- Но что это за символы? – нахмурилась Журавлёва, всматриваясь в петляющие узоры. – Они явно что-то скрывают…

- Погодите, – вмешался Булавкин, и к нему присоединились ещё двое. – Разве не похоже на карту? Смотрите: линии будто образуют сетку, квадраты вращаются в разные стороны… в целом – лабиринт!

Глаза Хромова и Косого засветились, как у охотников, почуявших дичь.

Очень трудно было имитировать непонятки.

- А если это карта того самого города в горах Урала? – выдохнул Ярослав.

Нет, ну а чего, тут вполне могли и так подумать. Он-то сразу опознал этот узор, поскольку видел его бесчисленное чисто раз. Ну не прямо этот….

- Смотрите! – вдруг воскликнула Любовь Синявина, указывая пальцем. – Там есть надпись.

Лист пожелтел от времени, края пошли трещинами, и текст едва проступал. Но приглядевшись, Ярослав всё-таки смог разобрать. Он прочитал вслух, и слова прозвучали странно неуместно в этом мрачном лесу:

- "Пожалуйста, отсканируйте QR-код для оплаты".

Да-да, это была карточка с обыкновенным QR-кодом, обыденном в его прошлой жизни и крайне неуместной в нынешней обстановке. В общем, в руках оказалось железное доказательство существования голода до катаклизма. На секунду повисла гробовая тишина. Даже ветер стих, словно сам лес ждал их реакции.

Группа стояла в растерянности, словно дети, впервые увидевшие странную игрушку из другого мира. В воздухе висел запах сырости и старой ржавчины, а из пролома в стене доносился легкий сквозняк, шевеливший пыль и мох на камнях.

- Что такое QR-код? – пробормотал кто-то. – И кому мы должны платить?

- Это что же выходит? – возмутился другой. – Чтобы пройти через лабиринт, надо ещё и деньги отдать?!

Слова тонули в тревожной тишине пещеры. Никто не мог толком понять, с чем они столкнулись. Знания прежних веков давно рассыпались в песок истории – всё, что не помогало выжить в голодные годы Темного века, забывалось так же быстро, как сон на рассвете. Старые привычки, когда люди платили за что-то непонятное картинкой на бумаге или пластике, теперь казались нелепыми и даже страшными.

Пластиковый листок с блеклым рисунком смотрелся чужеродным артефактом среди камней и корней. Никто в крепости или городах не видел подобного раньше. Его назначение оставалось загадкой. Не совсем для всех, но это не имеет принципиальной разницы. В любом случае, это была не карта лабиринта.

Косой нахмурился и перевёл взгляд на Станислава Хромова.

- Ты уверен, что где-то здесь действительно скрывается таинственный город? – спросил он. – И что в нём можно найти ключ к тайне эволюции?

То, что город есть, было уже понятно, но, чтобы он ещё и к эволюции имел отношение…. Хромов медленно провёл рукой по щетинистому подбородку, глаза его блеснули.

- Если это не так, то как объяснить всё, что сейчас происходит на Урале? Эти сдвиги, странные явления… они ведь откуда-то берутся".

- Хм… – Ярослав провёл ладонью по холодному камню у стены. – Горы всегда были полны тайн. Но у меня чувство, что этот город… он вовсе не так загадочен, как нам хочется верить".

- Пойдём, – твёрдо сказал Хромов. – Мы сможем узнать правду, только если увидим всё своими глазами".

Он осторожно взял себе пластиковый листок и спрятал его в нагрудный карман, словно это была не выцветшая безделушка, а святыня. Пальцы его задержались на ткани – так крепко он прижимал находку к груди, будто боялся, что она рассыплется, если чуть отпустить. Булавкин переминался с ноги на ногу, его взгляд то и дело возвращался к искорёженной пластиковой кукле, валявшейся на земле.

- Что, и это тащить с собой будем? – спросил он с явным отвращением. – Она ж порванная, страшная….

"Страшная она не потому что порванная, а потому что её такой делали…"

Хромов покосился на него и пожал плечами.

- Возьмём. Мало ли – вдруг пригодится. Нельзя отбрасывать то, что не понимаешь.

"Вот было бы смешно, если бы реально пригодилась… по прямому назначению".

Кукла издала тихий скрип, когда её подняли – будто нечто неживое попыталось вдохнуть пыльный воздух пещеры. От неё пахло плесенью и какой-то затхлой, почти сладковатой гнилью. У некоторых мороз пробежал по коже, но никто не сказал ни слова.

