Любовь Синявина замерла, приоткрыв рот от изумления. Даже Ярослава Журавлёва – обычно холодная и непроницаемая – бросила на него долгий, ошарашенный взгляд, в котором читалось: "Ты серьёзно?"

Когда Ярослав с достоинством дожевал лакомство, он, не моргнув глазом, повернулся к Синявиной:

- Ты мне ещё один должна, – спокойно сказал он, будто говорил о чайной ложке соли.

А как она хотела, работа артиста должна оплачиваться.

Любовь озадаченно заморгала, не найдя, что ответить. А Ярослава просто прикрыла глаза, тяжело выдохнула и отвернулась, как будто происходящее было ей слишком трудно осознать.

Но шоколад действительно оказался чудо как хорош, не смотря на то что в просшлой жизни горький мне не нарвился, – густой, с лёгкой горчинкой, что приятно ломалась о сладость, и с насыщенным ароматом какао, которого Ярослав прежде как раз и не любил. Он-то только и слышал от учителя, что в крепости бывают высококалорийные продукты, способные быстро восстановить силы. А сам максимум что пробовал из продуктов старого мира – редкий белый сахар у старика Вана, и тот стоил как три дня тяжелой работы. А вот теперь шоколад….

Теперь Ярослав начал подумывать: а не приторговаться ли с этими крепостными, чтобы обменивать простую еду на шоколад? Ведь дома, в городе, он мог бы принести Лёшке да Лариске с десяток таких плиток – и стать героем дня. А потмо подумал, обойдутся, сам сожру, если что.

Любовь Синявина же, тем временем, пыталась прикинуться милой и приветливой, но видно было – она действовала с расчётом. Ярослав понял, что она просто хочет держаться поближе к нему – на случай, если по дороге что пойдёт не так. Он видел таких, как она: ловкая, язык подвешен, глаза постоянно прикидывают выгоду. Не зря же, говорят, с крупными шишками из крепости она умеет язык находить. Вот и здесь, решила подружиться с Косым, потому что он выживать умеет.

Но Ярослав не был простаком. Он всё понял и про уловки Любови, и про её доброжелательность "по расчёту".

Синявина осторожно сделала два аккуратных укуса рыбы, будто бы не хотела лишний грамм взять сверх положенного. Потом ушла обратно к своей машине, а через пару минут снова вернулась – на этот раз с ещё одним кусочком шоколада. Молча протянула Ярославу. Тот не сказал ни слова, просто сунул его в карман. Запас – дело святое.

А потом его взгляд упал на Ярославу Журавлёву – и он чуть не поперхнулся.

Хрупкая, молчаливая, будто из стекла выдутая – она вцепилась в рыбу с таким азартом, что за один укус отгрызла почти четверть оставшейся части! Настоящий голодный волк! Он аж глаза вытаращил. Да, в постели горячая штучка, наверняка.

- Ты девочка или строитель мостов на Урале? – пробормотал он. – Даже Люська из подола – и та так не жрёт….

Оставшаяся рыба теперь была всего-то на два укуса. А ведь он за неё половину своей воды отдал! Но, странное дело – он не чувствовал злости. Наоборот – в действиях Журавлёвой была какая-то подкупающая прямота. Никаких хитрых взглядов, никаких игр. Сказала – два укуса, взяла – и всё. В отличие от Любови Синявиной, у которой за улыбкой всё время что-то да пряталось. Думаю, мы с ней точно сговоримся….

Тем не менее, когда Ярослава повернулась к нему и их взгляды встретились, Ярослав тут же, будто нечаянно, лизнул рыбу в руках.

Просто чтобы показать, чья это всё ещё рыба.

- Хочешь еще? – без выражения на лице бросила Ярослав и, не дождавшись ответа, отвернулся.

- Не таскай с собой шоколад, – добавила Журавлёва через плечо, – растает ведь.

Наступила ночь. Сумерки разлились над лагерем тусклым туманом, и вскоре темнота заползла в щели между деревьями. Один за другим члены экспедиции начали ставить палатки, вытаскивая из багажников машины яркие, пёстрые тенты, будто собирались не в глуши ночевать, а устраивали фестиваль. Большие, двухместные палатки покрывали поляну, как пятна на шкуре леопарда. Личные жилища имели лишь две дамы: Ярослава Журавлёва и Любовь Синявина – обе привыкли к уединению, и явно не желали ни с кем его делить.

