Едва уловимый, но навязчивый запах озона от работающей электроники в её кабинете проникал в её ноздри. Она чувствовала его на языке. Как привкус обмана.

Ковач подняла глаза. Взгляд её был острым. Целеустремлённым. Её ждала другая правда. И она была готова её найти.

Холодный камень впивался в спину. Джек привалился к стене заброшенного склада, чувствуя, как каждый синяк и порез отзываются глубокой, ноющей болью. Она расходилась по телу, забиралась под кожу, проникала в кости. Не отпускала.

Запах сырой пыли и плесени въелся в ноздри, смешиваясь с едким привкусом крови на языке. Привкус этот был горек, как усталость.

Беспомощность давила.

Рука нащупала в кармане флакон. Несколько таблеток упали на ладонь. Он запрокинул голову, проглотил их без воды, сухим, шершавым глотком. Машинально. Боль не исчезла, лишь отодвинулась, став фоновым шумом, пульсирующим под кожей.

На коленях лежала старая, мятая карта Европы, что дал ему Стас. Джек развернул её. Пальцы, дрожащие, но цепкие, скользили по поверхности, отмечая порты, энергетические узлы, цели. Клайпеда – только начало.

— Компрометация, — выдохнул он хрипло, голос его казался чужим, гортанным. — Снова.

Палец скользнул по линии побережья.

— Они… они повсюду. Чёртовы тени.

Кашлянул. Привкус металла во рту усилился. Нужно было найти ответы. Быстрее. Иначе всё. Конец. Просто конец.

Рядом лежал старый, грязный ноутбук. Корпус его был потёрт, клавиатура запятнана ржавчиной. Джек протянул руку, включил. Экран мигнул, затем ожил, заливая бледным светом его измождённое лицо. Он пытался получить доступ к старой, почти забытой «мёртвой зоне» в даркнете. Сетям, которые когда-то использовал для обмена информацией. С бывшими оперативниками.

Курсор мигал. Подключение… медленно. Слишком медленно.

— Давай, — пробормотал он себе под нос, сжимая челюсти. — Чёрт бы тебя побрал. Просто… дай мне. Хоть что-то.

Экран изменился.

Не то сообщение. Не те данные.

Вместо привычного интерфейса – сообщение об ошибке. Несколько его «ключей», старых логинов, оказались скомпрометированы. Уничтожены. Система либо полностью отключена, либо изменена до неузнаваемости.

Ладонь ударила по корпусу ноутбука. Глухой звук растворился в пустоте склада.

Они знали. Знали о его старых методах. Об укрытиях. О ресурсах. Этот враг был глубже, чем он думал. Проникновение беспрецедентное. Его мир сужался. Воздуха стало катастрофически не хватать.

Он откинулся на стену. Запах сырой пыли и плесени заполнил лёгкие. Он был один. Как ржавеющий, заброшенный портовый кран.

«Нет покоя, Бауэр. Никогда».

Офис Ани Ковач в ЦРУ был погружён в глубокую ночь. Лишь синий свет мониторов заливал пространство холодными, равнодушными бликами. Она сидела за столом, спина прямая, взгляд сосредоточен. На экране мелькали строки кода, цифры, имена. Её тайное расследование. Несанкционированное.

Она перепроверяла старые, «закрытые» дела. Те, что были связаны с энергетическим сектором. С той ЧВК. Дела, которые курировал Новак. Она сопоставляла данные, ища «скрытые переменные» — как в своих криптографических головоломках. Истину в мелочах.

Пальцы быстро скользили по клавиатуре. Стук клавиш — единственный звук в тишине, что казалась слишком плотной.

Она чувствовала, что приближается. К чему-то важному.

И вдруг – замерла.

На экране всплыл файл. Один из её собственных, очень ранних психологических профилей — составленный для крупной энергетической компании, которую впоследствии поглотил российский гигант.

Её выводы. О «незначительных» угрозах. Они были переписаны.

Не ошибка. Фальсификация.

Руководство ЦРУ. Конкретно — Новак. Её выводы, что указывали на потенциальные риски, были изменены, чтобы оправдать отказ от действий. А это привело к катастрофическим последствиям. К финансовым потерям. Для США.

— Нет… — выдохнула Аня. Голос был едва слышен. — Это… это невозможно.

Поправила очки. Взгляд напрягся.

