Он схватил Люсию, почти невесомую, и затащил её за скамью. Голова сестры безвольно мотнулась, глаза были закрыты. Она не здесь. Она в безопасности, там, где пули не могут достать сознание.

Лена, бледная, с широко раскрытыми от ужаса глазами, на мгновение замерла. Паника схлынула, уступая место холодному расчёту. Она рванулась к открытому кейсу. Маяк. Их проклятие. Её пальцы метнулись к клавиатуре, но очередь пуль, прошившая крышку ноутбука, оборвала эту мысль.

Времени не было.

Тогда она с треском вырвала жёсткий диск из корпуса и, не разгибаясь, со всей силы начала бить им о каменные плиты. Снова и снова. Чёрная коробочка треснула, обнажая серебристый диск внутри.

В этот момент шальная пуля, срикошетив от стены, ударила в кейс. Нейропроцессор «Цикада-7», ключ к её надежде, разлетелся на куски чёрного кремния и тонких золотых проводков. Лена смотрела на обломки своей мечты, и на её лице на долю секунды проступила всепоглощающая пустота. Затем она отползла назад, в тень скамьи.

Хавьер уже вёл ответный огонь. Его пистолет в руке был продолжением воли. Каждый выстрел — выверен. Он видел движение в разбитых дверных проёмах, тени, мелькавшие за колоннами. Двое. Нет, трое. Профессионалы. Люди Хелен.

Он заметил движение справа. Один из ликвидаторов обходил их с фланга. Его ствол был направлен прямо на Лену, которая пыталась перезарядить свой маленький «Глок», уронив магазин на пол.

Времени на крик не было. Хавьер бросился наперерез.

Боль взорвалась в левом плече — ослепительная, чистая. Раскалённый гвоздь, прошивший тело насквозь. Рык вырвался из его горла — не крик боли, а животный звук ярости. Он не упал. Развернулся на пятке, игнорируя огонь в плече, и дважды выстрелил. Тень за колонной дёрнулась и исчезла.

Он прижался спиной к скамье, тяжело дыша. Левая рука повисла плетью. Кровь текла быстро, пропитывая одежду, капая на древние каменные плиты.

Они не продержатся. Ещё минута, две, и их прижмут перекрёстным огнём. Выхода не было. Кроме одного.

— Катакомбы! — прохрипел он, кивнув в сторону тёмного провала под алтарём. — Иди! Я прикрою!

Лена смотрела на него, на его серое лицо, на тёмное пятно на плече. Затем схватила Люсию под мышки и потащила её к алтарю.

Хавьер выпустил последние три патрона и, не оглядываясь, нырнул в спасительную темноту вслед за ними.

Спуск в темноту был падением в другой мир. Грохот выстрелов наверху становился всё глуше, пока не превратился в далёкие, утробные удары. Здесь царила тишина. Тяжёлая, давящая, нарушаемая только их сбивчивым дыханием и звуком капающей воды.

Луч фонарика на телефоне Лены выхватывал из мрака узкий, клаустрофобный туннель. Воздух был густым и холодным, пах сырой землёй и забвением. Запах могилы.

Хавьер шёл позади, прижимая правую руку к раненому плечу. Каждый шаг отдавался тупой, пульсирующей болью. Он чувствовал, как слабеет.

Через пятьдесят метров ноги подкосились. Он сполз по влажной, склизкой стене, оставляя на ней тёмный след. Голова закружилась.

— Хавьер? — голос Лены в тишине прозвучал неестественно громко. Она подбежала, направив луч фонаря ему в лицо. Он зажмурился.

— Нужно остановиться, — сказала она. — Ты потерял много крови. Если не обработать рану, ты далеко не уйдёшь.

Она уложила Люсию в одну из погребальных ниш, а сама опустилась на колени перед Хавьером, достав тактическую аптечку. Её руки двигались быстро, точно. Гемостатический порошок, салфетки, бинт. Всё правильно. Всё необходимо. Его разум солдата это понимал.

А потом она достала шприц.

Маленький, пластиковый, с тонкой стальной иглой, блеснувшей в свете фонаря.

Всё исчезло. Грохот, боль в плече, церковь. Осталась только она. Тонкая стальная игла в свете фонаря.

К горлу подкатила ледяная тошнота. Кожу стянул холодный пот. Дыхание застряло в груди. Перед ним было не спасение. Перед ним была главная угроза.

