Раем, который закончился на пороге.

Территория замка — огромный, вымощенный темным камнем плацдарм перед неприступными стенами — была забита. Не стражницами в боевом порядке. Не торжественной процессией. А просто… девушками. Тысячами девушек. Разных. Высокие и миниатюрные, статные и хрупкие, с волосами всех оттенков Изнанки — от воронова крыла до ядовито-рыжего и лилового. Одеты кто во что горазд: от практичных кожаных доспехов стражниц до легких, почти прозрачных туник и богатых платьев, явно надетых специально для этого «выхода». Аромат их духов, пота, возбуждения и яда ударил в нос густой, дурманящей волной. И все они… смотрели. На меня. Тысячи пар глаз — изумрудных, карих, голубых, рубиновых — уставились с таким голодным любопытством и обожанием, что у меня буквально отвисла челюсть. Я замер как вкопанный.

— Ммммм… — донеслось из толпы, низкое, вибрирующее, как кошачье мурлыканье.

— Смотрите, какие у него глаза… обычные… но какие-то… глубокие… — прошептала кто-то рядом.

— Руки… сильные… — чей-то вздох.

— А бедра… о боги Аспида…

Виолетта мгновенно среагировала на мой немой шок. Ее шипение было таким громким и ядовитым, что ближайшие ряды девушек инстинктивно отшатнулись.

— Закройте рты и расступитесь! — ее голос, ледяной и отчеканенный, разрезал гул толпы. — Наследник не зверинец! Кто посмеет протянуть к нему руку — лишится ее! Навсегда!

Толпа замерла, но напряжение не спало. Голодные взгляды никуда не делись. Я почувствовал, как по спине бегут мурашки. Это не внимание. Это предвкушение. Как будто я — последний пряник в кондитерской после десятилетней голодовки.

Краем глаза я заметил движение на высоких окнах замка. Там, за витражами, маячили силуэты. Аманда — узнаваемая по огненным кудрям — прислонилась к стеклу, явно наслаждаясь зрелищем. Рядом с ней — еще три фигуры. Одна — высокая, статная, с осанкой военачальницы (Первая сестра?). Другая — хрупкая, почти девочка, с огромными глазами (Вторая?). Третья — в глубоком капюшоне, лицо скрыто тенью (Четвертая? Та самая, что звала «поиграть»?). Аманда помахала мне пальчиками, ее губы сложились в сладострастную ухмылку. Виолетта, почувствовав мой взгляд, резко дернула мою руку.

— Не смотри! — прошипела она, не поворачивая головы. — Она этого и ждет! Шлюха! Иди!

Я послушно уставился прямо перед собой, чувствуя, как жар разливается по лицу. Виолетте хватало назойливости Аманды. Если бы она увидела, что я даже мельком взглянул на ее сестер, скандал был бы неминуем. И, возможно, с применением боевых отравляющих веществ.

Нам пришлось буквально пробиваться сквозь живую стену. Стражницы в тяжелых доспехах (единственные, кто сохранял подобие дисциплины) образовывали узкий коридор, сдерживая натиск восторженных горожанок. Руки так и норовили протянуться — коснуться моей руки, плаща, волос. Кто-то бросил под ноги букетик ядовито-синих цветов. Кто-то швырнул… трусики? Я старался не смотреть. Чувствовал себя не наследником, а главным призом на самом безумном конкурсе красоты наоборот. Неловкость давила грузом. Я был циничным выживальщиком, а не объектом массовой истерии. Это было… подавляюще.

— Держись ближе, — пробормотала Виолетта, ее голос был напряженным. Она шла, высоко подняв голову, ее профиль — ледяная маска графини. Но пальцы на моей руке дрожали от ярости.

Мы подошли к мосту. Не тому убогому, что вел в город. Это было сооружение власти. Широкое, выложенное плитами темного мрамора с инкрустациями из золота в виде извивающихся змей. Массивные перила, украшенные каменными головами Аспидов с рубиновыми глазами. Мост перекинут через ту самую черную, бездонную реку, что огибала замок. Вид с него открывался жутковатый и величественный: лиловое небо, мрачные башни замка за спиной, и… город Аспидиум внизу. Кипящий, как муравейник.

Но и на мосту нас ждала толпа. Плотнее, азартнее. Здесь уже были в основном стражницы — те самые «Стальные Кобры», которых тренировала Виолетта. Их доспехи блестели, оружие было при себе, но дисциплина трещала по швам. Их глаза, привыкшие к смерти и опасности, горели теперь тем же диким, голодным любопытством, что и у горожанок. Они сдерживали напор девушек с городского берега, но сами едва не ломали строй, пытаясь рассмотреть меня поближе.

