Я сразу поняла, что это за ощущение — знакомое и сладостное. Так я чувствовала приближение своего альфы.

Обернулась и оказалась права — на фоне деревьев виднелся Тихон.

— Что это, если не судьба, а? — хрипло произнес он, не отрывая от меня цепкого взгляда.

— Ты... следил за мной? — почему-то этот вопрос был первым, что пришел мне в голову.

Мой истинный хмыкнул.

— Запах сам ведет меня к тебе, — было непонятно, шутит Тихон или нет. — Ты не рада?

Альфа неожиданно очутился прямо возле меня и легко коснулся моей руки. Все мое тело инстинктивно напряглось. Мне было страшно, но и... желанно. Мой истинный был так близко, и его жар опалял меня — обволакивал все сильнее, не отпускал.

— Рада, — пискнула я.

Тихон шагнул вперед.

— Игры кончились, хватит от меня бегать, — прошипел он мне прямо на ухо. — Мы истинные, и ты это знаешь не хуже меня.

Его пальцы переместились к запястью, затем плавно, с нежным нажимом, поднялись к сгибу локтя. Мои ноги становились все слабее, будто под ними исчезала земля. И чем ближе Тихон подбирался к моей шее, тем сложнее было сосредоточиться.

Пальцы Тихона легли мне на шею. Движение было стремительно — я не успела осознать, что происходит. Без единого слова, без просьбы, без предупреждения он поцеловал меня. Сначала мягко, как бы проверяя, что будет дальше, а потом — более глубоко: со страстью, почти с рычанием впечатывая меня в себя.

Одурманенная губами и языком, хозяйничающим у меня во рту, я не сразу заметила, как другая рука скользнула ниже, к моему бедру. Всем телом Тихон прижался ко мне. Перила ограды обзорной площадки стали давить на лопатки, и я на автомате заерзала, стараясь найти удобное положение.

— Что такое, маленькая? — Тихон оторвался от меня и теперь всматривался в мое лицо, ожидая ответа.

— Я... тут перила мешают... — пролепетала я, едва сумев связать слова.

Тихон замер, а затем кивнул, найдя решение. Подхватил меня под ягодицы, и мне ничего не оставалось, кроме как обхватить его ногами. Не успела я ничего сообразить, как мой истинный куда-то понес меня. Сделал буквально два-три шага — и спиной я ощутила бугристый ствол.

Прижатая к дереву, ногами обхватившая Тихона, я была обездвижена, замурована между могучим древом и не менее мощным альфой. Если бы я и расцепила ноги, то все равно бы не упала, так плотно он вжимал меня в кору.

Мои ладони вцепились в плечи Тихона. Я не могла отвести взгляда от его безумных глаз, горевших первобытным блеском.

— Ты меня не отпустишь, да? — выдохнула я.

Тихон не ответил. Вернее, ответил, но по-другому: его рука проникла под юбку моего сарафана — все того же, в котором я проходила практику. Пальцы были теплыми и уверенными, они парили по моей коже, оставляя след из мурашек и жара.

Я часто задышала, не менее часто моргая. Все это было со мной впервые: такая близость альфы, его рука на внутренней стороне моего бедра, прямо возле тонкой ткани моих трусиков, что давно стали совсем влажными от переизбытка моих чувств.

— Ты такая мокрая, моя Оливка, — прошептал он, — прямо для меня.

Смысл этих слов дошел до меня не сразу, а потом было поздно. Пальцы Тихона касались моих складочек, удивительно точно угадывая, как и что нужно сделать, чтобы довести меня до момента, когда я окончательно не смогу сдерживать себя.

Голоса студентов где-то вдалеке, близость поляны к корпусам, бесцеремонное поведение альфы, которого я почти не знала — все отступило куда-то на край сознания. В фокусе были пальцы, терзающие меня донельзя. Они то ускорялись, то замедлялись, заставляя меня сходить с ума от того, что надвигается что-то важное и неизбежное.

— Боже, — простонала я против воли, сама не понимая, к кому обращаюсь.

— Скоро, маленькая, — прорычал Тихон.

Не обманул: через мгновение я выгнулась, задрожала, проживая удары тысячи прошивающих мое тело вспышками удовольствия молний. И если бы Тихон не поддерживал меня, осела бы на землю.

