••Ас самблея — бал, как введение, приготовление к брачному пиру, — со всею их обстановкою, есть произведение промышленности, ее цвет, корни которого кроются в глубоких рудниках и шахтах — это всемирная промышленность в ее потреблении». Этот потребительный момент тем более характерен, что в нем проявляется и осуществляется основное искусство созданное эпохой. «Это высшее, основное европейское искусство есть искусство одеваться — искусство половой борьбы, полового подбора, которое и создало промышленное государство».

В противоположность Греции, где центром жизни, ее вершиною и целью было: «искусство эллинское, парнасское, или олимпийское, гимнастическое (безодежное, нагое)», для буржуазной Европы искусство одезаться и тем самым скрывать и укрывать особенности и дефекты своего тела является завершением и смыслом всего производственного процесса, при чем этот процесс не ''только захватывает все существо, но и переносится на вещи. «Греки дорожили красотой тела, а европейцы дорожат красотой одежды; наши выставки заменили греческие игры, но только ассамблеи и балы служат поприщем для высшего проявления ис-: кусства одеваться».

• При этом одеванье в буржуазном обществе распространяется на Есе: одеваются не только люди, но и предметы : книги (в рос-- кошные переплеты), мебель (обойное дело), посуда (раскраска)

СЕТНИЦКИЙ

и так далее. И в этом виде и с этим качеством одетости, по мысли Н. Ф. Федорова, все соответственные предметы должны быть представлены в действии и потреблении, составляя отделы музея. • На ассамблею — бал не ходят, а ездят, и собрание экипажей, ] столь же прекрасных, как игрушки, у помещения, где происходит | бал, должно составить экипажный отдел выставки. Остальные отделы должны быть построяемы по тому же принципу.

Таким должен быть изображен центр выставки-музея, -бал-ассамблея, являющаяся поприщем половогц подбора, где1 совершенствуется и достигает своих пределов уменье одеваться, ] соответствующее оперению в царстве животных и где женщина, пользуясь всеми «произведениями фабрик и заводов для соблазна мужчин, заставляет и сих последних пользоваться произведе-■ ниями тех же фабрик и заводов, чтобы, в свою очередь путем со-перничества друг с другом, действовать на нее, на женщину».

Все это, конечно, ведет к торжеству женщины и поражению мужчины и, в качестве своего следствия, влечет за собой изнежи-' вание и вымирание. Усматривая высшее счастье в сближении полов, буржуазный строй совершенно отделяет его от рождения,--| т. е. признает брак союзом для наслаждения, наслаждения, боя-] шегося смерти и уверяющего ради самоуспокоения, что смерти* нет. Таким образом "ассамблеи— костюмами, СЕоею женеподоб-1 ною наружностью, романтической литературой, эротическою поэзиею, танцами, знанием и всеми искусствами,: прилагаемыми к ассамблейному делу — возбуждают поло: вые страсти, приводят к преждевременной зрелости, к истощению»

Но, если таков центр и вершина, завершительно-потребитель-ный момент буржуазного общества, то какова же его основа, база и окружение? На это Н. Ф. Федоров отвечает, помещая под ассамблеей изображение фабрики и завода, что даст по его мысл! изображение «всей индустрии в ее производстве и добывании» Таким образом, нижний этаж выставочного здания, поставлен-* ный под ассамблею, занимает четвертое сословие, пролетариат,? и тем самым ассамблея, являющаяся пиром третьего сословия оказывается пиром над вулканом. «В таком положении четверто го и третьего сословий выражается взаимное их отношение» нижний этаж — надземная фабрика и подземная шахта грозят пирующей верхушке постоянными беспокойствами, стачками восстаниями. «Этих изображений, замечает Н. Ф. Федоров, И,

[ет обыкновенно на выстазках, хотя копи составляют основу, юрень, глубочайший фундамент промышленных государств, - но основу вулканическую, а потому изображение этой основы.

связи со всем остальным, дало бы надлежащее представление I всей непрочности современных государств».

