«Есть ценностей незыблемая ска́ла…» Есть ценностей незыблемая скала Над скучными ошибками веков. Неправильно наложена опала На автора возвышенных стихов. И вслед за тем, как жалкий Сумароков Пролепетал заученную роль, Как царский посох в скинии пророков, У нас цвела торжественная боль. Что делать вам в театре полуслова И полумаск, герои и цари? И для меня явленье Озерова – Последний луч трагической зари. 1914 «Природа – тот же Рим и отразилась в нем…»
Природа – тот же Рим и отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи. Природа – тот же Рим! И, кажется, опять Нам незачем богов напрасно беспокоить – Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить! 1914 «Пусть имена цветущих городов…» Пусть имена цветущих городов Ласкают слух значительностью бренной: Не город Рим живет среди веков, А место человека во вселенной. Им овладеть пытаются цари, Священники оправдывают войны; И без него презрения достойны, Как жалкий сор, дома и алтари! 1914 «Я не слыхал рассказов Оссиана…» Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина; Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна? И перекличка ворона и арфы Мне чудится в зловещей тишине; И ветром развеваемые шарфы Дружинников мелькают при луне! Я получил блаженное наследство – Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны. И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет; И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. 1914 Европа Как средиземный краб или звезда морская, Был выброшен водой последний материк; К широкой Азии, к Америке привык, Слабеет океан, Европу омывая. Изрезаны ее живые берега, И полуостровов воздушны изваянья; Немного женственны заливов очертанья: Бискайи, Генуи ленивая дуга. Завоевателей исконная земля, Европа в рубище Священного союза; Пята Испании, Италии медуза, И Польша нежная, где нету короля; Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта Гусиное перо направил Меттерних, – Впервые за сто лет и на глазах моих Меняется твоя таинственная карта! Сентябрь 1914 Encyclica [2] Есть обитаемая духом Свобода – избранных удел. Орлиным зреньем, дивным слухом Священник римский уцелел. И голубь не боится грома, Которым церковь говорит; В апостольском созвучьи: Roma! Он только сердце веселит. Я повторяю это имя Под вечным куполом небес, Хоть говоривший мне о Риме В священном сумраке исчез! Сентябрь 1914 Посох Посох мой, моя свобода – Сердцевина бытия, Скоро ль истиной народа Станет истина моя? Я земле не поклонился Прежде, чем себя нашел; Посох взял, развеселился И в далекий Рим пошел. А снега на черных пашнях Не растают никогда, И печаль моих домашних Мне по-прежнему чужда. Снег растает на утесах – Солнцем истины палим… Прав народ, вручивший посох Мне, увидевшему Рим! 1914, 1927 Ода Бетховену Бывает сердце так сурово, Что и любя его не тронь! И в темной комнате глухого Бетховена горит огонь. И я не мог твоей, мучитель, Чрезмерной радости понять – Уже бросает исполнитель Испепеленную тетрадь. …………………… …………………… …………………… Кто этот дивный пешеход? Он так стремительно ступает С зеленой шляпою в руке, …………………… …………………… С кем можно глубже и полнее Всю чашу нежности испить; Кто может, ярче пламенея, Усилье воли освятить; Кто по-крестьянски, сын фламандца, Мир пригласил на ритурнель И до тех пор не кончил танца, Пока не вышел буйный хмель? О Дионис, как муж, наивный И благодарный, как дитя, Ты перенес свой жребий дивный То негодуя, то шутя! С каким глухим негодованьем Ты собирал с князей оброк Или с рассеянным вниманьем На фортепьянный шел урок! Тебе монашеские кельи – Всемирной радости приют, Тебе в пророческом весельи Огнепоклонники поют; Огонь пылает в человеке, Его унять никто не мог. Тебя назвать не смели греки, Но чтили, неизвестный бог! О, величавой жертвы пламя! Полнеба охватил костер – И царской скинии над нами Разодран шелковый шатер. И в промежутке воспаленном, Где мы не видим ничего, – Ты указал в чертоге тронном На белой славы торжество! Декабрь 1914 |