Проводница подвела меня к задней части дома, открыла дверь, за которой находился общий зал. Горел камин, возле него сидела пожилая женщина с книгой на коленях.

— Кто там? — близоруко щурясь, спросила она. — Сестра Наина, ты?

— Я, — отозвалась проводница.

— А кто это с тобой, не узнаю?

— Кто, кто… Ты чего так долго сидишь, сестра Жанна? Побереги глаза, ложись спать.

— Да вот… Принесли «Книгу о Граде женском», утром заберут, а я только до середины добралась. Так дочитать хочется.

— Тогда не отвлекайся.

Наина пихнула меня в бок, чтоб двигался к лестнице, на втором этаже указала на комнату слева.

— Сюда.

Я толкнул дверь…

Комната не больше моей спальни: кровать, камин. У передней стены сундук, он же стол, на крышке кувшин, рядом в миске яблоки, виноград и кусок сыра, эдакий скромный винный наборчик. В простенке светильник, ещё один в изголовье кровати. Марго стояла у окна одетая в простой белый подрясник. Лёгкая, открытая, тонкая. Волосы свободно разметались по плечам, лицо абсолютно спокойно и немножечко уставшее.

— Ты хотел меня видеть?

Тон абсолютно равнодушный.

Я, конечно, не ожидал, что в первую же минуту она кинется мне на шею и начнёт говорить всякие ласковые слова, но ведь можно улыбнуться, а так как будто учительница на экзамене. Сильно сомневаюсь, что кто-либо из её воздыхателей удосужился чести быть принятым в этой скромной обители, только я, значит, меня выделили из общего списка. Ну так почему бы не быть более благосклонной?

— Да, хотел. Тебя Марго зовут?

— А ты бастард Вольгаст де Сенеген. Готовишься стать послушником, но для этого слишком много времени отводишь занятиям с оружием.

Она знала обо мне больше, чем положено знать незнакомой девушке.

— Ты много обо мне знаешь.

— Ровно столько, сколько знает сеньор д’Ожьё.

— Кто? А, Жировик. Точно, Щенок называл его так.

— Щенок, это тот мальчишка с большими глазами и порезанным носом?

— Да, мой маленький паж.

— Разве нищий бродяжка может стать пажом?

Она хорошо знала не только меня, но и систему распределения благ между сословиями. Пажом мог стать лишь дворянин у более титулованной особы, в крайнем случае, у родственника, и это была его первая ступень к рыцарскому званию. Щенок, как бы ни старался, выше слуги никогда не поднимется, и в лучшем случае станет сержантом, как Гуго. Но плох тот господин, который не пытается защитить своего слугу. Поэтому я сказал:

— Так ведь и бегинки не монахини.

Намёк был понят. Марго чуть-чуть приподняла уголки губ, а взгляд слегка потеплел. Она жестом указала на кувшин.

— Вина?

Судя по выражению удивления на лице Наины, меня снова выделили из списка в очередной раз. Отрадно. Рядом с кувшином стояли два стакана, я наполнил оба. Марго к своему не притронулась, я выпил.

— И не боится, — хмыкнула Наина.

— Чего? — не понял я.

— Яда, — пояснила Марго. Она взяла стакан и пригубила. — Очень удобный способ избавиться от надоедливых поклонников.

— Не для того ты меня спасала, чтобы травить.

Я покосился на неё, ожидая ответа. Марго молчала. Пришлось спрашивать в лоб:

— Почему ты помогла мне?

— Тебе пора уходить.

— В смысле «уходить»? Я только пришёл и хочу получить ответы на свои вопросы. Это так сложно — ответить?

— Наина, проводи гостя.

Напарница или прислужница, или кто там она ещё протянула ко мне руку, но я оттолкнул её. Чего она хочет, эта смазливая ведьма? То приглашает, то прогоняет. Нашла мальчика!

— Если ты не хочешь говорить, я сделаю это сам. Ты влюбилась в меня, так? Ещё там, в «Раздорке»! Ты увидела, как я обошёлся с Жировиком. Никто так не смеет с ним обходиться. А я посмел! И когда ты узнала, что он устроил ловушку, пришла к Гуго и вместе вы помогли мне выбраться. Ну ещё бы! На фоне всех твоих ухажёров, я выгляжу намного лучше. И привлекательнее! Ты хотела потрахушек? Кровать, вино. А эта твоя служанка? Предпочитаете втроём? Ну так и я не против, давайте втроём. Чё стоите? Раздевайтесь!

