Данила Гончаров оставил мне не только свои открытия, но и урок мудрости. Он понимал, что знание — это не только сила, но и ответственность. И я постараюсь быть достойным этого наследия."
Так закончилась эта глава в жизни Антона Глебова. Впереди его ждали новые испытания, новые открытия, новые решения. Но теперь он знал цену знания и был готов платить ее.
Глава 8: "Ртутный след"
Зима 1767 года выдалась особенно суровой. Нева замерзла раньше обычного, а морозы достигали тридцати градусов. Но не холод заставлял Антона Глебова подолгу сидеть у камина в своем кабинете — его мучили тревожные предчувствия. Слишком много тревожных сигналов поступало с разных сторон.
Первый сигнал пришел из Москвы. Федор Сопин, который курировал внедрение новых технологий в московских мануфактурах, написал встревоженное письмо:
"Антон Кузьмич! Дела наши здесь идут скверно. Кто-то систематически настраивает владельцев мануфактур против наших методов. Говорят, что мы подрываем основы торговли, что наши нововведения разоряют честных купцов. Несколько заводчиков уже отказались от сотрудничества с нами."
Второй сигнал поступил от Ивана Рогожина, который работал в Олонецком крае. Бывший крестьянский сын, ставший одним из лучших горных инженеров России, сообщал о странных событиях:
"Учитель! К нам приезжали люди из Петербурга, расспрашивали о наших методах работы, о том, как мы обращаемся с рабочими. Представились чиновниками из Берг-коллегии, но документы показать отказались. Что-то тут нечисто."
Третий сигнал был самым тревожным. Протасов, секретарь Ломоносова, передал слухи, которые ходили в высших кругах:
— Антон Кузьмич, — сказал он, заглянув вечером в кабинет, — говорят, что против вас готовится серьезное дело. Елагин собирает компромат со всей России.
— Какой компромат?
— Любой. Показания недовольных заводчиков, жалобы уволенных управляющих, доносы завистников. Ищет хоть что-то, что можно истолковать как государственную измену.
— А конкретно что он ищет?
— Доказательства того, что вы подрываете государственный строй, развращаете народ, готовите бунт.
Антон понимал, что ситуация серьезная. Елагин был человеком терпеливым и методичным. Если он собирал дело уже несколько месяцев, то наверняка подготовил что-то серьезное.
— А что думает об этом императрица? — спросил он.
— Екатерина Алексеевна пока на вашей стороне. Но если Елагин представит убедительные доказательства...
— Понятно. Значит, нужно готовиться к обороне.
Но как готовиться к обороне от обвинений, которые еще не выдвинуты? Антон решил действовать на опережение. Если против него собирают дело, нужно было самому представить факты в правильном свете.
Он начал составлять подробный отчет о своей деятельности за последние годы. В отчете перечислялись все достижения — найденные месторождения, внедренные технологии, обученные специалисты. Особое внимание уделялось экономическим результатам.
— Цифры — лучшая защита, — говорил он Федору Сопину, который приехал из Москвы для консультаций. — Трудно обвинить в измене человека, который принес казне миллионы рублей.
— А если скажут, что вы действовали в личных интересах?
— Тогда покажем, что никаких личных доходов от деятельности не получал. Жалованье обычное, никаких тайных сделок.
— А социальные эксперименты? Ведь именно они больше всего раздражают противников.
— Представим их как способ повышения производительности. Не идеология, а практическая необходимость.
Работа над отчетом шла быстро — за годы деятельности накопилось много материалов. Но чем больше Антон погружался в анализ сделанного, тем больше понимал масштаб изменений, которые произошли благодаря его усилиям.
За десять лет работы в России:
Добыча металлов увеличилась в два с половиной разаПоявилось более тридцати новых месторожденийОбучено свыше пятисот специалистовВнедрены десятки новых технологийУлучшены условия труда сотен тысяч рабочих
— Впечатляющие результаты, — сказал Ломоносов, изучив предварительные материалы отчета. — Но именно эти успехи и пугают ваших противников.
— Почему успехи должны пугать?
— Потому что они показывают возможность перемен. А перемены всегда страшат тех, кто заинтересован в сохранении статус-кво.
— И что же делать?
— Продолжать работать. И готовиться к тому, что рано или поздно придется защищать свои убеждения.
В феврале 1767 года случилось событие, которое ускорило развитие кризиса. В Москве произошел бунт на одной из текстильных мануфактур. Рабочие требовали повышения зарплаты и улучшения условий труда, ссылаясь на опыт предприятий, где работали ученики Антона.
Бунт был подавлен силой, но он дал Елагину именно то, что тот искал — повод связать деятельность Антона с "подрывом общественного порядка".
— Видите, к чему приводят ваши эксперименты! — торжествующе заявил Елагин на заседании Сената. — Рабочие взбунтовались, требуют невозможного!
— А что именно они требовали? — спросил граф Шувалов.
— Повышения зарплаты, сокращения рабочего дня, улучшения питания. То есть всего того, что внедряет этот Глебов на своих предприятиях.
— И в чем тут преступление? Люди хотят жить лучше — это естественно.
— Преступление в том, что они требуют этого силой! А требуют потому, что им внушили, что они имеют на это право.
— А разве не имеют?
— Крепостные не имеют никаких прав, кроме тех, что дает им помещик!
Спор в Сенате стал достоянием общественности. Петербургское общество раскололось на сторонников и противников Антона.
Сторонники указывали на экономические успехи, на рост благосостояния страны, на укрепление обороноспособности благодаря развитию промышленности.
Противники пугали социальными потрясениями, разрушением традиций, угрозой крестьянских восстаний.
— Россия стоит на пороге больших перемен, — говорил в своем салоне влиятельный вельможа граф Панин. — Вопрос в том, какими будут эти перемены — управляемыми или стихийными.
— А что зависит от нас? — спрашивали гости.
— Если мы поддержим разумные реформы, перемены будут постепенными и мирными. Если будем противиться всему новому, получим революцию.
— А господин Глебов к каким переменам ведет?
— К разумным. Он показывает, что можно улучшить жизнь людей, не разрушая государство.
Но далеко не все разделяли эту точку зрения. Многие дворяне видели в деятельности Антона угрозу своим привилегиям.
В марте 1767 года Елагин решил нанести решающий удар. Он представил в Тайную канцелярию объемистое дело, в котором обвинял Антона в "систематическом подрыве государственных устоев".
Обвинения были серьезными:
Распространение среди простого народа "вредных идей" о равенстве и справедливостиПодрыв авторитета помещиков и заводчиковПодготовка условий для крестьянского восстанияТайные связи с иностранными агентамиСокрытие от государства ценной информации о месторождениях
Последний пункт был особенно опасным. Елагин каким-то образом узнал о том, что Антон не сразу сообщил о находках Данилы Гончарова.
— Как он мог об этом узнать? — недоумевал Антон, изучив копию обвинительного документа.
— Кто-то из ваших людей предал, — мрачно ответил Протасов. — Или кто-то из местных жителей проговорился.
— Но ведь я же все рассказал императрице!
— Рассказали, но не сразу. И Елагин представляет это как доказательство вашей неблагонадежности.
Антон понимал, что ситуация критическая. Тайная канцелярия была не судом, а орудием политической расправы. Здесь не искали истину, а подтверждали уже принятые решения.
— Что будем делать? — спросил Федор Сопин.
— Бороться. У нас есть союзники, есть факты, есть результаты работы.
— А если этого будет недостаточно?
— Тогда... тогда придется принимать более радикальные меры.