— Ведьма! — закричали с галёрки.

Я вздрогнул. Посреди зала стояла женщина. Лет пятьдесят, седая, лицо пожёвано оспой. Руки прижаты к груди и подрагивают. Следов пыток не видно, так что вряд ли её допрашивали, тем не менее, секретарь медленно проговорил:

— На предварительном следствии признавать вину отказалась.

— Я их лечила, — оглядываясь на него прошептала женщина.

— Так лечила, что все сдохли! — выкрикнули из зала. Галёрка отозвалась одобрительным гулом.

Обвинительный вердикт я прослушал, но судя по репликам не сложно было предположить, что эта женщина — знахарка, и обвиняли её в колдовстве. Обычная статья для средневековья.

— Значит, — прево изобразил задумчивость, — надо применить к обвиняемой дорос повышенной интенсивности. Господин викарий, что вы думаете на сей счёт?

— О, полностью согласен с вами, господин судья. Сильно усердствовать необязательно, а вот что-то лёгкое, например, кнут, или пару пальцев в тисках… Я считаю, это должно помочь. В конце концов, что для неё пара пальцев? Другие-то целы останутся.

— Так и поступим, — прево ударил жезлом. — Решение по делу Сельмы из Баварии откладывается до…

Секретарь вскинул руку.

— Э-э-э, господин судья, один момент. Аббат монастыря Святого Ремигия вышел к следствию с просьбой не применять к подсудимой пытки. Она была проверена на причастность к сделке с дьяволом и…

Секретарь просмотрел лист, перевернул, взял другой.

— И? — в один голос вопросили Лушар и Бонне.

— Ничего подобного зафиксировано не было.

— Кем проводилась проверка? — прево подался вперёд, всем видом показывая, что не согласен с мнением эксперта по выявлению в людях дьявольщины, и готовился жёстко его оспорить.

— Лично отцом Томмазо, господин судья.

Лушар вернулся в прежнее положение, желание что-либо оспаривать пропало.

— Что ж, отец Томмазо не может ошибаться, это лучший эксперт в вопросах экзорцизма. Если он не смог обнаружить вину этой женщины… Суд назначает ей две недели тюремного содержания на хлебе и воде.

Галёрка взорвалась.

— Сжечь ведьму! Сжечь! Сжечь! Сжечь!

— Ведьма! Будь она проклята! На костёр её!

Народ ожидал другого приговора. Не знаю, кто там сдох от её врачевания, но вряд ли она занималась лечением сильных мира сего. В подобном одеянии её бы ни в один приличный дом не пустили, а для приведения пациентов в горизонтальное положение с последующей отправкой на кладбище у обеспеченных граждан есть медики, обучавшиеся в Парижском или каком-либо ином университете.

Это, конечно, сарказм, но средневековая медицина от правосудия ушла недалеко. Я же помню, я учился с будущими медиками. Если бы кто-то из моих бывших современников ознакомился с рецептурой некоторых лекарств или методичками по лечению различных болезней, он бы предпочёл сам себе сделать харакири, ибо это будет не так болезненно и по любому быстрее.

Так что зря народ наезжал на знахарку. Вполне возможно, ей попались неоперабельные случаи, и она в принципе не могла помочь. Такое бывает, увы, тем более что сам отец Томмазо проверял её на сговор с дьяволом и не нашёл к чему придраться. Я хорошо помнил этого человека — его руки на моей голове, взгляд, голос и страх, который пришлось испытать. В мистику я не верю, но если что-то подобное существует, то он точно разбирается в дьявольщине.

Прево застучал жезлом, требуя тишины. Народ не хотел прислушиваться к нему, но после того, как стража вышибла из зала несколько особо рьяных зрителей, крики пошли на убыль. Пока они не стихли окончательно, ко мне снова подбежал адвокат и шепнул:

— Готовы? Вы следующий.

И почти сразу секретарь громко проговорил:

— Бастард Вольгаст де Сенеген! Обвиняется в ложных сообщениях о пожаре, в результате чего многие граждане выбежали на улицу в неподобающем виде, а монахи ордена кармелитов весь остаток ночи на спали и молились, чтобы огонь не поглотил монастырь.

Секретарь протянул господину Лушару бумагу.

— Это общий иск к бастарду де Сенегену на сумму сто восемь ливров.