Марго выплеснула остатки вина мне в лицо. Его вкус подействовал отрезвляюще.

— Остынь, бастард.

Ни голос, ни взгляд её не изменились. Она как будто не услышала того, что я сейчас наговорил. А мне стало стыдно. Чего я несу? Я же… я вообще так никогда… и вдруг…

Наина снова взяла меня за локоть и потянула.

— Идём, пока на твой крик весь бегинаж не сбежался.

Она довела меня до калитки и кивнула на прощанье:

— Придерживайся крестов на церкви Сен-Пьер-о-Ноннен. Дойдёшь до неё, а дальше разберёшься, — она покачала головой. — Как же тебе вино в голову ударило.

Я развёл руками: не только в голову, но и в лицо. Мля… Я так хотел увидеть Марго, пообщаться, забацать парочку красивых шуток, а вместо этого наорал на неё, наговорил глупостей, гадостей и был с позором изгнан. Но за что? Я всего лишь спросил, почему она решила помочь мне. Прав Щенок: дура! Пошла она нахер.

[1] Движение, используемое во время атаки, чтобы нанести укол или удар по противнику.

В ворота постучали. Гуго открыл и получил древком алебарды в пах. Согнулся и молча повалился на землю. Щенок увидел это, стрелой бросился в дом. Захлопнул за собой дверь и завопил:

— Напали! Напали!

Я валялся в кровати, читал Библию, повышал умения пользования латыни. Услышав крик вскочил, и босой, в шоссах, с мечом скатился по лестнице в зал. В окно лез наёмник. Не раздумывая, рубанул его под основание шеи. Наёмник удар заметил и отпрянул, но не устоял и рухнул на спину. По двору разлетелось дребезжание.

— Где Гуго? — крикнул я.

Бледный от страха Щенок указал пальцем на дверь:

— Та… та…

Я осторожно выглянул из-за откоса. Двор наполнялся вооружёнными людьми. Это были не какие-то обезличенные люди, на каждом сюрко с гербом: белое поле с виноградной гроздью.

— У кого на гербе виноград?

— Шлюмберже.

Ага, вот кто пожаловал. Но вряд ли он действует по запросу мастера Батисты, скорее всего, это обещанный тем коричневым визит сеньора. Прибыл на разборки? Быстро. Да ещё латников с собой взял. Дверь у нас хорошая, дубовая, но её вынесут за минуту. Можно подвинуть стол, подпереть, однако надолго это атакующих не удержит. Плюс окна, ставить к ним некого. Короче, первый этаж мы проиграли.

Я махнул рукой:

— Наверх! Быстро!

Мама, Перрин и Щенок начали подниматься. В окно попытался забраться ещё один латник, без особого напряга я вогнал острие меча ему в глаз. По ту сторону стены поднялся вой:

— Пьер убит! Пьер… Господин!

— Ломайте дверь! Где арбалетчики⁈

У них ещё и арбалетчики. Совсем замечательно.

По двери ударили чем-то тяжёлым, похоже, нашей тренировочной колодой, и я быстро поднялся на второй этаж. Щенок вынес мне из комнаты обувь и котту. Я оделся — встречать гостей голым как-то неприлично — и встал возле выхода с лестницы. Шум усилился. Сколько их там? Две, а то и три дюжины. Такую ораву вооружённых людей в одиночку не удержать, да и вдвоём с Гуго не удержали бы. Гуго жалко. Что с ним? Но больше всего я переживал за маму. Меня в лучшем случае зарубят, а её… Её должны пощадить. Кто бы чего не говорил, но она благородная дама, и если с ней что-то случится, этого губошлёпа Шлюмберже обвинят в недостойном отношении к женщине. Суд его так или иначе оправдает, но ни на один турнир уже не пустят. Для него это позор. Так что он сделает всё, чтобы пострадал только я. Однако в запале боя чего только не случается, тем более что простому латнику плевать на турниры, его так и так не допустят до участия.

Внизу послышался топот, крики стали ближе. То ли выломали дверь, то ли влезли через окно и открыли. Загрохотал переворачиваемый стол, посыпалась посуда. Часть атакующих направились на кухню, остальные полезли вверх. Лестница задрожала под их тяжестью. На меня уставился бородач, мигнул и заорал: