Гнев американских рабочих стал особенно горячим в 1974 году, когда забастовки и локауты затронули 1,8 миллиона работников, в результате чего было потеряно 31,8 миллиона рабочих дней — число, которое было превзойдено лишь дважды в истории США (1970 и 1971 годы).[174] Позднее, в 1970-е годы, потери рабочих дней в результате забастовок и локаутов немного уменьшились, но все равно составляли в среднем более 20 миллионов в год. Это было значительно больше, чем количество дней простоя в 1960-х годах, и больше, чем должно было быть потеряно в большинстве лет 1980-х годов, когда власть профсоюзов резко снизилась.[175] Самый ожесточенный спор 1970-х годов, забастовка шахтеров, вспыхнувшая в декабре 1977 года и продолжавшаяся более трех месяцев, сопровождалась насилием в штатах Юта и Огайо.
Профсоюзы поддерживали многие из этих забастовок, но, за исключением учителей и других работников общественного обслуживания, их власть, ослабевавшая с середины 1950-х годов, значительно ослабла в 1970-х. В 1953 году 35 процентов американских несельскохозяйственных рабочих состояли в профсоюзах. К 1973 году этот показатель снизился до 29, а к 1983 году — до 20 (и до 13,5 к 2001 году).[176] Этот резкий спад отчасти объясняется самодовольным руководством Джорджа Мени, главы AFL-CIO с 1955 по 1979 год, и его помощников. Мени спрашивал: «Почему мы должны беспокоиться об организации людей, которые не хотят быть организованными?»[177] В целом упадок профсоюзов отражал более значительные структурные изменения, такие как жесткое отношение корпораций к профсоюзам, перемещение рабочих мест на Юг и Запад, где организованный труд исторически был слаб, и увеличение числа женщин, работников с частичной занятостью и работников сферы услуг, которых было труднее организовать. Традиционное ядро профсоюзной власти в Америке — рабочие обрабатывающей промышленности — сократилось в процентном отношении к национальной рабочей силе.
Для миллионов американцев конца 1970-х годов, особенно для рабочих, чья зарплата в реальных долларах стагнировала, инфляция была главным злодеем эпохи.[178] В период с 1973 по 1983 год стоимость жизни росла в среднем на 8,2% в год, что более чем в два раза превышало темпы роста в период с 1963 по 1973 год. Это был самый высокий подобный рост за все десятилетние периоды в истории США.[179] Стоимость почтовой марки первого класса, составлявшая 8 центов в 1974 году, подскочила до 20 центов к 1981 году (и до 37 центов в 2002 году). Гамбургер в «Макдоналдсе» стоил 15 центов в 1967 году и 50 центов к началу 1980-х.
В середине 1970-х годов инфляционную спираль раскручивали различные силы, в том числе большой дефицит государственного бюджета, созданный для оплаты войны во Вьетнаме, и потребительский спрос, который превышал предложение. Огромный рост цен на нефть, которые с конца 1973 года по лето 1979 года подскочили с 3 до 34 долларов за баррель, усилил и без того сильный инфляционный всплеск.[180] 13 июня 1979 года 58 процентов американских автозаправочных станций, на которых закончился бензин, отключили свои насосы. Длинные вереницы машин выстраивались за углами в ожидании бензина с незакрытых станций. Между автомобилистами вспыхивали драки. Нефтяной кризис 1979 года, как и эмбарго 1973–74 годов, укрепил в обществе мнение о том, что Америка уязвима и почти беспомощна перед подобными экономическими ударами.
Рост налогов, уже вызывавший резкие протесты в 1960-х годах, ещё больше накалил обстановку и привел к широкому распространению массовых протестов к концу 1970-х годов. Работники, получавшие прибавку к зарплате — например, за счет оговорок о стоимости жизни в профсоюзных контрактах, — часто попадали в более высокие налоговые скобки. Это было «ползание по скобкам», в результате чего эти налогоплательщики ещё больше отставали в борьбе с быстро растущими ценами. Суммы, выплачиваемые в виде налогов на социальное обеспечение, также значительно выросли в период с 1964 по 1980 год. Налоги на прирост капитала, которые были повышены в конце 1970-х годов, оттолкнули многих держателей акций, что привело к полному исчезновению некоторых из них с рынка.[181]
Затем появились налоги на недвижимость, некоторые из которых особенно сильно ударили по домовладельцам из среднего класса и вызвали целый ряд протестов в 1960-х и начале 1970-х годов. В 1978 году Говард Джарвис, республиканец и активист, решительно выступавший против Нового курса, помог возглавить мощное народное восстание в Калифорнии против таких налогов, которые (из-за новых оценок и роста стоимости земли) стали значительно выше, чем в большинстве других штатов. Этот протест, приведший к всенародному референдуму по так называемому предложению 13, вызвал огромный энтузиазм в Калифорнии и привлек внимание людей по всей стране. В июне предложение 13 было поддержано двумя голосами против одного, что привело к снижению этих налогов на 57% и поставило под серьёзную угрозу государственное образование и другие государственные услуги. От него особенно выиграли крупные корпорации и богатые домовладельцы. Предложение 13 также внесло изменения в конституцию штата, требуя, чтобы две трети голосов в законодательном собрании увеличивали налоги штата, а две трети избирателей одобряли любые новые местные сборы.[182]
Газета New York Times, внимательно следившая за борьбой за предложение 13, сокрушалась, что результат означал «первобытный крик народа против большого правительства».[183] Вряд ли это было преувеличением, поскольку миссия Джарвиса и его многочисленных союзников позволила затронуть и ещё больше разжечь широко распространенный в Соединенных Штатах народный гнев против высоких государственных расходов и налогов. Предложение 13 быстро вдохновило успешные крестовые походы против налогов на недвижимость в тридцати семи штатах и против подоходного налога в двадцати восьми штатах.[184] К 1980 г. миллионы возбужденных налогоплательщиков (хотя они требовали улучшения школ, дорог и других общественных услуг) требовали свертывания большого правительства. Они придали мощную силу всплеску консервативного активизма, который начал бросать вызов американскому либерализму и перекраивать национальную политику.
НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ЭТИ тревожные события, на 1970-е годы можно было оглянуться с некоторым удовлетворением. Большинство социальных программ, разработанных или либерализованных в 1960-х и начале 1970-х годов, — исторические законы о гражданских правах чернокожих; Medicare для пожилых людей, Medicaid для многих бедных; Supplementary Security Income, выделяющий федеральную помощь неимущим пожилым, слепым и инвалидам; различные экологические законы, такие как Clean Air Act 1970 года, — к 1980-м годам пользовались довольно широким консенсусом и улучшали жизнь миллионов людей. Некоторые старые программы, такие как Social Security и SSI, были проиндексированы в начале 1970-х годов, чтобы идти в ногу с инфляцией, что заметно снизило уровень бедности среди пожилых людей. Важные решения Верховного суда 1960-х годов, гарантировавшие большую правовую защиту малоимущим, душевнобольным и обвиняемым по уголовным делам, оставались законом страны.[185]
Продвижение правосознания в 1970-е годы укрепило эти гарантии. Уступая правительственному давлению, южные государственные школы наконец-то стали десегрегационными; для чернокожих и других меньшинств продолжали действовать процедуры позитивных действий; активисты за права женщин, хотя и с трудом, но были сильны как никогда; а другие группы — инвалиды, школьники с ограниченным знанием английского языка — получали пособия, которые было бы невозможно представить в начале 1960-х годов. В 1973 году Конгресс одобрил Закон о реабилитации, который запретил федеральным агентствам и программам, получающим федеральные средства, дискриминировать людей с ограниченными возможностями.[186] Восторженные защитники назвали его «Законом о гражданских правах инвалидов». Конгресс также принял Закон о возрастной дискриминации при трудоустройстве, который ужесточил существующие законы, защищающие работников от подобных предубеждений, и (в 1975 году) Закон об образовании для всех детей-инвалидов, который значительно расширил гражданские права школьников-инвалидов. В 1976 году несколько активистов приветствовали решение, которое, как они надеялись, продвинет ещё одно право — право на смерть. В том году Верховный суд штата Нью-Джерси постановил, что семья двадцатидвухлетней Карен Энн Куинлан, которая находилась в вегетативном состоянии с 1975 года, может отсоединить её от аппарата искусственного дыхания.[187]