— Эй, Командор! — крикнула одна смелая, коренастая стражница с шрамом через глаз. — Делиться будешь? Хоть краешком?

— Заткнись, Рога! — рявкнула ее соседка, но в ее голосе тоже звучал смех и азарт.

— Посмотрите, как он смущается! Милашка! — засмеялась кто-то сзади.

— Говорят, Аманда уже пробовала… — донесся шепот, и тут же был заглушен шиканьем.

Виолетта не отвечала. Она шла, как ледокол, ее взгляд был устремлен вперед, но я чувствовал, как ярость клокочет в ней, грозя вырваться наружу. Ее рука сжала мою так, что кости заскрипели. Я видел, как сжимаются ее челюсти. Еще секунда, и она прикажет открыть огонь на поражение.

Мы сошли с моста на городскую площадь. Хаос достиг апогея. Толпа ревела. Цветы, ленты, какие-то записки летели в нашу сторону. Стражницы, сбитые с ног напором, еле сдерживали людскую волну. Крики «Наследник!», «Граф!», «Дай посмотреть!», «Потрогай меня!» сливались в оглушительный гул. Меня буквально душило этим вниманием. Воздуха не хватало. Я ловил взгляды — восторженные, жадные, безумные. Одна девушка, вырвавшись из цепи стражниц, рванула ко мне, но была схвачена за волосы и отброшена назад с визгом. Другие просто плакали от переполнявших их чувств. Это было не поклонение. Это была истерия.

Виолетта вдруг остановилась посреди площади. Она отпустила мою руку. Я почувствовал облегчение на долю секунды, пока не увидел ее лицо. Оно было спокойным. Слишком спокойным. Бесстрастным. Как перед атакой.

Она медленно подняла руку. В пальцах у нее был маленький, невзрачный свисток из черной кости. Она поднесла его к губам.

Тишина не наступила. Но гул мгновенно стих, сменившись напряженным, испуганным шипением. Тысячи глаз уставились не на меня, а на нее. На этот свисток. Они знали, что он значит.

Виолетта не издала ни звука. Она просто держала свисток на виду, ее изумрудные глаза, холодные как ледники Изнанки, медленно скользили по толпе. Казалось, она метит каждую, кто посмеет сделать лишний шаг или вздохнуть слишком громко. Даже стражницы замерли, вытянувшись по струнке.

— Наследник, — ее голос гулко прокатился по площади, — желает осмотреть свой город. Без помех. Без… фамильярностей. — Она сделала паузу, давая словам впитаться. — Следующая, кто посмеет нарушить его покой… — Она не договорила. Просто медленно, очень медленно, провела ребром ладони по горлу. Жест был понятен без слов. Кристально ясен.

Мертвая тишина воцарилась на площади. Даже ветер, казалось, перестал дуть. Девушки опустили глаза, отступили назад, образовав широкий, пустой круг. Страх сменил безумное обожание.

Виолетта снова взяла меня за руку, уже менее сокрушительно. Ее пальцы все еще были холодными.

— Пойдем, — сказала она тихо, но так, что слышали все. — Покажу тебе Аспидиум. Настоящий. Без этого… цирка.

Мы пошли по внезапно опустевшей площади. За спиной стояла гробовая тишина, прерываемая только шелестом одежд и нашими шагами. Тысячи глаз провожали нас, но теперь в них был только страх и почтение. Я взглянул на профиль Виолетты. Ледяная маска графини не дрогнула. Но я знал — внутри бушевал ураган ярости и ревности. Этот «цирк» только начинался. И следующее представление могло быть куда темнее.

А где-то высоко в замке, за витражным стеклом, Аманда заливалась тихим, довольным смехом. Спектакль удался.

Мы шли по затихшим после площади улочкам, рука в руке, но напряжение Виолетты витало между нами почти осязаемо. Она старалась, правда старалась. Показывала фонтан — мраморное изваяние Аспида, из пасти которого струилась не вода, а густой, дымящийся фиолетовый туман с запахом полыни и металла. Водила мимо конюшен — вернее, питомника для тех самых гибридных существ. Одно из них, похожее на помесь ящера и скакуна с капюшоном кобры, узнало Виолетту и издало низкое, шипящее приветствие. Она гордо кивнула. Показала аллею искривленных деревьев с листьями-кинжалами и даже что-то вроде парка — участок ядовито-яркой, неестественно пышной флоры Изнанки, где среди папоротников размером с дом порхали насекомые, похожие на светлячков, но с явно хищными челюстями.