— Ещё пять минут, — сказала Лена, возвращаясь к ноутбуку. — Мне нужно получить базовый сигнал. Без него мы слепы. Пять минут.

Он отошёл обратно к своей колонне. Пять минут. В его мире за это время могла начаться и закончиться война. Он смотрел, как Лена вглядывается в экран. Её лицо, обычно непроницаемое, сейчас было полностью поглощено процессом. Впервые он видел на нём не холодный анализ, а что-то другое. Надежду.

И это пугало его больше всего. Надежда была роскошью. Слабостью. Тем, что заставляло игнорировать инстинкты.

Сердце Лены пропустило удар, когда на экране ноутбука, после серии бессмысленных символов, наконец проступила волна. Сигнал был грязным, зашумлённым. Она почувствовала холодное удовлетворение аналитика, решившего задачу. Но за ним поднималось нечто иное. Тёплое, иррациональное, опасное. Надежда. Если она сможет расшифровать это, она сможет создать протокол отката. Сможет войти в тишину, где десять лет был заперт её брат, и вытащить его.

Она заставила себя дышать ровно, подавляя бешеный стук сердца. Эмоции — это шум. Шум мешает анализу. Она повернулась к Хавьеру.

— Сигнал грязный, зашумлённый. Мне нужно время, чтобы очистить его. Несколько часов, может, больше. Только тогда я смогу начать работу над алгоритмом подавления, — сказала она, не отрываясь от экрана.

Хавьер всмотрелся в её лицо. Потом перевёл взгляд на сестру. На экран с неровной, гипнотизирующей волной. Он не верил. Но отчаянно хотел поверить. Этот тонкий зелёный луч на чёрном экране был единственным светом в его беспросветном мире. Пусть даже ложным.

Он коротко кивнул. — Я снаружи. Никого не впускать. Никого не выпускать.

Он развернулся и пошёл к выходу. Он не видел, как Лена, оставшись одна, на секунду прикрыла глаза и позволила себе одну-единственную, слабую, дрожащую улыбку.

В квартале от церкви, в маленькой, душной квартирке на третьем этаже обшарпанного дома, Джанни стоял на своей крошечной кухне. Пахло томатным соусом и кошачьей мочой. Его руки, обычно уверенно отмерявшие дозы, слегка дрожали.

Он тщательно, почти нежно, крошил ножом варёную куриную грудку. Рядом с ним, на потёртом стуле, сидел старый, тощий кот с помутневшими от катаракты глазами. Он дышал тяжело, со свистом.

На кухонном столе, придавленный солонкой, лежал счёт из ветеринарной клиники. Сумма в нём была огромной. Непосильной.

Джанни сгрёб нарезанную курицу в миску и поставил её перед котом. — Ешь, старик… — прошептал он, гладя кота по голове. Кот заурчал, слабо и дребезжаще. — Всё будет хорошо. Я всё устроил.

Он продал человека, который ему доверял. Он сел за стол, обхватил голову руками и стал слушать тишину, ожидая звуков, которые скоро должны были её разорвать.

Хавьер стоял в глубокой тени массивных церковных дверей. Выглядывал наружу через узкую щель. Улица была неестественно, стерильно пуста. Тишина, которая ещё пять минут назад казалась подозрительной, теперь стала зловещей.

Он выругался про себя. Надежда. Слепая, сука, надежда. Он позволил ей заткнуть его инстинкты.

И тут он заметил движение.

На противоположной стороне улицы, метрах в пятидесяти, из-за угла вышел мужчина в синем рабочем комбинезоне. Он остановился и уставился на фасад церкви. Через полминуты из переулка правее появилась женщина с продуктовой сумкой. Она сделала то же самое. Остановилась. Повернула голову к церкви и замерла.

Они не прятались. Они просто стояли. Как мотыльки, слетевшиеся на свет.

Холод, не имеющий ничего общего с церковной стужей, ударил под лопатки. Он понял. Паства. Оборудование Лены. Оно работало в обе стороны. Усиливало сигнал. Превращало их убежище в маяк.

Он медленно поднял взгляд. Туда, куда должен был посмотреть с самого начала. На крышу дома напротив. Секунда. Две. И вот он. Короткий, хищный, безжалостный блик. Линза оптического прицела поймала солнце.

Ловушка захлопнулась.

