В большинстве своём наследие мультикультурализма, поднявшегося в начале 1990-х годов, к началу 2000-х выглядело вполне благотворным. К тому времени удалось в определенной степени бросить вызов англоцентризму, который был характерен для американских учебников, музеев, фильмов и средств массовой информации. Бои за политкорректность в студенческих городках утихли. В своей реакции на рост иммиграции и мультикультурализма, как и на многие другие тенденции, возникшие в США в конце XX века, большинство американцев демонстрировали более высокую степень принятия и адаптивности, чем в предыдущие годы столетия.
Тем не менее, социальные и экономические лишения, от которых страдают многие цветные люди, в том числе иммигранты, оставались серьёзными. В той мере, в какой сторонники мультикультурализма концентрировались на речевых кодексах, учебниках и курсах, как это делали многие, они могли помочь отвлечь внимание общественности от этих более серьёзных вопросов социальной и экономической справедливости. Некоторые этнические лидеры продолжали верить, что так оно и есть. Как заявил один из защитников иммигрантов, мультикультурная агитация часто была «пустышкой, противоядием от гнева и возмущения, которые мы с ожесточением подавляем».[757] ГЛАВНЫМИ СРЕДИ ЭТИХ более серьёзных социальных и экономических проблем, как и всегда в американской истории, были разногласия между чёрными и белыми. Один из видных исследователей расовых отношений, профессор социологии из Гарварда Орландо Паттерсон, был настроен сдержанно оптимистично, написав в 1997 году: «Отношения между простыми афроамериканцами и евроамериканцами сейчас, по сути, самые лучшие, какими они когда-либо были, хотя все ещё далеки от идеала».[758] Многие другие писатели, особенно в начале и середине 1990-х годов, были настроены более пессимистично, чем в прошлом. Их книги пестрели апокалиптическими названиями: «Американский апартеид», «Трагический провал», «Грядущая расовая война в Америке». Эндрю Хакер, автор одной из таких книг (с показательным названием «Две нации»), в 1992 году пришёл к выводу: «Огромная расовая пропасть остается, и мало признаков того, что в наступающем столетии она будет преодолена».[759] Паттерсон и другие его единомышленники отмечали несколько обнадеживающих событий. Среди них — рост неуклонно более либеральных расовых взглядов среди белых, по крайней мере, по данным опросов; постоянная поддержка большинством чернокожих интеграции, а не сепаратизма; успешная интеграция вооруженных сил страны; менее стереотипное представление чернокожих в кино, на телевидении и в рекламе. Чернокожие, добавляли они, получают все большее представительство в правительственных бюрократических структурах, полицейских и пожарных службах, а также в профсоюзах.[760] В 1994 году афроамериканцы были рады, когда Байрон Де Ла Беквит, давно подозреваемый в убийстве героя борьбы за гражданские права Медгара Эверса в 1963 году, был наконец осужден и приговорен к пожизненному заключению за это убийство. Большинство чернокожих лидеров также были рады тому, что процедуры позитивных действий — к тому времени они прочно укоренились в крупных корпорациях и университетах — сохранились, и были довольны интеграцией, которая развивалась в армии. Они также приветствовали успехи, которых добивались в местной политике. Хотя у чернокожих по-прежнему было мало шансов быть избранными в Сенат — Кэрол Мозли Браун из Иллинойса стала лишь второй афроамериканкой, которой удалось это сделать (в 1992 году), — они одерживали победы и в других местах.[761] В конце 1980-х и 1990-х годов афроамериканские кандидаты побеждали на выборах мэров в преимущественно нечерных городах — Нью-Йорке, Сиэтле, Денвере и Миннеаполисе.[762] По сравнению с белыми чернокожие в 1990-е годы также добились обнадеживающих экономических успехов. Благодаря быстрому экономическому прогрессу в конце десятилетия медианный доход домохозяйств чернокожих значительно вырос — с примерно 24 000 долларов (в постоянных долларах 2000 года) в 1990 году до 30 400 долларов в 2000 году, или на 27 процентов. За тот же период медианный доход белых домохозяйств рос медленнее — с 40 100 долларов в 1990 году до 44 200 долларов в 2000 году, или на 10 процентов.[763] Медианный денежный доход чернокожих домохозяйств в 2000 году составлял почти 69 процентов от дохода белых домохозяйств в 2000 году, по сравнению с 60 процентами десятью годами ранее. Доход афроамериканских супружеских пар, составлявший 67 процентов от дохода белых пар в 1967 году, к 1995 году вырос до 87 процентов.[764] Чернокожие женщины, получившие образование в колледже, добились хороших результатов в трудовой сфере. За десятилетие бедность среди чернокожих сократилась с 9,8 миллиона человек в 1990 году, что составляло 31,9 процента от общего числа чернокожих, до 7,9 миллиона человек в 2000 году, или 22 процента. Это было потрясающее снижение, наконец-то сократившее процент бедности среди чернокожих, который в период с 1970 по 1990 год колебался между 30,7 и 35,7. Все эти улучшения произошли после 1993 года, после восстановления после рецессии начала 1990-х годов.[765] Число чернокожих, проживавших в переполненных нищетой центральных городах, сократилось за десятилетие — с 4,8 миллиона человек в 1990 году до 3,1 миллиона в 2000 году. Это составляло 9% от общего числа чернокожего населения в 2000 году.[766] Значительное число афроамериканцев проживало в расово смешанных районах: В середине 1990-х годов половина всех чернокожих проживала в районах, которые на 50 и более процентов состояли из белых. Все большая расовая интеграция происходила на рабочих местах.[767] Оптимисты, наконец, получили удовлетворение от признаков того, что резкий и исторически сильный дуализм «чёрные против белых» наконец-то стал немного более размытым. Практически все ученые к тому времени согласились с тем, что понятие «раса» — это «социальная конструкция», не имеющая существенного значения с точки зрения генетики, и что старое «правило одной капли», закрепившее расовые категории, не имеет смысла.[768] Возможно, более важным фактором, изменившим (хотя и медленно) способы определения людьми своей расы, стало значительное увеличение числа других «цветных людей», в частности латиноамериканцев. Почти половина американцев, заявивших в 2000 году в ходе переписи населения, что они латиноамериканцы, не назвали себя ни «белыми», ни «чёрными». Вместо этого они ответили, что принадлежат к «какой-то другой расе» или к «двум или более расам». Газета Нью-Йорк Таймс, отметив в 2003 году очевидное ослабление некогда четко определенных расовых категорий, радостно сообщила: «Проще говоря, большинство латиноамериканцев не видят себя играющими в цветных майках, которые им предоставляются».[769]
Однако в 2004 году чернокожий ученый Генри Луис Гейтс был среди многих обеспокоенных американцев, которые оглядывались на последние тенденции и рассматривали некоторые ещё не пройденные пути. 1990-е годы, заключил Гейтс, были «лучшим из времен и худшим из времен».[770] Как он отметил, отношения между чёрными и белыми по-прежнему оставались социально-экономической проблемой номер один в стране. вернуться Хейзел Карби, «Может ли тактика культурной интеграции противостоять сохранению политического апартеида? Или мультикультурные войны, часть вторая» в книге «Раса, закон и культура» (Austin Sarat, ed., Race, Law, and Culture): Reflections on Brown v. Board of Education (New York, 1997), 221–28. вернуться Patterson, The Ordeal of Integration, 2. Другие осторожно-оптимистичные описания расовых отношений в 1990-х годах — Paul Sniderman and Thomas Piazza, The Scar of Race (Cambridge, Mass., 1993); Stephan Thernstrom and Abigail Thernstrom, America in Black and White: One Nation, Indivisible (New York, 