— От кого вынюхал? — спросил я.

— От Заплатки, — обгладывая свиное рёбрышко хихикнул Кишка.

— Вы друзья что ли?

— Я вор свободный, с кем хочу, с тем дружбу вожу. Предложил вчера Заплатке торговца одного обнести на улице Мясников, а Заплатка сказал, что не может, что Жировик к Рыжей Лоле собирается. Я сначала думал, вчера, а вчера он не пошёл, значит, сегодня.

Я посмотрел на Баклера.

— Предлагаешь сейчас его валить?

— Подождём малость. Вина глотни, свининки пожуй. Я топтуна к дому Лолы послал, как только Жировик придёт, сразу и направимся.

— А если не придёт?

— Значит так и будем до утра вино пить и свинину жрать.

Вино было ничуть не лучше того, которым Баклер угощал меня в «Серой птице», а свинина слишком жирная, но я всё равно съел несколько кусков и запил остывшим бульоном. Над столом кружили мухи, садились на хлеб, на мясо, их не гоняли и, может быть, поэтому они были такие большие и наглые.

Я приглядывался к людям Баклера. Двое худощавых мужчин опасного типа, один моего возраста, второй постарше. Каждый раз сталкиваясь со мной глазами, они мрачнели и словно спрашивали: чё смотришь, благородный? Вряд ли они видели во мне то же, что я в них. Судя по изображению в зеркале, я выглядел моложе и чище, наверняка, каждый из них считал, что при необходимости прихлопнет меня как одну из многочисленных мух на столе. И никто не пытался проанализировать, каким образом я заработал репутацию бедового парня, осмелившегося прикоснуться клевцом к яйцам Жировика.

Один спросил, швыряя на пол недоеденный кусок:

— Убивать-то хоть доводилось?

— Бывало.

— Хлипкий ты какой-то. Как ты вообще к Жировику подобраться смог?

— Показать?

Я приподнялся со стула. Если этот любопытный кукушонок попробует встать, приласкаю его кружкой. Она тяжёлая, хватит, чтобы отправить в нокаут.

— Ты осторожней, Чика, — остановил его Кишка. — Знаешь как он мечом чертит?

— А ты видел?

— Ага, и сделал он это левой рукой. Располовинил псину на пустыре за то, что лаяла, прям как ты щас.

— Псину? — усмехнулся Чика. — И чё? Я теперь бояться должен?

— Решай сам, — пожал плечами Кишка.

Чика принялся всем видом показываться, что он меня не боится, однако и нарываться не хотел. Кто знает, на что я действительно способен? Хмыкнул и потянулся за пивом.

К столу подошёл пожилой топтун, склонился к Баклеру и заговорил негромко:

— На месте. С ним шестеро, как обычно. Четверо внутрь зашли, двое снаружи.

Баклер достал из поясной сумки несколько мелких монет, бросил небрежно на стол и кивнул в сторону выхода:

— Хватит сидеть, двинулись. Кишка, оставайся.

— Вот ещё! Чтоб я пропустил такое зрелище? Ни в жисть, — воришка поспешно приложился к кувшинчику с вином, поперхнулся и закашлялся, вытирая рот ладонью. — Я с вами. Постою в сторонке, позырю.

На улице накрапывал дождик. Холодная морось освежила полыхавшее жаром после трактирного угара лицо, дышать стало легче. Я накинул на голову капюшон и пошагал за Баклером. Вместе с Кишкой нас было пятеро. Кишка бесполезен, остальные натуральные головорезы по типу кабанов. Из оружия тесаки и ножи, жаль, что не прихватили пару арбалетов, но в уличных разборках такими не пользовались — западло. У бандитов тоже есть кодекс чести.

Возле дома Рыжей Лолы в свете тусклого фонаря переминались двое. Лиц не видно, но это точно не кабаны, и даже не наёмники. Одежонка дрянь, вместо тесаков дубинки. Дождь им не нравился; они ёжились и проклинали работу.

Баклер остановился и шепнул:

— Давай, Сенеген, покажи, что умеешь. Посмотрим на тебя в деле.

— Во-во, посмотрим, — ехидным голоском поддержал его Чика.

Я не стал юлить, дескать, мы команда и должны делить ответственность на всех, в том числе и трупы. Баклер имел полное право послать меня. По сути, разборки с Жировиком только моё дело, кукушата лишь группа поддержки, Поль сразу об этом предупреждал. Марать своих кровью пахана рытвинских, значит, искать себе проблемы в будущем, а меня не жалко, тем более что сам навлёк на себя беду.

