•с "ковырять с осторожностью, можно, пожалуй, для этого взять и рмометр.

Можно с большой осторожностью, — даже с ученым пойти: догуляться.

Профессор тащил с горяченьем японца; бедняга едва поспе-в его жестах была непонятная задержь: наверное, двигался ж манекен.

За заборпком — издали пели:

На улице нашей Живет карлик Яша.

Над крышами быстро летели сквозные раздымки: и вдруг про-чилося солнце сияющим и крупнокапельным дождиком; и обозлился: мокрый булыжник.

— Арбат-с!

— По Арбату проехался Наполеон, да — бежал, чорт дери.... I — Мы Москву ему в нос подпалили! — показывал он свое юеумие русского духа.

Таким разгуляем шагал, молодяся всем видом.

— Артур бы не сдали-с: изволите видеть, — тут Стессель... ; Кондратенко русак, да его разорвало гранатой... А то бы н вас...

— У нас тозе золдат: холосо... Но профессор нахмурился: не понимает японец!

Последний оглядывал с задержью, мучаясь чем-то своим.

Постояли под Гоголем: свесился носом; прошлись по Воздви женке; тут подмахнув рукавом (на нем задрань висела), профессор сказал с наслаждением:

— Кремль-с!

— Кремлевские стены... Не видя, что Ниссп оливковым стал и давно уже пот отира

он тащил его дальше:

■— Музей исторический: великолепное зданье! Японец чеснул загогулиной тросточки в Думу:

— Не это-с, а — то-с... Не туда-с... Как же это вы, батюшв это же — Дума: Музей исторический — то-с!

Но японцу не нравился стиль: и профессор сердился:

— Япошка!

— Завидует! Выл Исси-Нисси в Париже, в Берлине, г. Нью-Йорке; гот|

ческий стиль ему нравился; русский — не нравился. Встала слепительность: в синеполосую твердь:

— Храм Спаситель! . Не видел он в жестах умеренных поползновенья на что-т

японца:

— Зайдем? II — зашли:

— Это вот Богоматерь, — с Младенцем: картина прекр ная, очень...

— Видал Лафаэль...

— Верещагин писал... И, не давши опомниться — в купол: перстом:

— Саваоф!.. Потрясающий нос — в три аршина, а каже маленьким...

Головы оба задрали: и долго смотрели — молчком:

— Нос — с профессора Усова списан: не с Павла Серге списан, а — дело ясняое: списан с Сергей Алексеича, автора да-с — монографии «Единорог: носоро г»...

А на скверике кустики вспучились, бледные, — добелу: пер(| пушилися чуть желтизною: там — зелени из бледнорозовых, бле; носиреневых почек.

Прошлись вдоль реки.

На реке появились весной рыболовы г закинутой удочкой:

МОСКВА ПОД УДАРОМ

оюркнет рыботек, — поплавок сребродрогнет, взлетит: только )вь извивается: отлепетнула струей сребробокая рыба; юркну-и — взвеселилась темной спиною в зеленой водице; а наискось, борозовосерой, зубчатой стеною Кремлевскою — башни: прохо-е облако, белый главач, зацепилось за цапкую башню; и, став адачем, отцепилось, теряясь краями.

Профессор увидел: вот — Федор Иванович Пяткин сидит, как и трошлом году, — тот, который простуживает, тот, который с Нашею встретясь, поставил ее на сквозняк и рассказывал что-то, здлинное очень, до... флюса, — тот самый, который зимой поза-мплой с Иваном Ивановичем встретившись, за руки взял, с ним злея на лавочку, в снег, и рассказывал что-то, предлинное очень; после подвел его под лошадиную морду, взмахнул в разговор: падь — вскинулась: в глаз просверкала подкова: и все — испу-гась, а Федор Иванович, — тот еще более: Федор Иванович йкин, дендролог, профессор в отставке, — у Храма Спасителя :л: и — под мост ходил рыбу удить.

Надо правду сказать, что профессор забыл про японца; устал, изамолк: отбратался!

— Ну — вот-с и Москва: город древний...

— Мое вам почтенье...

— Пожалуйте как-нибудь запроста к нам.. И пошел себе прочь: с помаханием рук.

И стремительно прочь от профессора ноги несли самодергом шца — в «Отель - Националь», чтобы пасть замертво: в сон.

Вот мораль: не ходите осматривать с крупным ученым досто-шечателыюстей городских; Москва — древний весьма замеча-:ьный город. ' А —что же в итоге? Кубарики...

: Вечер стеклил.

И по небу неслися ветрянки: разорвинки облак; и — чуть [Ькололись звездинки, чтоб к ночи разинуться; был на реке — све-щ; — воды дернулись ветром; на нпх пепорхалося вдруг отра-

е месяца; после мелькач пссиявшихся бабочек ясно сбежался.

И вот: отражением месяца сделался вновь.

Андрей Белый.

РОССИЯ

I. УКАЗ

17 10г.

Стоглав (1551 г)—уложенье все-Русии со «страхом Божьи* «часом смертным» и запрещением колбасы сожжен вместе с протог. пом Аввакумом (1081 г.). и на пожарище стал Петр (1082 г. со с ей воле й: пропустя Аввакумову Росию «через живой огоа строить свою грапитную Россию. Память о Петре — его зоъ русскому народу — что еще живее? — наши дни! — с гроз( круто.

«Смотреть тебе на заставе накрепко и со всяк

опасением и быть безодходно денно и не

«А ежели кто каким способом в городы Московсв

губернии приедет или пройдет через заставу,

опосле пойманы будут, и таких вешать!»

«А еже.ш ты будешь смотреть неопасно и оплошк

своею кого пропустишь, и тебе за то плочено

дет тож!»

В начале осени 1710 случилось поветрие в Инсарском уе| в селе Большом Чамбаре, а позже в Торжке и на Хотеловском О Чамбаре доноепт Петру ландрихтер Петр Кпкин, а о Тор тверской воевода Ивап Кокошкин. На это последовал указ —-1 грамотам из Розряду за подписью дьяка. Степана Алексеева в С луховской уезд на станцию, что под селом Тешиховым московш дворянину Гавриле Прокофьевичу Бакееву: какие принять кар: тияные меры, чтобы не занести заразу в Москву и Петер^ (Приписал Ваилпй Кирьяков; правил Михаила Хрущов).

Основанием для указа:

I. Письмо Петру воеводы Кокошкина (2. 10. 1710) письму из Торжка коменданта Петра Коровина (7. 8. 1710):

«что в Тоджку многие помирают смертоносною язз а преж де той учинилось на Хотеловском яму».

■

II. Грамота из Розряда в Серпухов за приписью дьяка Ивана (ьянова (30. 9. 1710); в ней указ из Адмиралтейского Приказа Разряд (8. 9. 1710), в указе письмо ландрихтера Петра Кикнна юударго (8. 9. 1710) по письму писарского коменданта Алексея огонкого (23. 8. 1710), которого «словесно извещал» в Приказ-избе на Инваре под'ячпй Инсарской площади. Иван Макимов 41 8. 1710), а Ивану Максимову в селе Большом Чамбару екали сотник Кирило Семенов и староста .таврений Дмитриев с йарищи (1. 8. 1710) :

«волею Вожиею учинилось моровое поветрие и многие люди померли скоропостижною смертью и ныне мрут непретанно, а здоровых людей не оталось и тридцати человек».

Карантинные меры : засесть засеку, поставить ка -улы на заставах говорить с приезжими через «живой огонь, вы -рши из сухого древа», письма у курьев принимать издали, распе-

держать на ветре часа по два, потом окуривать можжевель-ком, а самих курьев держать дней по семь п по десять, а прочих спрашивать (допрашивать) через огонь и «распросные речи» в «х экзмплярах в Розряд ■—

«кто и какого чину и какими дорогами ехал или шел: и давно ли из Торжка и с Инсары и про моровое поветрие где что слышал и давно ль пз Торжка или с Инсары»?

Письмо московское: ва (во), р-о-зряд, станци-ы-ю, двор-е-ну, ньпг-я-шнем, Кор-а-бик, К-а-кошкин, из Тор-ш-ку, н-п-не-[-е-го, ко(а)мендант, преж, Адмираелъский приказ, Дмитр-е-в, ■о-кспмов, Зпминск-о-й, учпнплос, бли-с-ко, велен-а, Сапк-Пи-в-бурх, посыл-а-к, остан-о-вливать, изд-о-ли, р-о-спечатав, запе-т-о-в, ч-е-са, из тех жа, дорог-о-мп, ш-о-л, к-о-кимп, что кш-е-л, лутчпх.

Дороги: большие, проезжие, проселочные.

(Петр — 1682-89-1725 г.).

Ва 1710 году октября въ 2 день, по указу великого Г сударя царя 1 великого князя Петра Алексеевича, во великий и малый и б-влыя Рост самодержца, и по гр мотамъ из Розряду — за прпписыо дьяка Степана Але свева — в Серпуховской увздъ на стаыгыю, что ш селомъ Т-вшнховымъ, московскому дворянину Гавра Прокооьевичу Бакаеву —

смотрнтъ теб-в на заставе накрепко и с век КИМЪ опасениемь и быть безодходно денно ноч,ю! —