Судьи долго сравнивали почерк. И, судя по выражению их лиц, сомнений у них не осталось. Это был один и тот же человек.

— Господин Люмьер, — обратился к генералу судья Велвис. — Вам есть что сказать? Вопросы к свидетелю?

Генерал даже не сдвинулся.

— Мы с Варисом не проводили тёмных экспериментов, как он пытается внушить вам. Мы пытались понять, насколько опасны эти кристаллы. Насколько враг может использовать их против нас. Свидетель почему-то не говорит о том, сколько пользы мы извлекли. Почему вы, Варис, умолчали о наших медицинских успехах? Почему не сказали, что благодаря этим исследованиям мы смогли вылечить болезни, которые раньше лечили годами? Или совсем не лечили?

— Да, — Варис кивнул. — Были и успехи. Новые методы лечения, прорывы в медицине. Но… цена была слишком высокой. Мы жертвовали теми, кто не соглашался быть жертвой. Я не смог с этим жить. У меня всё, уважаемый суд.

— Гвардейцы, — произнёс судья Коль. — Свидетеля взять под охрану. Если подтвердится правда его слов, он будет наказан вместе с генералом.

Вариса тут же увели. Его посадили в маленькую железную клетку у стены зала. Слушать он мог, говорить — больше нет.

— Господин Люмьер, ваш свидетель, — напомнил Велвис.

— Прошу привести ученика университета, факультета правоохраны. Имя — Глен, — произнёс генерал.

Я вздрогнул. Глен? Мой бывший сосед по общежитию?

Что он мог сказать?

Глен вошёл в зал, в форменной куртке, с странным, каким-то даже радостным выражением лица. Мы встретились взглядами. Его глаза скользнули по мне с презрением, и уже в следующий миг он встал за трибуну.

— Вы знакомы с обвиняемым? — спросил генерал.

— С этим мутантом я жил в одной комнате, — спокойно ответил Глен. — Если бы меня попросили его охарактеризовать — скрытный, безэмоциональный, хитрый. Рядом с ним жил ещё один — Марк. Тот, как мы теперь знаем, предатель. А всё потому, что слушал Кая Грина. Этот человек — угроза для королевства. Все, кто попадали под влияние его речей, начинали сомневаться в законной власти, заражались его идеями. Он манипулятор, паразит и разрушитель. Он хочет сломать последний оплот человечества изнутри.

Он говорил и говорил. Поливал меня грязью с трибуны, повторяя лживые фразы, навязанные генералом. Всё было рассчитано — создать образ чудовища, изверга, врага. Сделать так, чтобы публика не просто усомнилась во мне… а возненавидела.

И у них это почти получалось.

Лица в зале начали меняться. Кто-то шептался, кто-то отворачивался, кто-то уже смотрел на меня так, будто я предал каждого из них.

И это продолжалось — до тех пор, пока судьи не вмешались.

— Довольно, — твёрдо сказал Велвис. — Мы поняли. Всё ясно.

Слишком ясно.

Но игра ещё не закончена.

— Вам есть что возразить на это, Кай Грин? — главный судья обратился ко мне.

— Боюсь, всё это лишь доводы без каких-либо доказательств, — ответил я спокойно.

— Но с этим трудно спорить, ведь вы и тот самый Марк покинули столицу. Причём последний способствовал побегу множества заключённых, — добавил судья Коль.

Мне нечем было защищаться. Эти события действительно произошли, о них знал весь город. Я не мог опровергнуть сам факт нашего бегства — мог лишь оспорить его смысл. Единственное, на чём строился выпад Глена — будто бы во всём виноват я.

Чёрт... Видимо, не выйдет играть в игру «у кого больше доказательств». Генерал выставляет меня чудовищем, и, судя по всему, у него есть достаточно свидетелей, готовых это подтвердить. Тогда и я пойду на крайность. Раз он ставит на страх — я поставлю на гниль. Покажу, что его власть построена на лжи и крови.

— Я вызываю свидетеля… Лилию Браун, — сказал я.

В зале моментально повисла тишина. Ни шороха, ни кашля — только гулкое напряжение в воздухе.

— Вы уверены? — переспросил судья Велвис.

Я молча кивнул.

Спустя меньше получаса гвардейцы завели Лилию в зал. Ей кратко объяснили, зачем её вызвали и кто это сделал.