Я бодрым шагом двинулся к дому, на ходу распахнул плащ, взялся за меч. Охранники заметили меня не сразу, и лишь услышав чавканье грязи обернулись на звук.

— Эй, кто там?

Я вошёл в робкий круг света от фонаря и не говоря ни слова вогнал меч в живот первому. Шагнул влево, вытягивая клинок, и широким горизонтальным рубанул второго. Охранники не удосужились не только нормально вооружиться, но и надеть что-то приличное, хотя бы гамбезоны. Первый упал на колени, всхлипнул, удерживая рвущиеся из живота внутренности, и завалился набок. Второй молча опрокинулся на спину, с силой ударившись головой о дверь.

На звук тут же откликнулись изнутри:

— Чё там? Чё шумим?

Дверь приоткрылась, и я ткнул мечом в щель. Попал во что-то сопротивляющееся. Подбежал Баклер, ухватился за дверь и дёрнул на себя. Наружу вывалился третий. Это был кабан. Одной рукой он продолжал цепляться за ручку двери, второй силился поднять билль. Чика ногой отбил дубинку и тесаком рубанул кабана по лицу.

Секунд двадцать, а у нас уже три трупа из шести, вернее, два. Первый охранник ещё был жив, дрыгал ногами и хрипел, но кровь хлестала из живота как вино из пробитой бочки. Секунда, и он замер. Вот теперь три.

— Нормально, — глядя на меня круглыми глазами, проговорил Чика.

— Заткнулись! — прошипел Баклер. — Ной на выходе, Чика, Сенеген за мной.

Он первым зашёл в дом, остановился, прислушался. Тихо. Пальцем указал мне на лестницу, сам свернул влево, Чика за ним.

Осторожно чтоб не задеть впотьмах ничего я подошёл к лестнице, ступил на первую ступень. Сверху доносились приглушённые голоса, мужской и женский. Жировик развлекался с Лолой, кажется, она пела. Ну-ну, развлекайся, падла, пока я не поднялся.

Сделал второй шаг, третий. В комнате, куда зашёл Баклер, что-то упало. Звякнуло железо, разбилась тарелка. Я замер. Что ж вы как не аккуратно? Наверху, слава Богу, не слышали. Лола продолжала петь, Жировик смеялся. Я перехватил меч в левую руку. Если пахан что-то заподозрит и надумает спуститься, левой мне легче будет его заколоть…

Опрокинулся стол, и крик, словно режут:

— Сенеген!

Секунда и снова:

— Сенеген, беги!..

Одним прыжком я слетел вниз. Из комнаты наперерез рванула тень. Я подумал Баклер, но на фоне открывающейся двери увидел контуры билля и сходу рубанул диагональным. Вопль вдарил по ушам колокольным боем. Сверху ломилось стадо быков, трещали ступени, из комнаты неслись хрипы: беги, беги… В дверном проёме встал человек. Звякнула тетива. Удар в бок бросил меня на пол. Резкая неожидаемая боль залила сознание… мл-л-л-я… никогда я такой боли не испытывал. Превозмогая её, начал подниматься…

— Живым! — раздался сверху повелительный голос Жировика. — Живым, я сказал, или самих выпотрошу.

Зажгли фонарь. Я стоял посреди коридора на одном колене, левый бок разворочен, гамбезон распушился паклей, и эта пакля быстро пропитывалась моей кровью. От её вида и от боли кружилась голова. Двое кабанов стояли у входа, один бился в конвульсиях у моих ног, сверху спускался Жировик и ещё человека четыре. Ни хера их не шесть, напутал чего-то топтун. Или не напутал, или не топтун…

С улицы вошёл Кишка, ухмылка во всю рожу. Скользнул по мне взглядом и заглянул в соседнюю комнату.

— Баклер не сдох ещё, нет? Я слышал, как он орал, — и заблеял по козлиному. — Сенеген бе-е-е-ги, бе-е-е-ги.

— Заканчивай куражится, — поморщился Жировик. — Давайте молодого туда. И огня побольше.

Кабаны подхватили меня под руки, затащили в комнату и бросили на стул. Зажгли масляные лампы, заполыхали дрова в камине. Я зажал рану и склонился вбок, как будто это могло унять боль. Отдышался, начал осматриваться. Обычный зал с камином, как у нас с мамой, только немного меньше. Два окна закрыты ставнями, длинный стол, на столе… Баклер. Кабаны разложили его и деловито привязывали, словно это не обеденный стол, а станок в пыточной.