— Сиди смирно. — Лена вскрыла ампулу и набрала прозрачную жидкость в шприц. Обезболивающее и антибиотик. — Пуля, кажется, навылет, но рану нужно обработать. Иначе будет заражение.

Он молча смотрел на шприц. Его правая рука сжалась в кулак так, что побелели костяшки.

— Нет, — прохрипел он. Голос был чужим.

Лена подняла на него глаза.

— Что «нет»? Хавьер, это не просьба.

— Убери… — он сглотнул, пытаясь протолкнуть слова через спазм в горле. — Эту… дрянь.

Она замерла, шприц застыл на полпути. В её глазах промелькнуло недоумение.

— Не веди себя как ребёнок! — рявкнула она. Аналитик, работающий с данными, а не с фобиями, исчез. Осталась злая, уставшая женщина. — Это простая инъекция! Ты умирать собрался из-за…

— Я сказал, — его голос упал до ледяного шёпота, от которого по спине шёл мороз. — Убери. Эту. Х*йню.

Лена смотрела на него. На его серое, потное лицо. На безумие в его глазах. Она увидела не солдата. Она увидела сломленного, паникующего зверя, загнанного в угол не врагами, а маленьким куском пластика и стали.

Он был ненадёжен. Сломан.

С выражением брезгливого отвращения она бросила шприц обратно в аптечку. Затем взяла гемостатический порошок и грубо сыпанула его прямо в рану.

Хавьер зарычал сквозь стиснутые зубы. Боль была такой, будто в плечо вылили жидкий огонь. Но это была честная, понятная боль. Боль, которую он мог вытерпеть.

Лена работала молча, быстро и жёстко. Она туго перевязала рану, не заботясь о его комфорте. Её прикосновения были лишены сочувствия, функциональны, как у ветеринара, штопающего подстреленную собаку.

Когда она закончила, между ними повисло тяжёлое, враждебное молчание.

В пятистах метрах от церкви, в салоне бронированного фургона, было тепло и тихо. Хелен Рихтер сидела перед стеной мониторов. Сигнал от «Маяка» пропал. Цель ушла. В наушнике звучал сухой отчёт о провале.

Хелен слушала с каменным лицом.

Она перевела глаза на личный планшет. Шла последняя минута торгов за объект №734: «Музыкальная шкатулка, L’Épée, Швейцария, ок. 1880 г.». Её «святой Грааль».

— …потеряли двоих, трое раненых, — бубнил голос в наушнике. — Запрашиваю разрешение на использование сканеров…

Хелен проигнорировала его. Текущая ставка: 18 500 евро. Осталось 30 секунд. Она спокойно ввела новую цифру: 25 000. Это было утверждение порядка в мире, где её безупречные планы рушились.

Осталось 10 секунд. Кто-то перебил её ставку. 26 000 евро.

На её лице впервые появилось подобие эмоции. Лёгкое подрагивание уголка губ. Раздражение. Она решительно набрала: 30 000.

Таймер дошёл до нуля. «ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВАША СТАВКА ВЫИГРАЛА».

Тень довольной улыбки коснулась её губ. Она победила. Она восстановила контроль.

Хелен подняла глаза на тактический монитор, и улыбка мгновенно исчезла.

— Разрешение отклонено, — сказала она в микрофон ледяным голосом. — Перекройте все известные выходы. Активируйте агентурную сеть. Мне нужен результат. Провести полный анализ провала. Каждый актив, продемонстрировавший неэффективность, будет переоценён.

Она отключила связь, откинулась на спинку кресла и на мгновение закрыла глаза, представляя, как тонкая, точная мелодия наполняет тишину её комнаты.

Они нашли убежище через час. Небольшая, сухая погребальная камера в стороне от основного туннеля.

Хавьер сидел, прислонившись к стене. Боль в плече превратилась в тупой, непрерывный гул. Лена сидела напротив, проверяя заряд на телефоне. 34 процента. Она больше не смотрела на Хавьера. Она смотрела сквозь него.

Люсия лежала на холодном полу между ними.

И в этой тишине Люсия села.

Движение было резким, механическим. Её глаза были открыты, но зрачки пусты. Она не видела их. Хавьер дёрнулся, но Лена остановила его резким жестом.

Девушка медленно повернула голову к Лене. Её губы шевельнулись. Голос не принадлежал ей. Он был ровным, без интонаций.

— Протокол… Эхо.