1997); и Howard Schulman et al, Racial Attitudes in America: Trends and Interpretations (Cambridge, Mass., 1997). вернуться Эндрю Хакер, Две нации: Чёрные и белые, раздельные, враждебные, неравные (Нью-Йорк, 1995), 245. См. также Derrick Bell, Faces at the Bottom of the Well (New York, 1992); Douglas Massey and Nancy Denton, American Apartheid: Segregation and the Making of the Underclass (Cambridge, Mass., 1993); Tom Wicker, Tragic Failure: Racial Integration in America (New York, 1996); и Carl Rowan, The Coming Race War in America: A Wake-up Call (Boston, 1996). вернуться Терри Андерсон, В погоне за справедливостью: A History of Affirmative Action (New York, 2004b 277–79). вернуться Другим чернокожим сенатором был Эдвард Брук из Массачусетса, который занимал этот пост два срока с 1967 по 1979 год. В 2004 году Барак Обама из Иллинойса, сын чернокожего отца-кенийца и белой матери-американки, стал третьим чернокожим, избранным в Сенат. Во время Реконструкции в 1870-х годах в Сенат были назначены два афроамериканца. вернуться Однако чернокожие все равно занимали меньший процент выборных должностей в Америке, чем можно было бы предположить по их численности. Что касается вооруженных сил, см. Дэвид Кинг и Захари Карабелл, «Поколение доверия: Доверие общества к вооруженным силам США после Вьетнама» (Washington, 2003), 46–48. вернуться Медианный доход домохозяйства для людей, отнесенных переписью населения к латиноамериканцам, вырос в постоянных долларах 2000 года в 1990-е годы с 28 700 до 33 400 долларов, или на 17 процентов. Для американцев азиатского происхождения он увеличился с 49 400 до 55 500 долларов. В целом доход домохозяйств в 1990-х годах вырос в постоянных долларах 2000 года с 38 400 до 42 200 долларов. Stat. Abst., 2002, 433. вернуться Джеймс Уилсон, рецензия на книгу Орландо Паттерсона «Ордалия интеграции» в New York Review of Books, 16 ноября 1997 г., 10. вернуться Stat. Abst., 2002, 441. В 1990-е годы уровень бедности среди латиноамериканцев снизился с 28,1 до 21,2 процента. Бедность среди белых, которая и так была намного ниже, снижалась медленнее — с 10,7 до 9,4%. Уровень бедности среди американцев азиатского происхождения снизился с 12,2% до 10,7%. Общий уровень бедности составлял 13,5% в 1990 году и 11,3% в 2000 году, что стало самым низким показателем с начала сбора статистических данных в начале 1960-х годов. вернуться Оценки Уильяма Джулиуса Уилсона, Нью-Йорк Таймс, 16 июня 2003 года. Общая численность чернокожего населения в 2000 году составляла 34,7 миллиона человек, или 12,3 процента от общей численности населения. Stat. Abst., 2002, 41. Уилсон использовал общепринятое определение таких районов: участки переписи населения, в которых не менее 40 процентов жителей были бедными. Некоторые другие оценки чернокожего «низшего класса» были значительно ниже. Джеймс Уилсон, New York Review of Books, Nov. 16, 1997, 10, назвал цифру всего в 900 000 человек. вернуться Patterson, The Ordeal of Integration, 42–45. вернуться Нью-Йорк Таймс, 14 марта 2005 г. Заметным исключением из этого правила стала книга социологов, вызвавшая много споров и подчеркивающая важность наследственных факторов в развитии человеческого интеллекта: Richard Herrnstein and Charles Murray, The Bell Curve: Intelligence and Class Structure in American Life (New York, 1994). Широко осужденная как расистская, книга была плохо встречена рецензентами. вернуться По данным переписи, 48% латиноамериканцев считают себя белыми, 2% — чёрными, 6% — представителями двух или более рас, а 42% — «какой-то другой расы». Нью-Йорк Таймс, 20 июня, 19 ноября 2003 г.; Холлингер, «Амальгамирование и гиподесценция». К середине 2003 года 4,3 миллиона американцев назвали себя представителями более чем одной расы. Это на 10,5% больше, чем в 2000 году. Нью-Йорк Таймс, 15 июня 2004 г. вернуться Providence Journal, 2 февраля 2004 г. |
