Сергей, пыхнув трубкой, усмехнулся:

— Лисы? Тогда гони их к капкану, Вячеслав. Испания горит, республиканцы просят помощи. Прозондируй, что скажут Британия и Франция, если мы туда влезем по полной.

— По полной? Такое они точно не примут. Они за невмешательство, товарищ Сталин. Англичане хитрят, а французы боятся собственной тени. Но я поговорю с их послами, аккуратно. Но мне нужны новые доводы, а то снова отмахнуться.

— Мы должны избежать блокады, Вячеслав. А все остальное нам не страшно. Можем пообещать французам уменьшить помощь их коммунистам на время. Скажем комминтерну затихнуть. А британцам мы можем поставлять нашу нефть, в которой они так нуждаются.

Молотов покачал головой:

— Британцы слишком антисоветски настроены. Но я поговорю с ними. Возможно, мои доводы будут для них убедительными, хотя, если честно, я сомневаюсь.

Сергей, постукивая пальцами, сказал:

— Поговори, Вячеслав. Терять нам нечего. Мы должны найти выход.

Молотов вышел, его шаги затихли, а Сергей, оставшись один, затянулся трубкой, его мысли метались: «Испания, Германия, Япония. Я должен решить проблемы, но какой ценой?»

Кабинет Луиса Компаниса, президента Каталонии, был пропитан запахами крепкого кофе, чернил, сигар и воска от свечей, тлевших в бронзовом канделябре. Массивный ореховый стол был завален бумагами, картами Барселоны, телеграммами из Мадрида. Атмосфера была удушающей: Барселона кипела, фалангисты сеяли страх, а анархисты требовали оружия.

Луис Компанис, пятидесяти лет, в строгом костюме, в очках, с морщинами и потом на лбу, теребил галстук, его голос был резким:

— Товарищи, фалангисты готовят бойню! Фредерик, твои гвардейцы патрулируют улицы или спят?

Фредерик Эскофет, комиссар порядка, в военной форме, стоял у стола:

— Не спят, сеньор президент. Патрули утроены, но эти фалангисты — как змеи, лезут из всех щелей. У них винтовки, гранаты, военные тоже за них.

Компанис, нахмурившись, сказал:

— Военные за них. А мы раздаём листовки! Фредерик, что там с CNT? Бунтуют?

Эскофет ответил:

— CNT на площади, листовки раздают. Дуррути их сдерживает, но они рвутся драться. Если фалангисты ударят по ним, то анархисты не отступят.

— Не отступят? Они Барселону в пропасть утащат. Фредерик, твоя гвардия наготове?

— Сеньор президент, мои люди готовы. Мы стараемся следить, чтобы беспорядки не захлестнули улицы.

Компанис вздохнул:

— Следи, Фредерик. Если площадь сгорит, я не один отвечать буду. Иди, без сюрпризов.

Эскофет кивнул и вышел. Компанис, оставшись один, посмотрел на карту: «Я либо сохраню город, либо позволю ему утонуть в крови» Рядом зазвонил телефон, он не ответил.

Пласа-де-Каталунья бурлила: торговцы кричали, зазывая покупателей, кафе гудели от споров, анархисты CNT раздавали листовки. Запахи кофе, фруктов, махорки, бензина смешивались с пылью и горелым деревом от тележек.

Хуан Гарсия, двадцатипятилетний анархист, одетый в потрёпанную куртку, в кепке, с мозолистыми руками и кровью, запекшейся на щеке от старой драки, размахивал листовками у кафе 'Суррих:

— За свободу! За рабочих! Фашистов в могилу!

Кармен, тридцатилетняя женщина, в рабочей одежде с платком на голове, раздавала листовки и кричала:

— Бери, товарищ! Не дай буржуям раздавить нас!

Мануэль, пятидесятилетний рабочий, стоял рядом, сказав хриплым голосом:

— Хуан, не ори, фалангисты рядом. Чую, беда близко.

Хуан, усмехнувшись, махнул рукой:

— Беда? Мануэль, мы — CNT! Если сунутся, получат по морде!

Кармен ответила, сжимая нож:

— Хуан, не трынди. Кто-то из наших сливает планы. Вчера пропали листовки, которые я не успела раздать.

Хуан, нахмурившись, ответил:

— Сливает? Кармен, это слухи. CNT — как одна семья, мы братья!

Мануэль, поправив кепку, пробормотал:

— Братья? Хуан, да в Барселоне каждый второй за песету продаст. Будь начеку.

