Упорство президента принесло свои плоды в июле, когда Конгресс принял несколько измененные законопроекты о налогах и бюджете. Рейган подписал оба законопроекта 13 августа. Налоговый закон, который при окончательном голосовании поддержали сорок восемь членов Палаты представителей-демократов, предусматривал снижение федеральных подоходных налогов на 23% в течение следующих трех лет. Он снижал верхнюю предельную ставку для физических лиц с 70 до 50 процентов, а также уменьшал ставки в более низких диапазонах. По оценкам администрации, сумма сокращений составит 750 миллиардов долларов — огромная сумма за следующие пять лет. Бюджетный законопроект, а также новые правила, введенные в действие его ставленниками, позволили Рейгану сократить многие из тех внутренних расходов на государственную помощь, продовольственные талоны и другие программы для бедных, за которые он боролся. Рейган также прекратил действие программы занятости времен Картера, Всеобъемлющего закона о трудоустройстве и обучении (CETA), который в 1980 году обеспечил работой около 300 000 человек. В то же время он одобрил вычеркивание около 500 000 имен из списков людей, охваченных программой социального обеспечения по инвалидности.[404] Рейган заявил, что сокращения только в бюджетном законопроекте составят около 130 миллиардов долларов в течение следующих трех лет.[405]
Добившись этих масштабных целей, Рейган значительно повысил значимость консервативных экономических идей, тем самым заставив либералов — как тогда, так и впоследствии — обороняться. Его успехи поразили многих опытных наблюдателей. Репортеры говорили о «рейгановской революции», которую он совершил в фискальной политике. Хедли Донован из Fortune писал, что законы о налогах и бюджете представляли собой «самую грозную внутреннюю инициативу, которую проводил любой президент со времен „Ста дней Франклина Рузвельта“».[406] Наконец-то, казалось, у Соединенных Штатов появился президент, способный смазать шестеренки правительства и заставить их вращаться.
Всего через несколько дней после того, как Конгресс принял законопроекты о налогах и бюджете, Рейган предпринял шаг, который обеспечил ему незыблемую репутацию человека, проявляющего твердость под давлением. Когда федеральные служащие, состоявшие в Профессиональной организации авиадиспетчеров (PATCO), пригрозили забастовкой, требуя повышения зарплаты и льгот, он решил не поддаваться их требованиям. Когда они проголосовали за забастовку, он дал им сорок восемь часов, чтобы вернуться на работу или быть уволенными. Многие американцы были потрясены, уверенные, что безопасность полетов рухнет, но Рейган (который был первым в истории американским президентом, возглавлявшим профсоюз, и который получил поддержку PATCO в 1980 году) считал, что такая забастовка была бы незаконной, и держался твёрдо.
Когда срок истек, он объявил, что 38 процентов бастующих вернулись на работу и что на помощь им придут военные диспетчеры. Десять дней спустя, уволив более 11 000 авиадиспетчеров, он заверил страну, что расписание полетов вернулось на 80% к нормальному. Его действия разрушили профсоюз и дали понять другим лидерам профсоюзов, что он может быть человеком из стали.