Тихон проводил меня. Шагая рядом с ним, я чувствовала, как сомнения тают. Теперь я была уверена, что истинный — это он. Как бы утром меня ни тянуло к Леону, настоящая связь была с ним, с Тихоном.

Однако, засыпая, почему-то думала о том, чем поцелуи Леона могут отличаться от поцелуев Тихона. Эти мысли наполняли меня не только стыдом, но и жаром, расползающимся по телу.

С самого утра внутри меня пылал огонь — словно в груди разожгли раскаленный уголек, который не давал вдохнуть. Я постоянно закрывала глаза, заново прокручивая сцену у озера у себя в голове. Сладостные воспоминания о поцелуе — да и обо всем, что произошло дальше — смешивались с тревогой, дрожью в коленях, опасливым предвкушением нового дня практики и встречи с Леоном.

Я не представляла, что можно пойти туда как ни в чем не бывало. Не после того, что случилось между мной и Тихоном. Это было невозможно.

Я надела джинсы и футболку — все нейтральное, неприметное. Желала смешаться с толпой, уйти в тень — хотя и понимала, что это бесполезно. Начала собирать волосы: руки дрожали, пальцы плохо слушались, из-за чего шпилька то и дело выскальзывала, а пучок рассыпался. В конце концов, прибрала волосы кое-как, лишь бы убрать с лица непослушные пряди.

Даже не взглянула на себя в зеркало перед выходом. Зачем? Там все равно отразилась бы обычная студентка — а вовсе не омега, разрываемая притяжениями двух альф.

Я вышла пораньше. Почти не заметила, как добралась до кабинета Елены Викторовны.

— Можно?

— Проходите, — Миронова не оторвала глаз от бумаг. — Что у вас?

Я замешкалась на пороге, с трудом совладав с волнением, а затем несмело шагнула внутрь.

— Я хотела бы... поговорить о возможности перевода на другую практику, — пролепетала я.

Елена Викторовна наконец подняла взгляд. В нем не было ни удивления, ни раздражения — только равнодушное внимание. Должно быть, я не первая, кто обращался с таким наглым вопросом. Но вот были ли у кого-то нибудь те же самые причины? В этом я сомневалась.

— С чем связан запрос?

— Мне... тяжело в исследовательском центре. Я думаю, что это не мое.

Молчание. Елена Викторовна отложила документы и сцепила пальцы в замок.

— Давайте честно. Вы хотите уйти из центра, потому что у вас какие-то проблемы с наставником?

Я опустила глаза. Ну да. Но вслух не скажешь, что Леон — мой почти-истинный, а еще есть второй, и оба сводят меня с ума.

— Нет, просто при работе с реестром я не чувствую себя комфортно, — выдавила я. Прозвучало до смешного глупо, но других слов я так и не нашла.

— Вы сами выбрали это направление, — Миронова пожала плечами. Ей было все равно на мои проблемы, она торопилась вернуться к делам. — Места распределены. Мы не можем переставлять студентов, особенно сейчас, когда практика уже началась.

— Понятно, — едва слышно пробормотала я.

— Постарайтесь собраться. Это временно. Вы справитесь, — добавила она, опуская взгляд в бумаги и тем самым давая понять, что разговор закончен.

На улице все оставалось по-прежнему: пыльно, тепло, шумно. Все спешили по лабораториям и кабинетам. И не подозревали о том, какая трагедия разворачивается у меня в душе.

Когда я вошла, Леон был на месте. Он находился у терминала, концентрированно вводил данные и не обернулся — будто нас ничего не связывало. И как умудрялся держать себя в руках? Альфы таким, как правило, не славились.

— Привет, — сказала я неестественным тоном. Нужно было избежать повторения вчерашней напряженной ситуации — но как? Когда тело покрывалось мурашками, а сердце стучало как сумасшедшее.

— Привет, — отозвался Леон, не поднимая глаз. — Готова?

— Ага, — соврала я, заставив голос звучать спокойно.

Я подошла ближе, заняла свое место, стараясь не касаться Леона. Мой наставник говорил сухо и деловито, открывал какие-то бесконечные таблицы, объяснял принцип очередной выборки данных. А я не понимала почти ничего. Слова шли фоном — главное было не это. Главное — как он стоял. Какой запах исходил от него. Как двигались его руки с тонкими длинными пальцами.