— Сколько⁈ — всхлипнул я от неожиданности. — Да вы там не ох… как много-то…

Сумма действительно оказалась чрезмерной. Сто восемь ливров! Прево Лушар смотрел на меня с умилением, и в глазах его читалось: я же предлагал тебе продать дом. Не захотел. Теперь получи. Но мне было плевать, что он там предлагал. Где я возьму столько денег? Сто восемь, мать их, французских ливров! Да мой дом вместе с конюшней и Лобастым столько не стоит. Сколько за него дадут? Два этажа, большой зал, кухня, две спальни, подвал, двор. Крыша под черепицей, запас дров в конюшне. Ну пусть шестьдесят ливров. Где я возьму ещё сорок восемь?

Я посмотрел на адвоката. Тот держал руки на уровне груди и похлопывал в ладошки, ожидая, когда ему предоставят слово. Вроде даже напевал что-то. Прево косился на него не по-доброму. Всё это судебное действо имело целью лишить меня собственности. Лушар человек мастера Батисты, и он сделает всё, чтобы порадовать патрона. Адвокат представлял интересы противников Батисты, к каковым, получается, относятся монахи монастыря Святого Ремигия. Я перекрестился: да поможет им бог.

— Позволите, господин судья? — вскинул руку адвокат.

Лушар минуту сверлил его взглядом, словно надеясь, что тот отступит, но адвокат сиял ярче полуденного солнца и никуда отступать не собирался. Галёрка угомонилась и замерла.

— Хотите что-то сказать?

— Да, да, да, да. Очень хочу, очень. По сути, для этого я сюда и прибыл, — адвокат говорил быстро, словно боясь опоздать куда-то. — У меня вопрос: кто видел, как господин де Сенеген кричал «пожар»?

Викарий Бонне закашлялся, а прево недоумённо развёл руками:

— Не понимаю вас. Что значит «кто видел»? Много кто видел. Свидетелей несколько десятков человек…

— И все они видели, как мой подзащитный господин де Сенеген бежал по улице и кричал «пожар»?

Лушар сузил глазки, не понимая, куда клонит адвокат. Ему не нравились вопросы, но тем не менее он был вынужден кивнуть:

— Видели. Многие видели. Старшина цеха каменщиков и штукатуров мастер Жан Мишель нашёл свидетелей, провёл опрос, тщательно записал показания и представил их суду. Они здесь, у секретаря. Мастер Мишель тоже здесь и может подтвердить мои слова. Так же на заседание нами вызвано несколько свидетелей. Всех, сами понимаете, вызвать возможности нет, их слишком много, но имена так же записаны и находятся у секретаря. Мы можем представить вам списки.

— Что вы, что вы, — адвокат снова начал похлопывать ладошками, — я ничуть не сомневаюсь в наличие таких списков и записей. Я весьма рад, что показания и имена свидетелей зафиксированы документально, и вы только что подтвердили это публично.

Лушар занервничал.

— Что вы имеете ввиду?

— О, всего лишь прямоту и честность нашего уважаемого суда. Могу я опросить свидетелей?

— Не уверен, что такое возможно.

— Согласно дополнению к Великому мартовскому ордонансу от тысяча триста пятьдесят седьмого года каждый адвокат в праве проводить опрос свидетелей, относящихся к рассматриваемому им делу, а также требовать предоставления всех документов…

— Великий мартовский ордонанс был отменён год спустя после подписания, — насмешливо перебил его викарий. — Вы отстали от жизни на семьдесят лет, почтенный.

И засмеялся, тряся вторым подбородком.

— Верно, ордонанс был отменён, — адвокат не выглядел удручённым. — Но не дополнение. Его статьи продолжают действовать на территории Франции, что подтверждается отдельными указами сначала короля Карла V, а потом и Карла VI.

— Шампань больше не является территорией Франции, — не сдавался викарий, и перекрестился. — Нашим сюзереном является Генрих V Ланкастерский, король Англии, да продлит Господь его дни.

— Так и есть. Однако вы забываете, господин Бонне, что земли французского королевства не были официально включены в состав Англии. Генрих V правит Францией под именем Генриха II Французского, поэтому осмелюсь утверждать, что Шампань по-прежнему является территорией Франции, и ни один из прошлых указов на сегодняшний день не отменён.