Я обернулась — он стоял спиной к двери позади меня. В тени черты его лица выглядели резче, а фигура — внушительнее.

— Опять сбегаешь? — спросил он.

Я не успела ответить, как с другой стороны проявился мощный силуэт Тихона. Теперь я оказалась между ними — в паре шагов от каждого.

— Что за игры, Оливия? — его голос звучал ниже обычного, с хрипотцой. — Сначала ты с одним, потом с другим. Потом — бежишь. Надоело.

Я бы, может, и попыталась отступить, да было некуда. Пространство между нами сократилось до нескольких сантиметров — вспыхнуло чем-то плотным, горячим, как если бы воздух стал электричеством. Во рту пересохло, дыхание сбилось. Если бы кто-то положил руку мне на грудь, он бы услышал бешеный, неуправляемый стук сердца.

— Ты должна выбрать, — произнес Леон, прожигая глазами Тихона. Его голос был ровным, но каким-то стальным.

— Здесь и сейчас, — добавил Тихон, шагнув ближе. Его плечо чуть выдвинулось вперед, будто заслоняя меня от Леона. Взгляд был хищным — как у волка, готового вцепиться.

— Это не так просто! — почти выкрикнула я. — Вы оба... — я осеклась.

— Мы оба что? — Леон смотрел в упор. — Ну, что придумаешь, детка?

В глазах защипало. Они мне не верили — думали, я играю!

— Я чувствую вас обоих, — выдохнула я, не веря, что говорю это вслух. Голос дрожал, как и все внутри. — Понимаете? Как своих альф. Меня будто разрывает. Я не могу думать, когда вы рядом. Не могу дышать.

Леон и Тихон застыли, напряжение стало осязаемым. Возник импульс потрогать воздух руками — но, конечно, я этого не сделала.

— Мне ввели препарат, — продолжила я. — Экспериментальный. Увеличивающий чувствительность к альфам — чтобы я нашла истинного. Но, кажется, с этим ученые переборщили.

Я засмеялась — сухо, нервно.

— Что ты хочешь этим сказать? — Тихон говорил тихо, но в голосе слышалась такая угроза, что я поежилась. Показалось, что похолодало, хотя царил разгар лета.

Я посмотрела сначала на одного, затем на другого. Попрощалась со спокойной жизнью.

— Я должна была ощутить своего альфу — как все. И препарат сработал. Но дважды. С каждым из вас.

Молчание сгустилось. Переход будто замер вместе с нами.

— Это пугает меня, но по-другому объяснить происходящее я не могу, — прошептала я. — Видимо... вы оба мои истинные.

Во рту пересохло. Все вокруг стало наэлектризованным, каким-то звенящим.

— Повтори, — наконец хрипло выдохнул Тихон. Перевел взгляд с Леона на меня — тяжелый, немигающий. — Что ты сказала?

Я сглотнула — и этот звук, обычно едва уловимый, сейчас прозвучал оглушительно громко.

— Я... Я чувствую вас. Обоих. Не просто как альф, а как... своих истинных. По-настоящему.

Объяснить получилось путано, рвано. Но они все-таки поняли. Зыркнули друг на друга, насупились. Но хоть не набросились — и то ладно.

Леон совершил плавный шаг, и между нами оказалось всего полметра напряженного пространства. Тихон непроизвольно дернулся, но остался на месте.

— Ты уверена? — спросил Леон вкрадчиво. Глаза его потемнели, челюсть напряглась. — Это не игра сознания? Не реакция на феромоны, не остаточный след течки? Может, тебе почудилось, что тебя привлекает этот... — он мотнул головой на Тихона. Тот в ответ как-то нечленораздельно выругался.

— Я только что была в лаборатории, — я нервно сжала ладони в кулаки, не зная, куда деть дрожащие руки. — Препарат, который мне ввели... Он должен был усилить чувствительность и помочь определить моего истинного. Но сработал на вас обоих.

— Ну пиздец, — Тихон скривился, и его усмешка больше походила на оскал. Он сделал шаг ко мне с другой стороны, сокращая расстояние до минимума. — Удобно вышло, правда? Мы оба твои, а ты не при делах.

Слова повисли в воздухе тяжелым свинцовым облаком. Тихон обвинил меня так, будто я сама захотела быть истинной сразу для двоих. Леон молчал, продолжая смотреть на меня с нечитаемым выражением лица.