Для либералов и лидеров профсоюзов поведение Рейгана было анафемой. Имперское президентство, жаловались они, вернулось с местью — и с долгосрочными последствиями, поскольку действия Рейгана не только сорвали забастовку, но и ещё больше деморализовали организованный труд. После этого количество забастовок в год, которое и так снижалось с максимума начала 1970-х годов, упало до рекордно низкого уровня.[407] Некоторые из самых драматичных из них закончились неудачей, в частности, ожесточенная забастовка упаковщиков компании Hormel в Миннесоте в 1985–86 годах. Но президент, предприняв смелые действия в 1981 году, остался глух к жалобам на то, что он стремился подавить профсоюзное движение. Пожалуй, ни один поступок его администрации не продемонстрировал лучше, что Рейган мог быть, а зачастую и был, упрямым человеком с убеждениями. Миллионы консервативных американцев, которые восхищались его мужеством, когда в него стреляли, теперь были как никогда уверены, что у них есть лидер, который стоит за свои убеждения, даже если они были суровыми и в то время могли казаться политически опасными. Его образ последовательного защитника основных идей помогал ему снова и снова отмахиваться от множества критических замечаний, заставляя противников сетовать на то, что он был «тефлоновым президентом» — к нему ничего не прилипало.[408]
Рейган, получавший огромное удовольствие от жизни, был восхищен ходом событий в течение первых семи месяцев своего срока, но его экономическая политика оставалась крайне противоречивой. На протяжении всей его администрации критики сетовали на то, что «рейганомика» — снижение налогов в сочетании с увеличением военных расходов — привела к беспрецедентному дефициту бюджета. За период с 1980 по 1989 финансовый год государственный долг увеличился в три раза — с 914 миллиардов долларов до 2,7 триллиона долларов.[409] Часть этого роста была вызвана расходами Конгресса, который, как республиканцы, так и демократы, щедро раздавал федеральные средства избирателям и группам интересов. Президент и его советники, не сумев предвидеть силу политики «свиных бочек», не смогли её остановить. Тем не менее, администрация Рейгана, которая никогда не представляла сбалансированный бюджет, была далеко не главным источником правительственных красных чернил.
Как отмечали критики, дефициты требовали от казначейства больших заимствований для обслуживания долга и высоких процентных ставок. Рейганомика, жаловались они, лишила правительство денег, которые в противном случае оно могло бы потратить на инфраструктуру и социальные нужды, и поглотила частные инвестиции (значительная часть которых была привлечена государственными облигациями с высокими процентами), которые могли бы способствовать более быстрому экономическому росту. Высокий дефицит, по их мнению, подает плохой пример, побуждая людей влезать в долги в своей жизни и способствуя повышению уровня стресса и неуверенности во всём американском обществе.
Хуже всего то, что тревожно высокие бюджетные дефициты Рейгана, казалось, указывали на то, что само правительство, лишённое фискальной дисциплины, вышло из-под контроля. К концу его президентского срока государственный долг составлял 53% ВВП по сравнению с 33% в 1981 году.[410] Некоторые экономисты опасались, что впереди маячит катастрофа. Знаменитый биограф Лу Кэннон в 1989 году заключил: «Дефицит — это величайшая неудача Рейгана».[411]
Либеральные критики были в равной степени потрясены враждебностью Рейгана к масштабным расходам на социальное обеспечение, особенно когда эта скупость противопоставлялась пышности образа жизни Нэнси Рейган и блеску празднеств, окружавших инаугурационные церемонии — «вакханалии имущих». Гардероб Нэнси Рейган для этих мероприятий, по слухам, обошелся в 25 000 долларов.[412] Увольнение авиадиспетчеров, добавляли они, было ничем иным, как разгоном профсоюза. Снижение налогов для богатых при одновременном сокращении льгот для бедных казалось особенно несправедливым. «Когда дело доходит до предоставления налоговых льгот богатым людям этой страны, — воскликнул О’Нил, — у президента золотое сердце». В народе ходила шутка (возможно, от самого президента), что правая рука Рейгана не знает, что задумала его дальняя правая рука.
Либералы, однако, не смеялись. Сенатор Дэниел Патрик Мойнихан из Нью-Йорка был одним из многих демократов, утверждавших, что Рейган намеренно наращивал дефицит за счет снижения налогов и военных расходов, чтобы уморить социальные программы. Это, по мнению Мойнихэна, было «местью Рейгана», дьявольским заговором, направленным на саботаж государства всеобщего благосостояния.[413] Мойнихан не смог доказать, что это была главная цель Рейгана, и государство всеобщего благосостояния не рухнуло, но он был прав в том, что консерваторы стремились сократить социальные расходы и что большой дефицит препятствовал усилиям по созданию новых либеральных программ.
