Почему в конце 1990-х годов Соединенные Штаты так процветали? Ответы на этот вопрос указывают прежде всего на ряд исторически важных сил, в частности на огромный внутренний рынок Америки, её огромные природные ресурсы, сильную трудовую этику её народа, оживляющий приток энергичных иммигрантов и открытость её демократической и предпринимательской культуры. Сокращение штатов в 1980-х годах, по словам лидера бизнеса, помогло упорядочить работу крупных корпораций, чтобы они могли конкурировать на международных рынках. Другие благоприятные факторы были более характерны для 1990-х годов: вновь обретенная фискальная дисциплина правительства, которая положила конец бюджетному дефициту; низкие процентные ставки, которые Федеральная резервная система поддерживала после середины 1995 года; высокая потребительская уверенность и расходы; низкие цены на нефть; и более слабый доллар (которому Клинтон и его советники позволили упасть по отношению к другим валютам), что принесло пользу ряду американских экспортеров.[912]
Многие аналитики экономических тенденций также подчеркивали достоинства американской политики свободной торговли, которая, по их мнению, способствовала созданию более открытого и взаимосвязанного мира международной торговли и финансов.[913] Вряд ли это было совершенно новым подходом: Особенно после Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты взяли на себя инициативу по созданию Международного валютного фонда и Всемирного банка, американские деловые и политические лидеры активно проводили политику, направленную на снижение торговых барьеров.[914] Эти усилия значительно помогли американским производителям получить доступ к зарубежным рынкам и укрепили и без того гигантскую экономическую мощь Соединенных Штатов. С окончанием холодной войны цель расширения международной экономической мощи Америки ещё больше выдвинулась на первый план во внешней политике, и к концу 1990-х годов «глобализация» стала нарицательным словом для многих политиков и бизнесменов в США. В эти годы увеличился объем американского экспорта и импорта в процентах от ВНП — с 17 процентов в 1978 году до 25 к 2000 году.[915]
Американские поборники глобализации — то есть дружественного рынку расширения свободных и легких потоков денег, товаров, коммуникаций и людей через международные границы — превозносили её как благо для экспортеров и потребителей и как развитие «экономики знаний». Они утверждали, что от этого выиграли и жители бедных стран: миллионы крестьян вырвались из нищеты, получив возможность перейти в лучший мир наемного труда. В 1990-е годы в разных частях света, особенно в быстро развивающихся районах Индии и Китая, происходили перемены такого рода. Президент Клинтон, ярый сторонник такой более свободной торговли, призвал американцев принять «конечную логику глобализации, согласно которой все, от прочности нашей экономики до здоровья наших людей, зависит от событий, происходящих не только в пределах наших границ, но и в полумире от нас».[916]
По мнению многих аналитиков, одним из источников экономического прогресса Америки в конце 1990-х годов была компьютеризация, которая значительно расширилась в эти годы. Распространение компьютеров и Интернета, как утверждалось, привело к тому, что один восторженный писатель назвал «третьей промышленной революцией в области коммуникаций и технологий».[917] Интернет, стремительно развивавшийся после 1991 года, казался почти непреодолимой силой, по крайней мере для инвесторов. Когда в августе 1995 года акции компании Netscape, создавшей популярный веб-браузер, были впервые выставлены на продажу, их цена за один час взлетела с 14 до 71 доллара.[918] В течение четырех месяцев капитализация компании превысила капитализацию Apple Computer, Marriott International, United Airlines и Tyson Foods. В последующие несколько лет инвесторы были одержимы манией доткомов, в результате чего индекс NASDAQ, включающий акции технологических компаний, только в 1999 году вырос на 86%. К 1999 году стоимость акций Microsoft, ведущего производителя программного обеспечения, превысила 500 миллиардов долларов. Быстрый рост компании позволил её широко известному председателю Биллу Гейтсу с состоянием более 50 миллиардов долларов стать самым богатым человеком в Соединенных Штатах.
Взрывной рост индустрии программного обеспечения, а также распространение компьютеров и Интернета вызвали в конце 1990-х годов целый шквал радужных прогнозов. Воодушевленные пропагандисты расширяющегося кибермира заявляли, что Всемирная паутина, в отличие от телевидения, которое обычно изолировало пассивных зрителей, будет объединять людей. Поскольку Интернет позволяет пользователям самим искать источники информации, добавляли оптимисты, он является мощной освобождающей, эгалитарной силой, которая разрушит корпоративные иерархии и возродит участие в жизни общества. Некоторые энтузиасты, превознося скорость распространения информации в Сети, предполагали, что Интернет в конечном итоге станет более важным источником новостей, чем телевидение или газеты. Редакторы журнала Time, восхищенные, выбрали Эндрю Гроува, председателя совета директоров компании Intel, производителя компьютерных чипов, человеком года в 1997 году. Микропроцессор, провозгласил Time, был «силой демократии и расширения прав и возможностей человека».[919] Джек Уэлч, генеральный директор General Electric, преувеличил успехи своей компании, заявив в 1999 году, что достижения в области электронных коммуникаций — это «несомненно, самая большая революция в бизнесе за всю нашу жизнь».[920]
Не все, конечно, горячо приветствовали всплеск глобализации и компьютеризации. Скептики глобализации указывали на то, что она создает как проигравших, так и выигравших. Они добавляли очевидное: она не может и не хочет принести пользу миллионам людей в мире, например, большинству жителей Африки к югу от Сахары и других очень бедных и неблагополучных мест, где нет электричества, медицинского обслуживания и достойных санитарных условий. Скептики добавляли, что глобализация не представляет серьёзной угрозы для многих давних источников экономической несправедливости и политического угнетения в мире. Китайцы, например, приняли более свободную торговлю, когда она пошла на пользу их богатым и хорошо связанным деловым интересам, в то время как их коммунистические боссы сохраняли коррумпированную и деспотическую власть в стране. Процветающие китайские фабрики, использующие низкооплачиваемый труд, загрязняют окружающую среду и наводняют другие страны дешевым экспортом. Оказавшиеся под угрозой банкротства текстильные предприятия в США снижали зарплаты и увольняли тысячи рабочих в отчаянных, но порой проигрышных попытках удержаться на плаву.
Как и противники NAFTA, противники глобализации вновь заявили, что она ускоряет процесс аутсорсинга рабочих из компаний в США и других странах. Критики добавляли, что, поддерживая рыночные силы, правительства развитых стран, таких как Соединенные Штаты, отдают контроль над торговой политикой на откуп крупным деловым кругам. Считалось, что эти интересы, связанные со Всемирным банком и Международным валютным фондом, обогащаются во все более нерегулируемом экономическом мире. Кроме того, было очевидно, что развитые страны вряд ли являются последовательными приверженцами свободной торговли. Например, Соединенные Штаты были одной из многих стран, которые продолжали субсидировать и защищать интересы богатого агробизнеса, тем самым поддерживая то, что некоторые критики назвали «фермерским социализмом», который привел к росту цен на продовольствие внутри страны и вызвал всеобщий гнев среди фермеров в развивающихся странах. Подобная политика подтолкнула около 35 000 человек к гневным протестам против Всемирной торговой организации, способствующей глобализации, в Сиэтле в декабре 1999 года.