Внезапно площадь взорвалась выстрелами. Фалангисты, около ста пятидесяти человек, в чёрных плащах с повязками, укрылись за баррикадами из тележек, ящиков, и перевёрнутых столов. Они начали стрелять из винтовок и револьверов. Хосе Мария Фонтана, фалангист, двадцати восьми лет, с винтовкой в руках крикнул:

— За Испанию! Смерть красным! Бейте всех без пощады!

Пули разбивали стёкла кафе «Суррих», впивались в брусчатку, кровь брызгала на стены. Толпа в панике стала разбегаться в стороны. Хуан бросился за столб, вытаскивая револьвер:

— Кармен, в укрытие! Нас окружили, сволочи!

Кармен, за тележкой, сжала нож, пыль оседала на ее лице:

— Окружили? Пусть попробуют! Мануэль, держи фланг!

Мануэль, пригнувшись за ящиком, крикнул:

— Фланг? Кармен, мы не армия!

Бойня развернулась с ужасающей силой. Фалангисты наступали с четырёх сторон, их баррикады — тележки, мешки, столы, бочки — прикрывали фланги. Гранаты рвались, разбрасывая щепки. Анархисты, около семидесяти человек, отвечали револьверами, ножами, самодельными гранатами. Пабло, двадцатилетний анархист, бросил гранату, но пуля пробила ему грудь, кровь хлынула на рубашку, он рухнул, крича:

— Не сдавайтесь!

Его тело дёрнулось, глаза застыли, кровь растекалась лужей, пропитывая брусчатку. Кармен, видя его смерть, закричала:

— Пабло! Сволочи, вы заплатите!

Она метнула нож в фалангиста, попав в плечо, но пуля оцарапала ей руку, кровь потекла по рукаву, она зашипела:

— Хуан, стреляй! Не дай им подойти!

Хуан, стреляя из револьвера, попал в фалангиста, тот рухнул, хватаясь за ногу, кровь залила его сапог, но пуля с другого угла пробила Хуану плечо, он закричал:

— Кармен, держись! Задержим их, пока гвардия не придёт!

Мануэль, таща раненого товарища, крикнул, голосом полным отчаяния:

— Гвардия? Хуан, нас тут раздавят! Где же они⁈

Фалангисты наступали. Фонтана, перезаряжая винтовку, крикнул:

— Бейте красных! За Примо де Риверу! Ни шагу назад!

Очередь сразила анархиста Рауля, пуля вошла в шею, кровь брызнула фонтаном, он упал, хрипя, его пальцы скребли брусчатку, но глаза помутнели, и он затих. Кафе «Суррих» горело, пламя лизало стены, а стёкла хрустели под сапогами.

Граната взорвалась у баррикады, щепки впились в лицо анархистки Марии. Кровь потекла у нее из глаз, она закричала, ослепнув, рухнула на колени, её крик смешался с воплями:

— Помогите! Я не вижу!

Хуан, видя её падение, крикнул:

— Мария! Держись, товарищ!

Он выстрелил, но патроны закончились, пуля фалангиста пробила ему ногу, кровь хлынула, он упал, стиснув зубы:

— Кармен, бери мой револьвер! Не сдавайся!

Кармен, схватив револьвер, стреляла, ее рука дрожала, а кровь продолжала течь из раны.

Граната взорвалась рядом, осколки впились ей в бок, кровь залила платок, она рухнула и ее дыхание прервалось. Мануэль, пытаясь поднять раненого, получил пулю в грудь, кровь хлынула у него изо рта, кепка слетела на землю, он упал, хотев что-то сказать, но не смог.

Фонтана кричал:

— Добейте их! Испания не для красных крыс!

Пуля пробила голову анархиста Антонио, мозг брызнул на брусчатку, тело рухнуло наземь, а пальцы разжали листовку. Педро, бросив гранату, не успел укрыться, взрыв разворотил баррикаду, осколки впились ему в живот, кровь текла между пальцев, он закричал, падая:

— Не сдавайтесь, братья!

Площадь превратилась в ад: кровь текла рекой, тела лежали среди обломков, дым душил, брусчатка была усыпана гильзами, листовками, кусками дерева. Анархистка София, пытаясь вытащить раненого, получила пулю в спину, кровь брызнула, она упала, её крик затих. Хуан, ползя, крикнул, его голос слабел:

— CNT не умрёт! За свободу!

Пуля в шею оборвала его жизнь, кровь хлынула из артерии, а тело застыло. Десять анархистов пали, около тридцати были ранены. Фалангисты, потеряв восьмерых, отступили в переулки, оставив площадь в руинах: кафе горели, везде были разбитые баррикады, тела убитых, а вопли и стоны раненых были слышны повсюду.