фейль-морт, бледно-розовый край нижней юбки вспененный каскадами кружев».

Через несколько строк:

«Самокрылою прядью с нее отвивалось манто; складки шелка дробились о тело; огромная шляпа подносом свивала огромные перья; прическа — курти-ночка; вся — толстотушка; наполнилась комната опопонакса-ии:

— Эва Ивановна: вы ли?

Профиль — боя%ественность; грудь — совершенство».

«Груди ее были — тряпочки; ножки ее были — палочки; толь-7;о животик казался бы дутым арбузнком...»

О романе ничего не скажешь — в книге он не окончен. Читателю предоставляется право делать собственные выводы по приведенным отрывкам.

Так А. Белый, преумножась московским бытом, в произведении дал Игоря Северянина.

Кроме А. Белого и Б. Пастернака в альманахе напечатаны: И. Рукавишников — «Ярило», две песни из поэмы , написанные напевным стихам; Г. Чулков — кинжал, рассказ; С. Клычков — «Два брата», (отрывок) и Б. Пильняк — «Заволчье», повесть.

Повесть Б. Пильняка ничем не разнится от прежних его рассказов. Вначале много эпиграфов из географических книг и об'яснение слов по Далю. Затем лирическое отступление и ссылки на географические исследования полярных экспедиций; потом формулы, опять лирическое отступление и наконец — «коэфи-циент «абсорбации» света в морской воде». В заключение читатель узнает, что повесть была написана в «Узком», 14-ая верста но Калужскому шоссе. 9 ннв.-2 мар. 1923 г.

Д. РЕЗНИКОН

БИБЛИОГРАФИЯ

«ЗВЕЗДА» № I

Литературно-общественный журнал. Госиздат. Москва. 1926. (270 стр.).

своей любовью к шахматам, как еще не так давно любовью к своему сыну и компартии. Поэма «Шахматы- построена настолько «ново и своеобразно*, что грех не поделиться ею. Во-первых, мы узнаем, что шахматы напоминают жизнь (это глубокое откровение — магистраль всей поэмы, по термину московских конструктивистов), во-вторых, что некоторые люди — пешки («изолиро ванных», понимай: интеллигентов или попутчиков) — и еще, что кони Буденного напоминают коней на шахматной доске. Идеологическая магистраль поэмы:

Восстанут фабрики, поля II в вихре бешеной погони, Штыком вонзившись в

грудь короне, Прикончат Короля. После скверного шахматиста выступает М. Герасимов с ежевикой» и,поводимому,с гармоникой. Тема у него всегда одна и та иге: любовь «в общем и целом» в первомайские дни пролет-культуры. Жалкий сентиментализм с розами, «майскими жуками», с косичками, втиснутый в гарь и дым фабрик. Статичность поэта вместе с камаринским - • каждый час и на том же месте -порукой тому, что ждать от Герасимова больше нечего.

К ста двадцати страницам с горечью прибавим и эти двадцать за исключением одной — Клюева. Еще: 130. Из лих, все остальное предоставив политическим спецам и напостовцам, выделим прекрасную интересную статью, оправдывающую выход всего журнала: «Из истории создания произведений Ал. Блока», Павла Медведева. Зто первая серьезная работа в изучении рукописей Блока (пока только «Двенадцати», «Скифов» и «Соловьиного Сада»). Рукописи разобраны с тщательностью, любовью и зоркостью, которые мы находили до сих пор только у наших лучших ПУШКИНИСТОВ. С.

«Звезда» — первая книга этого года — очень тусклая. Попнди-иому, она на закате.

Сто двадцать страниц художественной прозы можно вовсе не разрезать. «От Желтой реки», Аросева до «Починки» Черно-нова, одна пустая «Земляная порода» Коробова. После Пильняка и «Пильняков» нам очень скучно читать, что «в жизни много годов» и «что каждый год: весенняя победа — летнее торжество

— осеннее поражение и зима». Кому из трех авторов принадлежит та или другая страница, и какой «породы» или с какой «реки» Платон, Назар или Епи-фан (герои трех повестей), — определить трудно, да и определять не стоит. Все они — вполне благонадежные коммунисты с «партбилетом в себе», с одним и тем же запасом слов, чтоб далеко не ходить взятых прямо из «Известий» и «Правды», — а если и есть кой-какие сомнения И душевные неурядицы, то тоже вполне благонадежные — с разрешения Г. П. У. Весь этот «художественный» материал редакция «Звезды» могла бы свободно отнести в конец журнала — в отдел «провинциальные картинки» или «голоса с мест» милых рабкор-ских недорослей. Мы же ничего не потеряем, если вообще отнесем всю прозу за обложку журнала.