Но анализировать и вступать в дискуссии становилось все сложнее. Леон и Тихон стояли чересчур близко. Их ауры давили, окутывая меня. Разум затуманивался, инстинкты брали верх, требуя выбрать обоих, хотя это было нереально. Я очутилась зажатой между двумя альфами как в тисках, будучи не в силах ни оттолкнуть их, ни принять какое-то решение.

— Ты думаешь, мне легко? — я собрала мысли в кучу и вскинула на него негодующий взгляд. — И я не хотела бы все упростить, изменить? Но я не могу. Стоит одному из вас оказаться рядом — внутри все вспыхивает. Но и рядом с другим — все то же самое. Как я должна это понять?

— Это невозможно, — процедил Леон. — Истинный может быть только один.

— Я это и пыталась объяснить, — пробормотала я, а на душе уже поднималась паника. — Но реальность другая. Я и сама не понимаю, что со всем этим делать.

Леон шагнул еще ближе. Взял меня за подбородок, чуть приподнял его. У меня аж дыхание перехватило от его близости, от того, как он смотрел — так пронзительно, так по-собственнически.

— Дай мне доказать, что я твой, — прошептал он. — На хуй этого Тихона.

— Не трогай ее, — зарычал Тихон и в тот же момент схватил меня за руку, оттянув от Леона на себя. Его грудь — твердая, горячая — прижалась к моему плечу. — Я был первый. Первый, кто к ней прикоснулся, кто почувствовал.

— Мы не торгуемся, — Леон выпрямился, и его голос стал насмешливым, наглым. — Это не аукцион, Тихон. Я тебе это уже предлагал, предложу еще раз: а не пойти бы тебе на хуй?

Он взял меня за плечи и притянул к себе спиной. Теперь все мое тело ощущало его твердость, плотность мышц, его тепло. А внизу... внизу мои ягодицы натолкнулись на выступ. Он говорил о том, что наша близость отразилась и на Леоне.

— Крошка, зачем он тебе? Нам? — жарко зашептал мне на ухо Леон. — Ты же в курсе, как я хочу тебя? И ты тоже...

Тихон явно не оценил зрелища. Обхватил меня за талию своими большими ручищами, наклонился и впился в мои губы страстным, ненасытным поцелуем. Его язык прорвался в мой рот с силой — Тихон стремился оставить яркий след, клеймо, подтверждающее, что он был первым, что именно он — владелец.

Я мгновенно забыла о присутствии Леона, который продолжал обжигающе дышать мне в ухо. Параллельно он мягко гладил обнаженную кожу моих плеч и рук едва заметными прикосновениями, от которых по телу расходились сотни мелких мурашек.

Затем, видимо, Леону показалось этого мало. Он нагнулся и принялся покрывать мою шею поцелуями — легкими, воздушными, нежными. Но во всем этом ощущалась власть чуть ли не более сильная, чем в порывистых касаниях Тихона.

Пальцы Леона медленно скользнули ниже, под край моей футболки — как тогда, в кабинете исследовательского центра. Я зажмурилась, потому что это было уже слишком. Казалось, я раскалена изнутри, и прикосновение к коже, особенно к оголенной, было сродни пытке — острой и соблазнительной.

Но в тот же миг я широко распахнула глаза: руки Леона, вместо того чтобы двигаться вверх, решительно проследовали вниз, под кромку моих шортиков. Туда, где была лишь слабая преграда в виде трусиков — и больше ничего.

Я хотела остановить его. Или, наоборот, не хотела — сама не осознавала. В голове был гул, тело не слушалось. И когда пальцы пошли ниже, я не двинулась. Застыла, как на краю бездны, не делая шага ни вперед, ни назад.

Разве что пискнула, но не от страха, а от отчаянного желания и невозможности допустить того, что грозило вот-вот случится в этом полутемном переходе.

Происходящее представлялось не выбором, а слиянием — меня раздваивало, и каждая половина тянулась к своему альфе. Кто был ближе, чьи руки ощущались горячее, кто именно целовал, а кто держал... Все это было неважно. Тела слились в единый мощный заряд. Все смешалось, перекрыло друг друга, будто я угодила в эпицентр бури, и воздух стал пульсирующим, почти что обжигающим.

Кажется, я вся тряслась: от возбуждения, от неспособности сопротивляться этому бешеному напору, сбивающего с ног.