Все стояли, затаив дыхание, и не сводили глаз с белёсой фигуры, возникшей впереди. Она выделялась, как клякса извести на чёрном холсте леса. Словно само присутствие этой женщины грозило вызвать беду – достаточно было неправильного движения или даже слишком громкого вдоха.
И почему, чёрт побери, она в таком месте тёрлась спиной о дерево, будто обычная прохожая, уставшая в дороге? Никто не мог этого объяснить. И именно непонятность происходящего поднимала волну страха всё выше, сжимая грудь изнутри ледяными когтями.
Косой заметил, что Журавлёва рядом с ним впервые выглядела по-настоящему напряжённой. Её тонкие губы были плотно сжаты, и он отчётливо видел, как побелели костяшки пальцев, стиснувших рукоять пистолета. Даже дыхание у неё стало сбивчивым, слишком резким для девушки, привыкшей к опасности.
Перед ними, на границе света и тени, стоял теневой клон Хромова. Его фигура напоминала густую тьму, застывшую в человеческом облике. Он словно заслонил собой женщину в белом, готовясь к удару. Но та по-прежнему оставалась на расстоянии – десятки метров разделяли их, и всё же напряжение было таким, будто она уже дышала им в лицо.
- Может, обойдём стороной? – шёпотом предложил Ярослав, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Может, она и не двинется за нами.
Но едва слова сорвались с его губ, лес содрогнулся. Ветер, налетевший внезапно, взвыл между стволами, захлестнул, как холодная вода, а белая фигура приподнялась, будто её подхватили невидимые руки. Она не шла – она парила, едва касаясь земли.
Станислав Хромов стиснул зубы, и звук этого хруста прозвенел громче, чем ветер.
- Мы не можем убежать от неё, – выдавил он. – Если какой-то призрак способен задержать нас здесь, то как, скажите, мы пройдём через уральские горы?!
Он коротко взмахнул рукой, и его теневой клон двинулся вперёд – бесшумно, словно вырвавшийся из самой темноты. Настоящий Хромов не отрывал взгляда от женщины в белом, каждая мышца его тела была напряжена, готовая к рывку.
Ярослав и Ярослава переглянулись. В её глазах он прочёл смесь ужаса и неверия, а сам поймал себя на том, что сердце стучит слишком громко, будто пытается перекричать ветер. Они не ожидали, что Хромов решится первым двинуться навстречу этой неведомой угрозе. Его решимость казалась безрассудной… и именно поэтому внушала уважение.
Некоторые люди любили бросаться громкими словами, кичились храбростью и бравадой там, где ничто им не угрожало, но стоило оказаться лицом к лицу с настоящей опасностью – они тут же съёжились, становились тихими и мелкими, словно мыши под кошачьим взглядом. Другие же, напротив, будто рождены были для подобных минут: чем темнее становился горизонт и чем ближе подступала угроза, тем ровнее у них было дыхание и твёрже шаг. В их костях таилась особая дикость – врождённая, животная свирепость, которая вытесняла страх.
- Давай догоним его, – спокойно сказал Косой, будто речь шла не о смертельной опасности, а о том, чтобы догнать попутчика на дороге.
Он послал знак Журавлёвой, и через секунду они бесшумно двинулись следом за Станиславом Хромовым. Теперь все понимали: они связаны одной нитью, и нельзя позволять Хромову одному нести груз риска.
Людвиг Булавкин дрожащим голосом пискнул:
- А нам-то что делать? Может, лучше подождём?
Любовь Синявина побледнела, прижимая руки к груди, и срывающимся шёпотом ответила:
- А если оно появится прямо возле нас?..
Её слова тут же обернулись действием – она рванула вперёд, догнав остальных, а за ней, пошатываясь, поспешил бывший раненый солдат.
Булавкин остался позади и понял, что тьма за его спиной давит тяжелее, чем страх идти навстречу непонятному. Его зубы заскрипели, он вскинул голову и пролепетал:
- Эй! Подождите!..
Ярослав шагнул ближе к Хромову и негромко сказал:
- Если поймёшь, что тебе её не одолеть, попробуй хотя бы ограничить её движения своим клоном. Нам только немного времени – сосредоточим весь огонь, что есть.
В руках у них поблескивало оружие: стволы тяжело дышали сталью, замки тихо щёлкали, словно голодные зубы. Казалось, это был их последний аргумент против белой незнакомки. Если она не страшилась свинца, оставалось лишь развести руками и смириться.
