф, сохраняя хладнокровие, ответил спокойно, ровным голосом:

— Папирос нет. Идите своей дорогой.

Коренастый хулиган, с красным лицом и тяжёлым взглядом, шагнул ближе, дыхнув перегаром:

— Своей дорогой? А ты кто такой, чтобы нам указывать что делать? Покажи документы.

Вольф отступил на шаг, и спокойно сказал:

— Документы? Я инженер, иду с завода. Оставьте меня.

Высокий хулиган, покачнувшись, схватил его за рукав:

— Инженер? А ну, стой! Проверим, что за птица.

Вольф, пытаясь избежать конфликта, шагнул в сторону:

— У меня нет времени на споры. Дайте пройти.

Коренастый преградил путь:

— Покажи сумку, инженер, или хуже будет.

Вольф, понимая, что уход невозможен, сжал кулаки, и сказал с раздражением: