— Но он погибнет! — закричал оставшийся заяц.

— Если ты помогаешь пирату, то ты будешь изгнан из стаи навсегда! Выбирай! Или мы, или этот пират.

Заяц оглянулся на свою родную стаю, так запросто бросающую человека погибать — они отплывали медленной волной, давая шанс сомневающемуся зайцу догнать их. Но он заглянул в иллюминатор напротив лица человека, и, при слабой подсветке, увидел, что человек плачет.

— Четыре часа, — плакал в капсуле парень двадцати с хвостиком лет. — Это даже не четыре месяца. Меня никто здесь не найдет. Я лучше нажму кнопку катапульты, и пусть капсула меня выстрелит в холодный бездушный космос, в котором я умру за четыре минуты, чем мучиться, задыхаясь от отсутствия кислорода.

— Прости, парень, но до ближайшей планеты твоя капсула не дотянет, даже если я помчусь на полной скорости. Шанс, что мимо пролетит корабль, — заяц завертел ушами, слушая космос, — такая статистическая погрешность, что я бы на нее не рассчитывал. Да даже если кто-то вынырнет из подпространства где-то поблизости, ему все равно потребуются часы, чтобы к кораблю подобраться, уравнять скорости, выйти в открытый космос, присоединить рукав перехода. Остается одно — я могу набрать в себя критическую массу эфира, и выдохнуть в твои легкие. Это шанс, конечно, но, прости, дружище, без гарантий, что ты выживешь. А если выживешь, то ты станешь не совсем человеком. Все жидкости в тебе кристаллизуются, и ты превратишься в Снежную Королеву из сказки. Иная форма жизни. Тебе не нужен будет воздух, еда, тепло. Ты выживешь, но обычные человеческие эмоции тебя больше волновать не будут.

Человек за стеклом перестал плакать и задумался. Заяц в это время отплыл от капсулы и стал вращать ушами, слушая космос, повел, принюхиваясь, носом, кувыркнулся, уворачиваясь от мелкого метеорита и опять приблизился к капсуле.

— Ничего нет поблизости, что могло бы спасти тебя иным способом. Был бы на тебе скафандр, все было бы по-другому. Так что, давай так — я набираю эфир и, если за это время не появится шанс спасти тебя иначе…

— То я становлюсь Каем из сказки, — кивнул парень в капсуле. — Я согласен. Только ты не отлетай далеко, а то я начинаю переживать, что ты меня потеряешь.

— Я?! Потеряю?! — заяц вскочил задними лапами на капсулу и ударил себя лапой в грудь. — Да ни в жизнь! Как тебя зовут?

— Эмм, — замялся парень, — зачем тебе мое имя?

— Так мы теперь друзья. Должен же я знать, как зовут моего друга, ради жизни которого я пожертвовал своей стаей.

— Знаешь, заяц, а вдруг у тебя не получится меня спасти. Ты привяжешься ко мне, будешь переживать, а без имени ты перенесешь потерю легче.

— Ты прав, дружище, — кивнул заяц. — Тогда я буду звать тебя Кай, как того парня из сказки о Снежной Королеве. У него тоже было ледяное сердце.

— Мне не нравится это имя и сказка, — сдвинул брови парень. — Лучше называй меня… Генри.

— Хорошо, Генри, ты пой песню, чтоб я ее слышал, а я буду пастись на лужайке в пределах слышимости. Если петь не умеешь, то просто рассказывай что-нибудь. Ладненько?

Заяц оттолкнулся от капсулы и полетел. Капсула от толчка сильных заячьих лап стронулась с места и уплыла в противоположную от зайца сторону. Генри это не заметил. Он начал петь песню, потом другую. Иногда он замолкал от усталости, но сразу вспоминал, что заяц его найдет только по голосу, и поэтому продолжал петь. Выбившись из сил, он продолжал читать стихи, просто разговаривать. Иногда звал зайца.

— Да тут я, рядом, слышу твою капсулу. Ты как потерявшийся котенок, орешь охрипшим голосом, чтобы тебя заметили.

— Жить захочешь и котом прикинешься, — прошептал едва слышно Генри, но заяц его услышал. — Заяц, четыре часа — это время, рассчитанное исходя из того, что я буду дожидаться спасения, но почти не дыша. Только из-за пения потребление кислорода увеличилось. Возвращайся, заяц, мне осталось меньше часа, и время течет в каком-то ускоренном режиме. У меня уже начинает кружиться голова. Ты слышишь, заяц?

Заяц подлетел к капсуле и заглянул внутрь, его щеки и живот были раздуты, и он напоминал надувного зайца с ушами-локаторами, жившими, казалось, отдельной от хозяина жизнью.

— Я сейчас быстро открою твою капсулу, и выдохну тебе в рот эфир. Что будет с тобой дальше, я не знаю, но в теории ты должен выжить. Ты готов?

Парень кивнул. Заяц быстро нажал кнопки на капсуле, крутанул против часовой стрелки рычаг открытия, распахнул крышку капсулы и, прижавшись мордой к лицу человека, стал выдыхать ему в рот содержимое своих легких, зажав лапой его нос. Зашипел выходящий из капсулы воздух. Капельки влаги превратились в льдинки, и теперь по спирали уносились в космическое пространство, кружась и сверкая в свете звезд.

Лежащий в капсуле Генри задергался, попытался оттолкнуть зайца, но тот крепко держал его за горло второй лапой, а раздутая от эфира тушка пыталась вжаться в маленькую для размеров зайца спасательную капсулу. В какой-то момент человек обмяк, перестав сопротивляться, его лицо стало настолько белым, словно он был нарисован на белоснежном холсте. Бока зайца постепенно становились все меньше, он вернулся к своим прежним размерам, а человек застыл, точно эфир заморозил его, превратив в безжизненную куклу.

— Уф, — оторвавшись от лица человека, заяц сел на край капсулы и свесил лапы, — я чуть артефакт тебе в рот не выдул. Вот была бы хохма, если бы я без него уснул в космосе, — захихикал заяц своей шутке. — Ты как, Генри? — заяц повернулся к человеку и постучал лапой того по груди. — Генри! Проснись. Не говори, что ты умер. Я же ради тебя от стаи своей отказался.

Капсула пиликнула, сообщив о маневре, и резко отлетела в сторону, увернувшись от пролетавшего мимо небольшого метеорита. Заяц на этот маневр не рассчитывал. Он свалился с капсулы и был отброшен метеоритом в сторону. От удара из зайца выбило весь остававшийся в легких космический эфир, его пасть открылась, и артефакт, благодаря которому он, как и все зайцы, мог путешествовать по космосу, вылетел и, вращаясь, поплыл прочь. Заяц взмахнул лапами, пытаясь догнать артефакт, но словно сонный ветер подул в его сторону, усыпляя его в полете. Лапы замерли, прекратив движение, уши обмякли, вянущими лопухами опустившись с двух сторон головы, косые глаза закрылись и заяц уснул.

Рука в перчатке поймала медленно плывущий в вакууме артефакт. Пальцы потерли его, убирая с поверхности мелкую грязь и пыль, и артефакт заблестел, переливаясь синим перламутром.

Другая рука в парной перчатке разжала зайцу челюсть, впихнула в его рот артефакт, и сжала пасть обратно. Руки тряхнули зайца за голову и дернули его за уши.

— Только не за уши, — открыв глаза, заяц транслировал мысль в пространство. — Уши — это локаторы.

— У нас маленьким детям вешают на шею соску на веревочке, чтобы малыши их не теряли. Вот и тебе надо этот талисман на веревочке носить.

— Ты прав, Генри, а то так можно уснуть навсегда и потеряться.

В космосе друг напротив друга висели синий космический заяц и Генри, существо похожее строением на человека, но им уже не являющееся. Генри выглядел как альбинос, за исключением того, что радужка его глаза была неотличима от белка. Волосы, некогда бывшие русыми, стали белыми и жесткими, словно их создали из металла.

— Ну, что, заяц, после всего, что с нами произошло, мы же не останемся болтаться в открытом космосе? — спросил Генри.

— Нет, конечно. Тут недалеко у местной звезды болтаются две планеты — Новая Ирландия и Новая Исландия. Могу тебя подбросить до Новой Ирландии, туда как раз полетели мои собратья. Может, они простят меня, и я вернусь в стаю. И там, как ты догадываешься, варят чудеснейший в этом секторе галактики эль.

— Эль — это хорошо, но зачем тебе к тем, кто тебя выгнал? Поверь, заяц, такое нельзя прощать. Я вот не прощу кое-кому, что меня выкинули с корабля.

— А за что тебя выкинули? Залазь ко мне на спину и держись крепче, — заяц повернулся спиной к Генри.

— На Новой Исландии собирается археологическая экспедиция, и я хотел в ней поучаствовать, — Генри устроился у зайца на спине, обхватив заячьи бока длинными ногами и вцепившись в шерсть на лопатках. — Что может быть лучше хорошей экспедиции? Узнавать новое, разгадывать тайны, а на Новой Ирландии мы уже были. Там сейчас толпа народу. Какая-то дурацкая традиция — празднование дня святого, который на заре человечества венчал влюбленных.