— Они… они переписали. Мой собственный анализ. Это… это не… это не ошибка. Это… — Голос стал тише, почти неразборчивым. — Это фальсификация. Прямая. Как они могли? Как… как я могла не заметить?

Дыхание участилось. В груди поднялась волна стыда, обжигающего, как кислота, и ярости. Её «слепое пятно» – некритичное доверие к данным – было использовано против неё.

— Иррационально. Абсурд.

Аня отдёрнула руки от клавиатуры, будто коснулась раскалённого металла. Взгляд перешёл на личный ноутбук, стоявший рядом. Открыла файлы своего тайного проекта — старинные тексты по криптографии.

— Всё… всё не соответствует. Всё.

Она начала теребить ручку. Затем переключилась на символы на экране. Её пальцы ритмично стучали по клавишам, перебирая незнакомые буквы, пытаясь найти в их строгой логике утешение. Порядок. Того, чего не было в её профессиональной жизни. Тихо, почти шёпотом, проговаривала символы на забытом диалекте.

«Должен быть… должен быть другой. Другой ключ. Другой… порядок».

Едва уловимый, но навязчивый привкус горечи на языке. Привкус обмана.

Квартира Хлои в Лондоне походила на поле боя: горы пустых кружек, обрывки бумаг, стопки книг. Она сидела за своим помятым ноутбуком. Свет монитора мерцал, отбрасывая блики на напряжённое лицо.

Холод кондиционера забирался под кожу, несмотря на тёплую толстовку. Но настоящий холод был внутри. Он расползался по венам, как нарастающая, липкая тревога.

Она пыталась найти способ передать Джеку максимально полную информацию: о ЧВК, об их планах. Стандартные каналы были скомпрометированы. Она это знала.

Хлоя пробовала разные методы. Всё более сложные. Всё более рискованные. Каждое шифрование, каждая попытка передачи данных наталкивалась на новые, неожиданные барьеры.

— Нет! — вырвалось у неё. Она резко стукнула пальцами по столу. — Это… это абсурд!

Её обычные «дыры» в системе были закрыты. Не работали. Её «хлебные крошки», которые она оставила ранее, исчезали. Будто кто-то активно «подметал» за ней. Не просто крупная ЧВК. Целая государственная структура — способная контролировать глобальный информационный поток.

— Этого не может быть. Они… они не могли закрыть ВСЁ. Ну, то есть… могли. Конечно. — Она тяжело вздохнула, закатила глаза. — Ладно. Протокол «Дельта». Нет. Слишком… слишком заметно.

Хлоя откинулась на спинку стула. Прикрыла глаза.

— Чёрт. Что… что теперь?

Ладонь скользнула по волосам. Её цинизм боролся с глубокой, почти наивной верой в то, что правду необходимо раскрыть.

— Только… только не это. Только не… — Голос оборвался.

Взгляд упал на старый, пыльный телефон, лежавший рядом с ноутбуком. Будто это был последний шанс. Физическая передача данных. Для Хлои, человека цифры, это была крайняя мера. Чистое безумие.

— Физический. Нет. Это… это чистое безумие.

Она знала. Джек не справится без этой информации. Он и так был на грани.

В её глазах вспыхнула решимость. Медленно. Рука сама потянулась к телефону.

— Но… если нет другого пути. Джек… он же… ну, он не справится без этого.

Прогорклый запах масла и старой крови въелся в стены «Мёртвого Якоря». Он висел, густой и липкий, смешиваясь с едким духом дешёвого пива, застоявшегося табака. Джек чувствовал его на языке. Горький привкус, знакомый до отвращения. Он вжался в тень у самого дальнего стола. Стулья скрипели. Дерево под пальцами было холодным и липким. Единственное окно, затянутое грязной плёнкой, едва пропускало тусклый, серый свет.

Каждый вдох отдавался болью в лёгких. Плечо ныло. Тупая, ноющая боль. Джек принял таблетки час назад, но они лишь притупили остроту. Не забрали её. Он чувствовал себя ржавым механизмом, медленно, скрежеща, приходящим в движение.

Дверь распахнулась. Порыв холодного, пропитанного сыростью ветра ворвался внутрь. Лампочка над барной стойкой качнулась, бросая пляшущие тени. Вошёл Иван «Шрам» Петров. Огромный. Тяжёлый, усталый взгляд. Глубокий, уродливый шрам рассекал всю правую щёку. Он оглядел бар. Глаза на мгновение задержались на Джеке. В каждом движении читалось недоверие. Осторожность.