Видимо прочитанная им фантастическая литература своими мифами и сказками оставила свой отпечаток. Грей чувствовал, что есть что-то за гранью этого мира и в своём познании стремился это выяснить. Воспоминания начались ровно с того момента, где и закончились. То знакомство со светловолосой девушкой Элизабет стал для Грея ключевым моментом в жизни. Они вместе читали, вмести изучали и исследовали, вместе проводили время и ломали головы над задачами, подкидываемые им военными и правительством.
И если бы не хаос, творящийся тогда в мире, я бы назвал этот период лучшим в его жизни… Точнее, в моей жизни. Ведь сильнее шума гремевших по миру войн, звучали наши с ней влюблённые сердца. Мы рука об рук продвигались по научной лестнице и не замечали, как повышались уровни секретности, а каждая следующая лаборатория оказывалась всё глубже и дальше от обычной человеческой жизни.
Когда мне стукнуло тридцать один, я сделал ей предложение и она ответила согласием. Отпраздновали хоть и скромно, в кругу научных сотрудников и коллег по цеху, но зато очень тепло. И к сожалению, оно оказалось последним тёплым воспоминанием Грея.
Спустя месяц всех научных сотрудников поставили перед тяжёлым фактом. Деградация электронных технологий начала превращаться из локальной проблемы во всеобщую. Если простыми словами, то электроприборы того времени начали выходить из строя. Накопительные элементы теряли заряд, вне зависимости от качества батареи и в некоторых случаях отказывались заряжаться вовсе. Мощностей электростанций начало не хватать на обеспечение всех нужд, а само электричество начало куда-то деваться.
Куда именно оно девалось и по каким причинам, это и предстояло выяснить всему научному сообществу и в частности Грею с Элизабет. Их дни наполнились тяжёлой и монотонной работой, в процессе которой не оставалось времени не то что на чувственную близость, а даже банально на сон. Каждый из них понимал, что в этой гонке счёт идёт на года и чем дольше они будут решать проблему, тем больше людей погибнет в кровопролитных войнах за исчезающие энергоресурсы.
Все работали на износ. Постоянным экспериментам и бесконечным расчётам конца и края не было, вот только прогресс случился только спустя семь лет, после поставленной задачи. И произошёл он в научной группе Грея и Элизабет, изучавшая теорию межпространственного сдвига. Им удалось подробнейшим образом обследовать появляющиеся в мире пространственные аномалии и успешно воспроизвести их обратную динамику в лабораторных условиях. Итогом стал совершенно иной образец породы, появившейся в Зоне Контролируемых Искажений, вместо рабочего образца.
И на этом моменте я остановил поток памяти, ибо радость Грея смешалась с накатившими на меня тяжёлыми чувствами.
— Ох ты яхонтовый хрен… — пробормотал я, глядя глазами Грея на крошечный кусочек почвы, в котором отчётливо светился жёлтый кристалл. Такой же самый кристалл, без которого нынче ни один ультра-девайс не работает. — Вот оно значит каким макаром произошло.
— Выходит, что так. — мысленным всполохом обозначил своё присутствие Чёрный.
Я сконцентрировал намерение и поток воспоминаний продолжился. Теперь каждый день жизни Грея проходил сквозь меня ярким огнём, оставляя неизгладимый отпечаток. Тот я буквально горел успехом, забыв обо всём. Он совершенствовал технологию сдвига, получал всё больше иной материи и добытые таким образом кристаллы отправлял на анализ и дальнейшее применение. Вскоре их отдел перешёл на использование кристальной энергии и перестал зависеть от внешних источников. И казалось бы всё, прогресс наступил и можно радоваться.
Вот только от Грея с Элизабет попросили о большем.
Им велели создать стабильный переход в то пространство, откуда получали образцы методом сдвига. К тому времени лучшие химики и геологи изучили кристаллосодержащую породу и пришли к выводу, что эта почва имела внеземное происхождение. В ней имелись неизвестные ранее элементы, а уж её энергетический потенциал и вовсе не укладывался в привычную всем картину мира. И это значило, что где-то там, за границей пространственных искажений, находились земли, ещё неизведанные человечеством.