Тем временем Ярослав Косой не спешил укладываться. Он тщательно выметал остатки рыбы – кости, кожу и объедки – и разбрасывал их подальше от лагеря. Ни к чему привлекать нежданных ночных гостей, особенно в таком лесу.

Солдаты и сопровождающие из крепости с интересом наблюдали за Ярославом, прячась в своих уже расставленных палатках. Кто-то даже приподнял полог, чтобы лучше видеть. "Так вот что значит – выживать в дикой местности", – шептались они между собой, поражённые его сноровкой.

Он, тем временем, аккуратно перетаскивал костёр, обустраивая его на новом месте, где мог развести пламя на груде толстых лиственных поленьев и сухих сосновых веток. Новый огонь обещал гореть дольше и ровнее. Старое место костра Ярослав тщательно залил водой, затем засыпал всё это ароматными сосновыми иголками, собранными в тени елей – в тёплой, плотной подстилке он устроил себе кровать.

- Да он, черт подери, и спальное место себе сделал! – пробормотал Людвиг Булавкин, таращась на устроившегося Косого. – Уютно-то как. А мы тут кутаемся….

Действительно, у остальных, палатки стояли плотно одна к другой, и костёр оставался далеко – им пришлось терпеть холод осенней ночи, согреваясь лишь старенькими армейскими одеялами. В такие моменты даже закалённый горожанин чувствует, как леденеет спина.

А вот Ярослав, растянувшись на своём ложе из иголок, чувствовал себя куда комфортнее. Один костёр пылал рядом, другой – только что затушенный – всё ещё отдавала остаточное тепло. Он лежал, раскинув руки, прислушиваясь к потрескиванию огня и скрипу ветвей в темноте.

И тут он заметил движение.

Палатка Ярославы Журавлёвой стояла совсем рядом – она установила её почти впритык к его костру. Бесцеремонно, будто он был частью пейзажа. Полог её палатки был приоткрыт. Настолько, чтобы при желании можно было видеть всё, что происходит вокруг. Но не это удивило Ярослава.

Он увидел: одна рука Ярославы покоилась на пистолете, прицелившись... на него! А во второй руке у неё был ещё один пистолет, и он уверенно смотрел в сторону палаток солдат.

Ярослав прищурился. Ну конечно. Она не дремлет – охраняет себя и лагерь сразу в двух направлениях. Мда, к такой подкатить просто не выйдет. Словно стражник, только из тех, что не нуждаются в смене караула. Да и глаза её в полумраке светились не хуже костра.

Он хмыкнул про себя:

- Ну и женщина….

По сравнению с Ярославой Журавлёвой, остальные члены отряда казались Ярославу Косому чересчур беспечными. Он уже успел заметить: в составе было двенадцать вооружённых солдат, но ни один даже не поднял вопроса о том, чтобы встать в караул на ночь. Видимо, их спокойствие опиралось на привычку полагаться на оружие, а не на здравый смысл.

Впрочем, по храпу, раздававшемуся из палаток, было ясно – все спали так крепко, будто оказались в тихой деревеньке, а не в диком краю. Порой казалось, что их убаюкивало не потрескивание костра, а собственная самоуверенность.

Да, крупные хищники сюда, к уральскому хребту, действительно редко забредали, но всё же…. Ярослав знал: в лесу нет места для беспечности. Даже если угроза кажется далёкой, она всегда может подкрасться из темноты.

Он перевёл взгляд на Журавлёву. Та лежала в своей палатке, почти не двигаясь, и дышала ровно, но слишком легко, будто сон её был лишь маской. Косой сразу понял: она не спала в полную силу, а лишь притворялась, сохраняя готовность к любому шороху. У таких людей привычка спать вполглаза – это не блажь, а выработанный годами инстинкт.

Ярослав задумался: в какой же передряге приходилось бывать этой девушке, чтобы она довела настороженность до автоматизма? Он знал по себе – подобное не даётся просто так. Личный опыт, особенно мрачный, всегда впечатывает в человека свои привычки.

С первыми проблесками рассвета Косой поднялся, не разбудив никого. Морозный воздух бодрил, а низкое солнце окрашивало верхушки сосен в мягкий золотистый цвет. Он направился к месту, куда накануне выбросил рыбные кости и объедки. Нарочно отнёс их подальше от лагеря, чтобы проверить одну свою догадку: привлечёт ли запах падальщиков или мелких хищников.