- Хорошо… – глухо отозвался Хромов. – Прикройте мою спину. И смотрите в оба.
Эти слова резанули Ярослава. В пасаде никто бы так не сказал. Там спину не доверяли даже соседу по комнате. В каждом подъезде, в каждом тёмном углу сидела недоверчивость. Но в крепости, видно, всё иначе: люди держались плечом к плечу, и даже незнакомому можно было доверить самое уязвимое – свою спину.
Медленно, ступая почти неслышно по влажной листве, троица приблизилась к белой фигуре. Чем ближе они становились, тем сильнее сжималось сердце – будто невидимая рука давила на грудь. Влажный воздух отдавал горьким запахом плесени и мокрой коры, а сквозь листья ветер пробирался пронзительным свистом.
- Что это за чёртовщина?.. – выдохнул Ярослав, пытаясь разглядеть лицо женщины.
Хромов нахмурился, и его клон, словно тень, рванулся вперёд, врезавшись в белую фигуру и срывая её с дерева.
Сухой хлопок, и фигура повисла, беспомощно болтаясь. Тонкий полиэтиленовый хруст донёсся до ушей, и воздух наполнился противным запахом дешёвой резины.
Перед ними раскачивалась на ветке… потрёпанная надувная кукла. Белая, с облезшей краской на пластиковом лице, с искривлённой улыбкой, от которой по спине пробегали мурашки.
- Э-э… – Ярослав несколько секунд молча разглядывал находку, потом обернулся к Хромову, тяжело вздохнув. – И что это, мать его, за дичь?..
Ну а что, оно должен был всем и каждому объяснять какие в прошлом были извращенцы, раз такие куклы им были нужны, кода вокруг ходили самые настоящие женщины. То-то же, так что я не я и лошадь не моя.
Косой недоверчиво перевёл взгляд с упавшей рядом куклы на металлическую коробку, вросшую в корни дерева. От влажной земли исходил тяжёлый запах прелых листьев, а воздух вокруг словно застыл, натянутый до хруста, пока все ждали, что он сделает.
- Я не знаю, – признался Хромов, медленно качнув головой. Его голос прозвучал глухо, как будто слова прилипли к сырому воздуху. – Никогда ничего подобного не встречал.
На лицах остальных читалось одно и то же: недоумение, растерянность, а у кого-то даже лёгкая досада. Оказалось, они только что дрожали от страха перед жалкой тряпично-пластиковой куклой. Она висела на ветке, вся покорёженная временем, и походила скорее на вещь с помойки, чем на нечто зловещее.
- Но она в ужасном состоянии, – тихо добавил Хромов.
- Разве это не из крепости? – спросил Ярослав, осторожно прищурившись.
Если играть в дурака, то до самого конца.
- Нет, такого у нас точно не было, – покачал головой Хромов.
Тишина повисла гнетущая. Даже птицы, казалось, замерли. Каждый из группы перебирал в уме варианты, но внятного объяснения не находил.
Внезапно Ярослав заметил:
- Подожди… под деревом что-то есть.
Он присел, ощупывая корни. Там, словно вросшая в древесные жилы, тускло поблёскивала ржавая металлическая коробка. Сырость разъела её до дыр, на пальцах осталась коричневая, шершавая ржавчина. Ярослав выхватил кинжал и легонько ткнул в крышку. Раздался сухой треск, и вся конструкция рассыпалась в пыль, будто была сделана из сухого хлеба.
Изнутри вывалились какие-то красноватые обрывки бумаги. Но едва они коснулись земли, как рассыпались в пыль, подняв в воздух кисловатый запах древней гнили. И только один предмет остался нетронутым.
В ладони Ярослава лежал тонкий прямоугольник – кусок зеленоватой бумаги, зажатый между двумя прозрачными пластинами. Поверхность была прохладной, чуть шероховатой на сгибах. На зелёной подложке тончайшими линиями тянулись извилистые узоры – словно головастики, кружившие в каком-то странном танце.
- Это…, – Хромов даже прикусил губу. В его голосе зазвучало изумление. – Может, это артефакт из довоенного времени? До Катаклизма? Пластик ведь разлагается столетиями. Всё вокруг истлело, а это выстояло. И кукла, и этот лист.