Ярость прошла, сменившись холодным, кристально чистым расчётом. Он развернулся и бросился вглубь церкви. — Лена! — его крик эхом ударился о своды. — Это ловушка! Бросай всё! Уходим!

Крик Хавьера ворвался в сосредоточенный мир Лены, как удар тарана. Она вздрогнула, оторвавшись от экрана. Она была так близко.

В этот момент «Цикада-7» издала звук.

Не сигнал тревоги. Тонкий, пронзительный визг, который ввинтился прямо в мозг. Он длился всего секунду.

Зелёная синусоида на экране ноутбука исчезла. Её сменили большие, пульсирующие красные буквы.

Лена успела только выдохнуть одно слово. — Нет…

И в тот же миг тишина взорвалась.

Древние витражи разлетелись внутрь тысячами острых осколков. Цветное стекло — синее, красное, золотое — дождём посыпалось на каменный пол. Грохот шквального огня был оглушительным, физически ощутимым. Он бил по ушам, выбивая воздух из лёгких.

Пули калибра 5.56 с треском впивались в каменные колонны, выбивая из них облачка серой крошки. Они прошивали насквозь старые церковные скамьи, превращая сухое дерево в щепки. Воздух мгновенно наполнился запахом пороха и горячего камня.

Хавьер действовал на чистых рефлексах. Он рванул к Люсии, с силой дёрнул её вниз, на пол, за массивное основание алтаря. Накрыл её собой, одновременно выхватывая «Глок».

Лена закричала — короткий, сдавленный вскрик, когда один из осколков полоснул её по щеке. Она рухнула на пол рядом с алтарём, инстинктивно закрывая голову руками. Её ноутбук со звоном упал на каменные плиты, экран погас.

Хавьер приподнялся на локте, выглядывая из-за укрытия. Он ничего не видел, кроме вспышек выстрелов в тёмных проёмах разбитых окон. Они били прицельно. Профессионально.

Он выстрелил дважды в сторону ближайшего окна. Не чтобы попасть. Чтобы выиграть мгновение. Грохот его пистолета в замкнутом пространстве оглушал, но тонул в яростном треске винтовок.

Он снова упал за алтарь. Лена смотрела на него широко раскрытыми, полными ужаса глазами. По её щеке текла тонкая струйка крови. — Они знали! — крикнула она, перекрывая грохот. — Это оборудование… это был маяк!

— Знаю! — рявкнул Хавьер. Он перезарядил магазин, его пальцы двигались с механической точностью. — Гениально, блядь!

Он снова выглянул. Огонь на мгновение стих. Перезарядка. — Сколько их? — спросила Лена, голос дрожал. — Достаточно, — бросил он. — Слушай меня. Нам нужно двигаться. Под алтарём. Вход в катакомбы. Джанни говорил о нём.

Надежда, такая яркая всего минуту назад, превратилась в горький пепел во рту. Они были в ловушке. В огромной каменной гробнице, где их методично собирались похоронить. И свет, который вёл их сюда, оказался всего лишь отблеском снайперского прицела.

Порох пахнет неправильно в церкви.

Это была первая мысль Хавьера. Не боль, не страх. Просто мысль, чистая и посторонняя. Воздух, пропитанный камнем, ладаном и пылью, прорезал едкий запах современного, бездушного насилия. Запах святотатства.

Стекло из витража над алтарём взорвалось внутрь. Рубиновые и сапфировые осколки пронеслись над головой. Красиво. И смертельно.

В тот же миг Хавьер рухнул на пол, увлекая за собой Лену и волоча за руку безвольное тело Люсии. Он накрыл их собой. Каменная крошка от пули, ударившей в колонну, осыпалась ему на спину.

Хаос.

Деревянные скамьи, пережившие сотни лет молитв, разлетались в щепки. Грохот выстрелов в замкнутом пространстве нефа был физическим. Он бил по ушам, по внутренностям, вибрировал в каменном полу.

Тело хотело одного. Разум — другого. Встать, подавить огнём, убить. Нет. Укрыться, оценить, выжить.

— Лена! — его голос был рыком, перекрывающим грохот. Он навалился на скамью всем телом, рывком опрокидывая её на бок. Дерево протестующе заскрипело, но поддалось. Массивное дерево с глухим стуком встало на бок, создавая хлипкое, но единственное укрытие. — Ноутбук! Уничтожь! Сейчас!