Останется немного, но об этом немногом следует сказать больше. Одиноким — среди двадцати страниц подобранных в рифму строчек — стоит стихотворение Н. Клюева. Бодрость и сила — несмотря на некоторое, неожиданное, созвучие с Волошиным

— дают ему право на существование. С трудом удерживаюсь от цитат.

А. Безыменский — слава которого измеряется больше ловкостью рук, чем пера (во время успел взять патент на «партбилет в себе») — на этот раз воспользовался «Звездой» только для того, чтобы поделиться с нами

БИБЛИОГРАФИИ

(Юзоп. ЬВ ТНОМ18МЕ

2-ос издание, дополненное и исправленное. Рапк, 192^

Книга Жильсона называется — Введение к системе св. Фомы. .ДеЛ'-пштельноЖильсону удается предегавить философское учение Фомы Ливийского, как "строго законченную и последовательную систему, как настоящее «мировоззрение». Мир св. Фомы — строго организованная иерархия: Бог, различные ангельские чины, человек, животные, растения и т.д. Каждое существо занимает в нем строго определенное место; каждое обладает присущим ему «по чину» совершенством, бытием, познанием. Местом человека в этой иерархической лестнице и определяется его природа и его основные свойства: человек естьатта1га1юпа1е тогЫе, наивысшее из существ телесно-душевных, наивысшее из существ духовно-душевных. Телесность также, как и духовность его одинаково необходимые, конститутивные моменты. Человек не дух, владеющий телом; не дух заключенный в тело, как в темницу. Он по сущности своей духовно-телесное существо, 1о1ит сотрозИит, "стоящее между мирами чистых духов (ангелов) и неразумных животных. Он обладает духом и разумом, но не есть ни дух, ни разум", также как обладает телом, но не есть тело. Пропасть, отделяет его от ангела, чистого духа, непосредственно или посредственно созерцающего Бога; человеческий разум 1аЬи1а газа, на которой чувственное восприятие пишет свои письмена и который сам совершенно неспособен делать что-либо иное, как путем абстракции, из чувственного материала формировать общие представления, как и полагется дискурсивному разуму телесно-духовного существа. Такое существо не может иметь идеи Бога — и может только путем абстракции, основываясь на принципе причинности, дойти до необходимости признания первой причины всего

существующего, вершины иерархической лестницы. Нет и не может поэтому быть Никакого иного доказательства, кроме апостериорного — гагюпе фпа, и должны быть оставлены априорные доказательства гаНопе ([иос1.

Место, которое св. Фома определяет человеку в мировой иерархии, как видим,очень невысоко,— но с другой стороны именно бла годаря абсолютной недоступности и трансцедентности Бога, благодаря невозможности непосредственного воздействия света божественной истины на наш разум, отстутствию в нем каких-либо врожденных идей — разул человеческий приобретает самостоятельность, которой он не имеет ни у августинцев, ни у аверропстов. Деятельный интеллект становится частью человеческого индивидуального разума.

Жильсон оттеняет характер активности разума в системе св. Фомы,примат деятельности, действия в его этике. Ничего не дано — все должно быть добыто, сделано, сформировано — и познание, п паЬЦиз'ы мысли и добродетели.

Система св. Фолил, по мнению проф.Жильсона,является в истории мысли одним из наиболее знаменательных событий, одним из поворотных пунктов развития западной мысли. В ней выразилось новое отношение человека к миру и Богу; новое отношение его к самому себе. Бог из имманентно присутствующего в мире, в нем символически выражающегося творческого добра, «более блид кого душе, чем она сама», стал трансцедентным его творцом, его далекой, вечной первопричиной. Мир, бывший только образом божественной славы, стал противопоставленным Богу-творцу самостоятельным бытием; новую самостоятельность почувствовал в себе и в миру стоящий человек; он сам, своими силами и действует и познает. Разум человече-