— Думаешь, я тебе помогу? Пойми, Кай, я буду говорить честно — так, как это вижу. И так, как мне выгодно, — без тени стеснения произнесла она. Голос её был холоден, как лезвие.

Возмущённый гул прокатился по залу. Некоторые граждане явно не ожидали подобной откровенности.

— Именно поэтому ты здесь, — я выдержал паузу. — Сделаем друг другу одолжение.

— Ну, вперёд. Что ты хочешь знать?

— Ты ведь протеже Софии Нарт. Это знают все. Полагаю, однажды ты станешь её преемницей. Так вот: устраивает ли тебя то, чем тебе предстоит управлять? Нравится ли тебе политика королевства?

Я знал, куда давить. Лилия — хладнокровная, расчётливая. Она хочет власти, но не скандалов. Её цель — стать вершиной, но не утонуть вместе с генералом. Сейчас я дал ей возможность ударить по репутации правоохраны. А это автоматически ударит и по армии. По Нарт… и по Люмьеру.

— Политика королевства мне чужда, — произнесла Лилия с паузой, глядя в зал. — Все эти игры в интриги, корпорации, культы... Зачем? Мне этого никогда не понять. Но, поработав внутри системы, я поняла одно: всё королевство сочится гнилью. В людях, в сенаторах, в генерале. Это сплошная ложь, подаваемая под видом порядка.

Зал стих. Никто не перебивал, не шептался. Все слушали. Слушали Лилию, ловя каждое её слово.

— Считаю ли я генерала тем, кто должен стоять во главе нашего королевства? Однозначно — нет. Сотни документов доказывают его причастность к расправам над невиновными, к подстрекательствам, к угрозам и давлению — лишь бы сохранить власть. Вот некоторые из них.

Она достала несколько аккуратно сложенных листов и передала их гвардейцу. Тот — судьям.

— Это провокация! — вскочил один из защитников генерала.

— Позвольте свидетелю продолжить, — чётко произнесла судья Хоун, не глядя на защитника.

Генерал стоял недвижимо. Словно вырезанный из камня. Никаких эмоций. Ни попытки возразить, ни тени страха.

— Что касается этого парня… Кая Грина, — Лилия перевела взгляд на меня, и я напрягся. — Заслуживает ли он называться человеком? Быть одним из нас? Нет.

Небольшой гул в зале. Мой пульс резко участился.

— Что вы имеете в виду? — уточнил судья Велвис.

— Кай Грин прожил здесь своё детство, но затем вышел за стены. Там он нашёл цель. Не знаю, какая это цель, и знать не хочу. Но он вернулся. Вернулся сам. Зачем?

Она сделала шаг ближе к центру зала.

— Я считаю, что в нём всё ещё есть нечто человеческое. Частица справедливости. Та, что толкает его говорить. Кричать, доносить правду о том, что происходит за пределами стен… и о том, как мы закрываем на это глаза.

Я чувствовал, как нарастающее напряжение сжимает воздух. Монолог Лилии длился почти час. За это время она без тени жалости прошлась по всей верхушке королевской власти — от Нарт до Люмьера. Раскрывала грязные дела, молчаливые приказы, отписки, списанные тела невинных. И с каждым её словом судебная маска генерала давала трещину.

Система, которую он выстроил, медленно, но верно начинала трещать по швам.

Народ в зале суда начинал терять терпение. Кто-то выкрикивал проклятия в сторону генерала, их быстро выводили. Но оставались и те, кто поддерживал его и кричал, что я — монстр, которого нужно казнить. Таких становилось всё меньше, но они ещё были.

Я скользнул взглядом по присяжным. Почти все они что-то обсуждали между собой, делали пометки, записывали важные фразы. Но трое — те, на кого, как я подозревал, надавила Алиса, — сидели молча. Пусть. Надеюсь, она не зашла слишком далеко.

Лилия наконец закончила свой монолог — долгий, точный, беспощадный. Она обливала грязью всех, но подкрепляла каждое слово документами. Генерал проигрывал. И он это понимал.

Он пытался отыграться. Вызывал свидетелей — воспитателей из приюта, людей с моей работы, преподавателей и студентов университета. Все они поливали меня грязью, говорили о странностях, о жестокости, о ненависти. Очевидно — на них надавили. Но это уже не работало. После всего, что представили Варис и Лилия, доверие к генералу рушилось.