Но фабрикой и заьодом не ограничивается характеристика руржуазного строя. По словам Н. Ф. Федорова, «фабрики, под-[иняясь женщинам, имеют и у себя рабов». Это — науки и гскусства, науки в лице их представителей и учреждений, которые бслуживают произзодство со всех сторон. Нет отрасли знания. ;оторая не была бы привлечена к выполнению этого рода работы. 1а первом месте по степени своей полезности ставятся общества стествознания, но «фабрика заставляет даже археологов извле-ать из старых рукописей и памятников орнаменты, которые и 'потребляются так же, как орудия полового подбора».

Но все это подчиненные и второстепенные с точки зрения осподствующего строя учреждения. В царстве женщин академии I университеты равно, как и другие учреждения, связанные с аукой, не могут быть поставлены на одном уровне, с ассамблеей [Ли'в одном ряду с фабрикой. Им место на заднем дворе, ниже крвой и сзади последней. Любопытно отметить ту градацию, вторую стремится установить рассматриваемый нами автор

среде наук и искусств, представленных на подобного рода вы-тавке-музее:

«Самую нижнюю и заднюю часть займут чистые, т. е. ;.е п р и к л а д н ы е науки; ближе к фабрике станут приклад-ые науки: а самое высшее место на заднем дворе наук и иску-ств должно быть отведено опере и балету... Самое последнее [вето (б этом царстве) занимают музеи, которым... остается быть яшь собранием ветоши»...

Указывая на то, что этот род деятельности собирание и хра-ение ветоши представляется анахронизмом нашему веку, где швое дело и высшее искусство сводится к тому, чтобы одеваться

тряпки, Н.Ф. Федоров замечает—«как не сказать нынешнему околению: не гордись, тряпка, — завтра будешь ветошкою». Действительно, и/деятели революции 1789 года уже поглащены ладбищем, а весь период с 1789 по 1889 год уже стал достоянием :стории и сдан в архив, а изучение и сохранение памяти о нем тало делом музея. Эта гибель и смерть заставляет его поставить опрос о роли погребального искусства в буржуазном строе.

Место ему он отводит при самом выходе с выставки. «Если женщине дано место при входе на выставку, то почему бы обществ^ похоронных процессий, не отвести место при выходе, и притом тотчас за медицинским и хирургическим отделами, указывающи,-ми на вечность болезни и смерти, что по учению прогресса считается явлением естественным, неизбежным , нормальным?» » • В этом современном искусстве достигает крайних предел» стремпение всего строя к фальсификации и извращению естества. Оно пытается, «самой смерти придать образ жизни, обманывая не только обоняние, но пытается обмануть и зрение, подкрашиванием и подбеливанием мертвеца, стараясь представить его не только живым , но и цветущим.»

Но, если такова организация современного общества на егс: вершине, в его командующем слое, то каково же место, занимаемое в нем другими общественными группами? Таких групп, существующих наряду с третьим сословием, Н. Ф. Федоров насчитывает две: это — четвертое сословие, пролетариат, фаб-, рично-заводские, промышленные рабочие, и жители села - крестьянство — пятое сословие, если не считать промежуточного ученого сословия — интеллигенции.

Четвертое сословие в выставочном здании занимает нижний этаж, находится под ассамблеею и является взрывчатой вулканической силой, лежащей в подпочве всего торгово-промышленного строя. Но определения взаимоотношения путем такого расположения помещений между четвертым и третьим сословие» недостаточно для того, чтобы судить о характере самого четвертого сословия. В капиталистическом строе оно тянется за третьим, поэтому то при этом порядке оказывается, что «ассамблея он третьего сословия то же, что для четвертого трактир и дом пщ ституции».

Этой формулой определяет Н. Ф. Федоров взаимоотношение между обоими названными общественными группами. В ней с одной стороны указывается то конечное место, где находят себ< лучшие устремления четвертого сословия, а с другой —п.одчер кивается, что это является не чем-либо внешним, а органичеЯ присущим буржуазному порядку, где социальные верхи подаюч пример низам и увлекая, побуждают их к подражанию себе И самом основном и главном стремлении. Но четвертое сословм зсеиело зависит от наличности фабричного производства^ рост последнего, открытие каждой новой фабрики, что, конечД