Именно туда передовые державы направили свои намерения и остриём их воли стали Грей с Элизабет.
В кратчайшие сроки им вменили создать машину, способную пробить ткань реальности и, как это обычно водится, в спешке не обходилось без эксцессов. Скандалы с высшим руководством стали рутинным явлением, количество травм на производстве возрастало, а отношения между супругами начали давать трещину.
Под конец строительства Грей и Элизабет почти не разговаривали, оставляя в общении только сухую подбивку результатов совместной работы. На их отношения начальству было плевать и единственное, что их волновало, так это завершение проекта и его скорейший успешный запуск.
И он не заставил себя долго ждать, вот только успехом там и не пахло.
— Вы не понимаете! Оно ещё не готово и не прошло тестовых испытаний, — негодовал Грей, ударяя кулаками по столу директора корпорации. Тихой тенью справа от Грея стояла Элизабет, уставшая и печальная, как никогда. — Я не могу позволить запустить его по вашей прихоти!
— Господин Грей. Хотите вы этого или нет, запуск намечен на 15:00 и он состоится с вами или без вас. У нас нет времени ждать. У всего мира нет времени ждать. — спокойно отвечал ему седой и желчный директор, сцепив пере собой сухие ладони.
— Это безумие, сущее безумие… — цедил гневающийся Грей, уходя из кабинета.
— Нет, это необходимость. — звучало ему вслед.
Будучи при этом и Греем и сторонним наблюдателем, я прекрасно мог понять чувства обоих. Директору позарез нужен был успех, ведь на него давили спонсирующие проект государства, на которых, в свою очередь, давила общественность. Никому, ни бедным, ни богатым не хотелось лишаться благ прогресса и скатываться в паровой век.
С другой стороны, я понимал и самого Грея, ум которого предполагал масштаб катастрофы, способной произойти в случае неудачи. Дело в том, что энергии на создание портала в другой мир требовалось колоссальное количество. Даже с учётом добытых энергетических кристаллов её хватало с трудом. И, как будто всего этого мало, имелся риск пространственного резонанса, который мог привести к ещё более страшному коллапсу.
Как Оппенгеймер своего времени, Грей боялся этого больше всего, при этом ясно осознавая, что выбора у него и правда нет.
В тот день у него впервые случился нервный срыв и именно тогда Элизабет села рядом с ним в лаборатории и заговорила. По живому, по настоящему. Тоже впервые за долгое время.
— Ну же, Грей. Соберись, — её ладонь ложится на мой затылок, а я продолжаю сидеть, уперевшись локтями в колени и держа голову в ладонях. Мои слёзы капают на стёкла очков и, стекая по линзам, падают на пол. — Не время опускать голову. Тем более перед ними.
— Элизабет… — я сажусь и с удивлением смотрю на неё. На свою прекрасную жену, с которой и забыл, когда разговаривал вот так. — Ты?…
— Я с тобой, Грей, — говорит она и, сквозь усталость и отрешённость, я вижу во взгляде ту яркую и улыбающуюся Элизабет, решившую связать со мной жизнь. — Была и буду, чтобы между нами не случилось.
Я начинаю плакать навзрыд. Протягиваю руки и крепко обнимаю её, а она гладит меня по волосам и утешает. А я всё говорю и говорю, не в силах остановиться. О том, что власть имущем всё мало, что они хотят большего, что они играют с огнём также, как играли при освоении ядерной энергии.
Она слушает и мерное поглаживание по голове успокаивает меня.
— Эти испытания могут стать последними не только для нас, но и для всех людей… — выдыхаю ей в живот и слышу…
— Тогда давай проведём эти последние минуты вместе, дорогой. — она наклоняется и целует меня и в этом жесте я чувствую и надежду и прощание.
И я вновь плачу, не в силах остановиться.
Как именно к моменту запуская мне удалось привести себя в порядок, я практически не помню, но за пультами корректировочного контура мы с Элизабет стоим вместе. На наших головах надеты нейро-шлемы, с помощью которых мы контролируем стабилизаторы энергетических потоков. В этом деле автоматические вычисления слабы, ведь пространственные потоки не стабильны, не поддаются расчётам и корректировки приходится производить на чистой интуиции.