Они вышли из тёмной расселины в утренний лес. Сквозь кроны пробивались золотые лучи солнца, воздух был густ от запаха хвои и влажной земли. И всё же тянуло холодом от той находки – зелёного пластика и мёртвой куклы, которые теперь шли с ними дальше, вглубь Урала.

Разумеется, Косой, Хромов и Журавлёва вовсе не горели желанием тащить за собой эту жутковатую, надорванную куклу с пустыми глазницами. Но раз уж Людвиг Булавкин сам первым заикнулся о том, брать её или нет, то все как-то дружно решили: ему и нести.

И хотя каждый в глубине души понимал, что толку от этой куклы, скорее всего, никакого, всё же никто не возражал против того, чтобы прихватить её в дорогу. В конце концов, раз несёт не ты – значит, и проблемы не твои.

Людвигу же было совсем невесело. Он шагал угрюмо, ссутулившись, держа куклу на согнутых руках так, будто она могла рассыпаться при малейшей тряске. Временами она противно скрипела пластиком, и этот звук отдавался у него в зубах. Спина и без того ныла от усталости, плечи жгло, словно их поливали горячим песком, а теперь ещё и этот обуза в руках.

Хуже всего было то, что в желудке у всех урчало так, что казалось – лесная чаща вот-вот отзовётся эхом. С самого утра они не ели ни крошки, и голод теперь точил изнутри, превращая мысли в липкую кашу.

Хромов первым не выдержал и резко остановился. Он приложил ладонь к животу, словно хотел унять бурю внутри, и хмуро оглянулся на остальных. Влажный ветер тянул запах сырой хвои, но в этом аромате не было ни намёка на еду.

- Всё, хватит терпеть, – сказал он твёрдо. – Нужно найти сосны с шишками. Хоть что-то перехватим, иначе ноги подкашиваться начнут.

Все согласно закивали, хотя лица оставались мрачными. Они знали цену сосновым шишкам – выковырять оттуда кедровые орешки было делом мучительным. Твёрдая шелуха не поддавалась пальцам, приходилось раскалывать её камнями, и даже тогда в каждой шишке попадалось не больше десятка сморщенных орехов. Их вкус был смолистым, горьковато-сладким, и он только чуть-чуть притуплял зверский голод. Но выбора не было.

Ярослав Косой в это время вёл себя так, словно голод его вовсе не касался. Он молча вытащил свой потемневший от времени кинжал и уверенным движением полоснул по коре незнакомого дерева, росшего чуть в стороне. Сокровенно-тихий звук реза пронёсся по тишине леса, будто нож рассёк не дерево, а сам воздух.

Из свежего надреза густо выступил белый млечный сок. Капля за каплей он потянулся вниз, оставляя липкий след. От него повеяло чем-то терпким, горько-сладким, смолистым – запах этот был сильнее хвои и влажной земли.

Глаза Станислава Хромова загорелись так, будто перед ним открылась сама разгадка всех их бед. Он шагнул ближе, не сводя взгляда с сочащегося сока, и в его облике появилось то же нетерпеливое голодное волнение, что и в глазах остальных.

- Ты это выпьешь? – недоверчиво спросил кто-то. Остальные тоже переглянулись, уставившись на Ярослава Косого.

Он лишь покачал головой, как человек, объясняющий очевидное:

- Большинство млечных соков, что встречаются в лесу, пить нельзя – велик риск отравиться.

- Тогда зачем ты сделал надрез? – осторожно поинтересовался Станислав Хромов, прищурившись.

- Намажу соком клинок, – просто ответил Ярослав, будто речь шла о самой банальной вещи.

В тишине, прерываемой только посвистом ветра в верхушках сосен, остальные переглянулись. Мысль, что Косой использует яд, казалась им и жуткой, и пугающе разумной. "Коварный тип", – мелькнуло у каждого. Но ни один не решился осуждать его: все они слишком сильно зависели от него.

Любая рана – и только он умел зашить её и залить чёрным лекарством, после чего кожа затягивалась, как будто там и не было разреза. Правда, стоило это недёшево. У Людвига Булавкина, Любови Синявиной и Вани Лея ещё оставались заначки – так называемые "страховые деньги". Они прекрасно понимали: деньги в руках Ярослава – это почти как запасная жизнь.